Когда они пришли в пасторат, леди вручила миссис Батлер письмо, которое она отобрала у Нокдандера, пожала слегка ее руку и сказала:
— Не будете ли вы настолько добры, мадам, чтобы дать мне немного молока?
— А мне немного вина, миссис Патлер, — добавил Дункан.
Миссис Батлер вышла из комнаты и, поручив Мэй Хэтли и Дэвиду исполнить желания гостей, поспешила к себе в спальню, чтобы прочитать письмо. Конверт был надписан рукой герцога Аргайла, а в письме он выражал просьбу оказать любезный и вежливый прием знатной даме, близкому другу его покойного брата, — леди Стонтон из Уиллингема, которой врачи посоветовали пить козье молоко, вследствие чего она почтит своим присутствием Рознит, а муж ее тем временем отправится ненадолго в Шотландию. Но внутри того же конверта, врученного герцогом леди Стонтон в незапечатанном виде, находилось письмо от нее самой, которое должно было подготовить сестру к ее приезду, если бы капитан не забыл вручить его накануне вечером миссис Батлер. В письме говорилось, что сообщение, полученное ими от Джини, показалось ее мужу настолько важным, что он решил разузнать поподробней о признании, сделанном в Карлайле, и о судьбе того несчастного младенца; и так как он добился некоторых успехов в этом направлении, ей удалось после долгих молений, пообещав соблюдать самое строгое инкогнито, выпросить его разрешение на двухнедельную поездку к сестре или куда-нибудь по соседству с ней, пока он сам занят поисками, на которые возлагает большие надежды, хотя лично она в них не верит.
В постскриптуме говорилось, что леди Стонтон сама решит вопрос о форме своих взаимоотношений с сестрой и что Джини должна в этом всецело положиться на нее. Прочтя письмо несколько раз, миссис Батлер поспешила вниз, снедаемая, с одной стороны, желанием броситься сестре на шею, а с другой — страхом ее выдать. Эффи встретила Джини любящим и в то же время предостерегающим взглядом и сейчас же начала разговаривать.
— Я только что сказала мистеру… капитану… этому джентльмену, миссис Батлер, что если вы согласитесь выделить мне комнату в вашем доме и место для Эллис и двух слуг, меня это устроит гораздо больше, чем охотничий дом герцога, который он так великодушно предоставил в мое распоряжение. Мне советовали поселиться как можно ближе к тому месту, где пасутся козы.
— Я пытался уверить ее милость, миссис Патлер, — сказал Дункан, — что, хотя вас, конечно, нисколько не стеснит принять гостей его милости или моих гостей, ей все-таки лучше остановиться в охотничьем доме; а что до коз, то их можно перетащить туда, потому что им больше пристало следовать за ее милостью, чем ей таскаться за этими тварями.
— Ни в коем случае не трогайте из-за меня коз, — вмешалась леди Стонтон. — Я уверена, что это может ухудшить качество их молока. — Она произнесла это с видом томного пренебрежения, как человек, привыкший к беспрекословному исполнению малейших своих желаний.
Миссис Батлер поспешила сказать, что дом, каков он есть, всецело в распоряжении леди Стонтон, но капитан продолжал упорствовать.
— Герцог, — говорил он, — написал…
— Я все улажу с его светлостью.
— И потом из Глазго послали вещи…
— Все необходимое можно переслать в пасторат. Прошу вас, миссис Батлер, указать мне мою комнату, а вас, капитан, переслать сюда из Рознита мои сундуки и все прочее.
И она учтиво избавилась от бедного капитана, который ушел, проклиная ее в душе: «Черт бы побрал ее английское нахальство! Завладела домом пастора, словно он ее собственный, и разговаривает с шентльменами так, будто они ей в слуги нанялись, провалиться бы ей! А тут еще ради нее застрелили оленя; придется, видно, переправить его в пасторат, надо сделать это поскорей, раз я навязал бедняшке миссис Патлер эту ветреницу». И, преисполненный этих добрых намерений, он отправился к берегу отдать соответствующие распоряжения.
А тем временем встреча сестер была столь же нежной, сколь необычной, и каждая проявляла свои чувства соответственно своему характеру. Джини была так взволнована и ошеломлена, что казалась просто подавленной переполнявшими ее трепетными и глубокими чувствами; Эффи, наоборот, плакала, смеялась, всхлипывала, восклицала и всплескивала руками от радости — и все это на протяжении каких-нибудь пяти минут: природная живость ее характера (которую она, однако, выучилась так хорошо обуздывать, когда этого требовал этикет) проявилась теперь сразу и безудержно.
После того как в изъявлениях обоюдной нежности час промелькнул, как одна минута, леди Стонтон заметила капитана, нетерпеливо прохаживающегося под окнами.
— Опять этот надоедливый и глупый горец свалился на нас, — сказала она. — Я попрошу его осчастливить нас своим отсутствием.
— О, не надо! Не надо! — воскликнула миссис Батлер умоляющим тоном. — Нехорошо, если капитан рассердится на тебя.
— Рассердится? — переспросила леди Стонтон. — Никто никогда не сердится на то, что я говорю или делаю, дорогая моя. Однако, если ты хочешь, я ради тебя готова терпеть его.
И леди Стонтон милостиво пригласила капитана к обеду. Бесцеремонная и дружеская фамильярность, с которой тот относился за столом к миссис Батлер, являла собой приятную противоположность старательной и дотошной услужливости, оказываемой им великосветской даме.
— Мне не удалось убедить миссис Батлер, — обратилась леди Стонтон к капитану, когда Джини вышла из столовой, — принять от меня какую-нибудь компенсацию за мой налет на ее дом и захват его.
— Оно и понятно, мадам, — ответил капитан. — Миссис Патлер, такой порядочной шенщине, совсем не подходит брать плату от леди, которая приехала к ней из моего дома или дома его светлости, что одно и то ше по сути дела. А что до захвата, то в сорок пятом году, когда я разместился с моими двадцатью ребятами в одном доме в Инвер-Гэрри…
— Простите, сэр, но мне бы хотелось знать, чем я могу отблагодарить эту славную женщину.
— И вовсе ее не надо ничем благодарить, ей от этого нет никаких хлопот, совсем никаких. Так вот, когда мы были в этом доме в Инвер-Гэрри, я боялся, как бы там чего не вышло, потому что народ там кругом ненадешный и…
— Может быть, вам известно, сэр, — спросила леди Стонтон, — не имеют ли те двое юношей, молодые Батлеры, призвания к военной карьере?
— Чего не знаю, того не знаю, ваша милость, — ответил Нокдандер. — Так вот, значит, я знал, что народ там довольно-таки вредный и доверять ему никак нельзя, а тут еще слышу как-то волынку в лесу, ну, я не растерялся, приказал своим ребятам взять рушья и…
— Если бы их интересовала военная карьера, — сказала леди Стонтон, безжалостно прерывая захватывающий рассказ, — то сэру Джорджу ничего не стоило бы устроить одного из них в военное ведомство, так как мы всегда поддерживали правительство и никогда не имели разногласий с министрами.
— А мошет быть, ваша милость, — заявил Дункан, на которого ее слова произвели, очевидно, впечатление, — попросить сэра Дшордша пристроить туда заодно и моего племянника, Дункана Мак-Дшиллигана? Парень он неплохой, а ростом такой молодец, что будет с обоих батлеровских ребятишек, коли их друг на друшку поставить. А вашему мушу не все ли равно — просить за одного или двух?
