Лукас потемнел лицом:
— Я был глуп и не поверил, что нашел истинную.
— Тебе так понравилось издеваться надо мной, что решил и сейчас продолжить? Весело?
— Я никогда не верил в истинные пары! — огрызнулся он. — Особенно среди колдунов. Редкость же несусветная! Отец пятерых жен разменял, а счастья так и не нашел.
— Теперь я понимаю, в кого ты такой уродился, — едва не выплюнула ему в лицо, подбирая слова пообиднее. Пусть ему будет хоть чуток больно. Пусть! — Колдун! Рогатый!
Мужчина скривился.
— Уже рогатый? Опыта за эти годы поднабралась, ведьма?
Что это: задетое самолюбие или действительно ревность?
— Не все же тебе развлекаться.
Лукас резко рванулся вперед с перекошенным от злобы лицом и я успела испугаться. Зашибет ведь!
Так проворно пыталась отскочить, что сдуру головой стукнулась о ствол ели: вот и разноцветные светляки поплыли перед глазами. Колдун положил мне руку на затылок и рывком притянул к себе. От его ладони чувствовался приятный холодок. Магичит?
Смалодушничала — тоже мне ведьма! — и крепко зажмурилась. А вместо удара получила жгучий поцелуй. Действенный способ заткнуть разбушевавшуюся женщину!
Этот предатель не ласкал, нет. Скорее завоевывал, утверждал свою власть и даже за что-то наказывал. Интересно, какую именно вину он мне приписал? Поставил клеймо распутницы? Чья б телка мычала, Лукас, как поговаривают…
Я не сопротивлялась, расслабилась, наоборот, подалась всем телом к искусителю. Сдалась? Да! Позволила забыться на мгновение. Только бы стать ближе! Хоть на секундочку пробраться в его душу и попробовать там малость задержаться. Вскоре атака на мои губы сменилась неспешными ласками.
Лучше бы ударил! Эта нежность рвала сердце похуже любой боли за последние десять лет…
Как и тогда, стоило проклятому колдуну меня коснуться — окружающий мир поплыл, перестал существовать. Вот я и пропустила момент, когда Лукас стал напевать связующее заклинание на древнем языке. То самое!
— Нет! — дернулась, зло прошипев. — Не смей!
Мужчина лишь обнял меня крепче. Опоздала! В груди потеплело, ключицу и шею обожгло острой болью. Я вскрикнула, перед глазами блеснула алая вспышка. И все прекратилось с последним произнесенным словом Лукаса. Лишь на коже все еще ощущалось неприятное жжение, как слабый отголосок чего-то большего.
Отодвинувшись от гада совсем немного, я оттянула ворот рубахи и ахнула:
— Что ты наделал? — от левой груди по ключице и боковой части шеи простиралась связующая вязь. Колдовские знаки, древние руны алели на бледной коже, словно ягода с горы Ида на снегу. Проклятье!
В прошлый раз я с нетерпением ждала проявление уз на теле, чего так и не случилось. Теперь же, руны вызывали во мне лишь жгучую ненависть. И только ничтожную каплю былой теплоты. Капелюшечку, клянусь ведьмовской праматерью! И то всему виной проклятая надежда, так не вовремя вновь проснувшаяся.
— Начал исправлять собственные ошибки.
Я заметила точно такую же печать уз и у Лукаса. Пожалуй, только руны покрупнее, да вязь двух цветов: алая и черная. И пусть позже я пожалею о собственном откровении, но ведьме во мне знак принадлежности ох как понравился. Та еще собственница. Я досадливо скривила нос.
— Больно? — тут же всполошился колдун.
Разве я признаюсь? Не дождется!
— Варвар!
Лукас хмыкнул.
— Уже даже не колдун рогатый?
Отчего вдруг он такой счастливый? Прямо бесит!
— Шут, — обиженно фыркнула.
Неуместный смех он спрятал в кулаке, покашливая. На несколько мгновений мы оба замолкли, слушая ночную тишину, лес, уханье филинов и собственные мысли. Спиной опираясь о ствол, я больше не пыталась отодвинуться от мужчины. Как ни досадно, его близость мне по-прежнему жутко сильно нравилась. Оттянув ворот рубахи, я сосредоточенно дула на вязь. Жжение почти прекратилось, но заняться было нечем. Не пялиться же на колдуна влюбленной дурехой?
— Давай посмотрю, может, ледяное заклинание наложить? — первым нарушил молчание он. — Перестанет жечь.
— Лучше сгинь с моих глаз! — отмахнулась, судорожно соображая, как же поступить дальше.
Лукас вновь связал наши души, как истинных. И вновь в Самайн, когда любые заклинания в разы сильнее! Ну что за напасть?! Одно радует: пока между нами не будет телесной близости — связь так и останется односторонней. Значит, откат из-за очередного предательства мужчины по мне не ударит.
А на ритуал единения, что сделает нас супругами пред лицом рода, ковенов и богов, завершив связь, я и вовсе соглашаться не собираюсь. Поумнела. Достаточно былой науки.
— Ниэла…
— Сгинь!
— Посмотри на меня, малышка, — и вновь этот соблазнительный тон. Гад гадский! Знает, где у ведьмы слабость!
Нахохлилась, отвернулась. А вот и не послушаюсь! Окостенею у дерева и все тут! Упрямство всегда рождается вперед ведьм!
Лукас положил ладони мне на шею, кончиками пальцев погладил кожу у горловины рубахи и заставил повернуться к нему. Не приказом, томительной лаской.
— Десять лет геенны без тебя, Ниэла, — прошептал он мне в губы.
И голос такой проникновенный, а взгляд искренний, умоляющий. До противной дрожи в коленках. Вот злыдень!
— Десять лет геенны из-за тебя, Лукас Дэ Кадари, — моим ответом хоть сейчас ледники режь. Прямо зауважала себя за выдержку! Вот оно невиданное ведьмовское хладнокровие.
— Любим…
— Не смей! — возмущенно взвизгнула. — Самому лгать и выкручиваться не надоело?
— Я не…
— Хватит! — я гневно пихнула его в грудь. Удар переплелся с синими искрами, сияющим роем вдруг вылетевшими из моих ладоней.
Лукас дернулся. Его откинуло едва ли не на противоположную от меня сторону поляны. Колдун шумно ударился оземь и затих. С ужасом разглядывая неподвижное, в позе звезды, тело, я только теперь заметила, что он успел оголиться до исподнего. Шустрый какой, однако!
Я не могла пошевелиться. Словно в землю вросла. Мир сузился до затихшего колдуна и двух крайне важных вопросов.
Магия вернулась?
Я пришибла Лукаса?
Как только картинка перед глазами перестала расплываться, я хорошенько присмотрелась: грудная клетка мужчины ровно поднималась и опускалась — живой значит. Трезво думать мешал противный писк. Встряхнувшись, закрыла рот. Звук прекратился. Проклятье! Я сделала вид, что ничего не произошло и рядом просто пролетал рой взбесившейся мошкары. Поздней осенью. Крайне особый вид насекомых. Ведьмы же не визжат, не переживают за других, особенно за предателей, не любят и не плачут. Да и кто знает, что за писклявые твари водятся в этом лесу?
