— Лучше отойди, иначе ударит током, морские угри не любят, когда за них хватаются, — предупредил кто-то.
Ота уставилась на прутья и с криком отпрыгнула. Прутья зашевелились, блестя черной, словно у змеи чешуей — угри приняли волнообразную форму, и вдоль их тел пошла светящаяся голубая волна.
— Где я? Кто вы? — спросила она.
— В королевстве морского владыки, он повелевает водами Маэльстрема. Решает, каким кораблям уцелеть, а каким сгинуть на дне или же быть сожранными морскими чудовищами. Их здесь много, — мужчина усмехнулся. — Я такой же пленник, как и ты, но сижу по делу, а что натворила ты? Я слышал от стражников про раненого принца, неужели ты покусилась на королевскую кровь и решила выйти сухой из воды?
Он насмехался над ней, и Оталии стал неприятен его голос.
— Сухой я не вышла, промокла насквозь, — огрызнулась она, отсев подальше от опасных угрей; те замерли, не подавая признаков жизни. — Принц жив?
— А мне почем знать? — он помолчал. — Но, думается, вполне, иначе тебя бы здесь не было. Неудачница.
Вскоре мимо проплыл стражник, широкоплечий тритон, по пояс закованный в серебристые доспехи. Его руки до запястий покрывала защитная чешуя, а бронзовые волосы были переплетены в тугую косу. В руке он нес два зеленых мешочка. Остановившись перед камерой Оталии, протянул руку — и угри разошлись в стороны, мешочек упал на пол. Брешь закрылась.
— Сегодня бал, и вам достался поистине королевский обед, — процедил стражник.
— Крабы и черная икра с жалкими водорослями — это, по-твоему, достойный короля обед? — фыркнул пленник.
Оталия подползла к мешочку: он оказался из плотных широких водорослей, внутри в раковине поблескивала икра, а рядом лежали ножки крабов.
Такое часто подавали к столу, отец любил морепродукты, и нередко в кухне пахло жареной рыбой. С треском разломав ножку, Оталия попробовала мясо — сочное, не пересоленное, отличный способ утолить голод.
«И чем ему не угодили крабы», — подумала она, бросив взгляд на стену, за которой сидел сокамерник. Икру из раковины принцесса аккуратно вылизала, похрустывая икринками, и закусила водорослями, те так же оказались вполне съедобными, но не утолили жажду.
Остатки принцесса вернула к прутьям, ожившие угри распахнули пасти и сожрали все до последней ракушки.
— Такие и косточки от тебя не оставят, если вздумаешь бежать, — усмехнулся, причмокивая едой, узник.
— Нам не дадут воды?
— Сколько хочешь, она тебя окружает, — засмеялся он.
Оталия удивленно пошевелила руками и ногами:
— Хм, не чувствуется…
— Дура! С чего бы тебе ее чувствовать? Пока ты в темнице — никуда не сбежишь, но за ее пределами захлебнешься как миленькая и станешь трупиком.
Приблизившись к прутьям, Ота попыталась разглядеть, не плывет ли стражник:
— Простите! Есть здесь кто-нибудь? Я очень хочу пить!
— Кричи громче, может, услышат, — мужчина противно захихикал. — Все на балу, им нет дела до заключенных. К тому же нас здесь всего двое.
— Почему всего? Где остальные? — Ота села на пол и скрестила ноги.
— Скормили морским тварям — кракену, змею и прочим домашним зверушкам короля и его чокнутых сыночков.
— За что вас сюда посадили?
«Если за длинный язык, то вполне понятно. Кто станет терпеть такого хама, да еще и при дворе».
— Ты просила воды? — перед ней возник очень даже живой принц, хоть и обмотанный водорослями вместо бинтов.
— Тритон, ты жив, — Ота быстро поднялась, но не посмела коснуться прутьев.
— Еще бы, твоими стараниями, — его волосы также были переплетены в косу, золотые браслеты на предплечьях сменились нефритовыми, а лоб венчал ободок в цвет. В одной руке он сжимал узкую бутылку из голубого стекла, а другой провел поверх угрей, и, зашевелившись, те образовали овальный проход. — Выходи скорее, — принц протянул руку, но тут же ее легкие заполнились водой, и она вытаращила на тритона глаза.
— Эх, морской змей меня задери, совсем забыл про кислород, — он шлепнул себя по лбу и, притянув девушку к себе, впился в губы поцелуем, вдыхая в ее легкие заветный воздух.
Поцелуй был холодным и солоноватым, губы слегка покалывало. Тритон протолкнул ей в горло что-то крохотное, и принцесса проглотила, а затем поняла, что может дышать.
— Это было обязательно? — спросила Оталия, вытирая губы.
— Нет, но я хотел отблагодарить за лечение, и так передать кислородную жемчужину было проще, — ухмыляясь, ответил принц. — Пойдем, — он по-прежнему держал ее за руку.
«Ну и пройдоха!» — девушка покачала головой, осуждать тритона она не могла, а поцелуя ей не жалко.
— Нас не хватятся?
Но принц не успел ответить.
— Стража! Побег! Побег! — заорал дурным голосом узник.
— Предатель, — процедила Оталия, и принц потянул ее за собой, активно работая хвостом. Принцессе даже не пришлось идти, она плыла следом, пока они не спрятались за гардиной из водорослей. Мимо с шумом проплыли стражники.
— Ох и втянул я тебя, — прошептал тритон. — Ладно, нам недалеко.
И вновь она плыла, чувствуя себя деревянным бочонком, который тащат по воде, а он беззаботно бултыхается на волнах.
Принц приволок ее в слабо освещенную пещеру, посреди которой в полу зиял черный провал: темная вода мерцала в нем, отражая их лица, словно в зеркале.
— Надеюсь, ты не хочешь скормить меня морской колдунье, или кто у вас здесь водится? — у Оталии по спине пробежали мурашки.
— Нет же, — тритон похлопал ее по плечу. — Это твой безболезненный выход на землю, или ты хочешь плыть кракен знает сколько под водой, среди монстров и прочих домашних зверушек отца?
Девушка покачала головой и вновь заглянула в «зеркало»; страх никуда не исчез, она перевела взгляд на бутыль, которую принц держал в руке.
— А это что?
— Ой, я же тебе попить нес, — и вручил ей.
— Ох уж… эти принцы, голова-решето, — но с жадностью выпила столько, сколько смогла, а бутыль не опустела. — Все, готова отчаливать, — вспомнила она фразу побывавшего у отца на балу моряка.
— Представь свой дом, там есть где-нибудь река, озеро или пруд? — спросил тритон.
— Колодец подойдет?
Принц наморщился:
— Ну если только ты умеешь лазать по стенам, придется долго выбираться. Я так однажды угодил в один, так просидел там почти неделю, зато славно попугал местных девиц. Повадились мне на голову ведра сбрасывать, полоумные, а как кричать начинали, у меня от эха голова пухла.
— А говорил, что никуда не выбирался, врун, — поддела его принцесса.
