— Нет. — Вернуть ему его «не льсти себе» язык не повернулся. — Не во все двери еще побилась головой.
— Может, побережешь голову? Мне она нравится.
— Неужели? — В офисе еще тихо. Я приехала рано, надеясь проскользнуть в кабинет до прихода босса, но не вышло. Не знала его привычки вообще. — Что ты от меня хочешь? Только честно?
Вопросы сами сорвались с губ, будто я забылась, кому их задаю.
— Проходи, — повел рукой в сторону своего кабинета. — Кофе будешь?
— Нет.
— Не пьешь?
Я слышала, как он вернулся к столу секретаря за своим.
— Ладно, буду, — обернулась. — Спасибо.
Он принялся за кофеварку, а я — за его рассматривание. Когда бы еще мой взгляд кто-то так притягивал? Но в Рэде все будто гипнотизировало. Особенно руки с дорогими массивными часами на запястье. Они просто созданы друг для друга. Я даже прикрыла глаза, пытаясь протрезветь от этого пьянящего воздействия, и отвернулась к окну.
— Печать вчера жгла больно, — глухо пожаловалась.
Звякнула тихо чашка, послышался вздох:
— Я говорил: пока не выполнишь условий, будет жечь…
21
— Каких условий? — я обернулась.
— Всему свое время, Бабочка, — улыбнулся он одними глазами.
— Это больно, — шагнула к нему.
— Не воюй со мной, не будет больно, — спокойно заявил.
— С чего ты взял, что со мной так можно? — процедила, приближаясь вплотную. Даже на каблуках я смотрела в его глаза, задрав подбородок.
— Ты — моя, — охрип его голос.
— Что это значит? — я злилась.
Наши голоса синхронно обратились в шепот, будто мы с ним говорили о чем-то личном, интимном и секретном. Он вдруг вскинул руку к шее и притянул к себе, а у меня едва не подкосились ноги.
— У каждого инквизитора есть своя салема, — зашептал в губы, почти касаясь их, щекоча горячим дыханием. — Ты — моя салема. Я звал тебя — ты откликнулась.
— Что за бред? — скривила губы, дернувшись, но бесполезно.
Он сжал свои противозаконно привлекательные руки в моих волосах и притянул к себе:
— Вернешься сейчас за свое рабочее место и напишешь еще один вывод: не называть то, что я говорю, бредом. Предвзятость, обесценивание получаемой информации и отказ от восприятия фактов не пойдут тебе на пользу как адвокату. Понятно? — он легко тряхнул меня, как котенка.
— Понятно.
И снова счет вел он. Ощущение, что поддавался по всем фронтам, позволяя «забить», но я безбожно тупила в сантиметре от страйка, выводило из себя.
— Свободна. — Руки исчезли. — Кофе, — бросил небрежно, направляясь к своему столу.
— Что мне делать? — я сложила руки на груди.
— Попить кофе для начала, — он уселся в кресло. — Я тут никому еще не делал кофе.
— Ты мне дал доступ к системе данных. Зачем?
— Глупый вопрос, — сложил он локти на стол. — Ты работаешь тут.
Мы оба игнорировали кофе.
— Я читала вчера о деле Нонны Хардинг.
— И?
— Единственная причина, почему я сегодня приехала — ты, похоже, выходишь далеко за рамки инквизиторских обязанностей. В твоем отчете нет обвинений, нет причин самовозгорания, ты ясно даешь понять, что ее убили.
— Я так не писал.
— Между строк.
Он тяжело вздохнул:
— Выпей чертов кофе. Сядь здесь и выпей.
Я улыбнулась против воли:
— А ты не любишь, когда что-то идет не по плану, — направилась к креслу. — Уверен, что не хочешь от меня избавиться, пока еще можно?
— Мне казалось, это ты хотела от меня избавиться, — он снова искушал меня своими руками, сцепив их в замок передо мной. — И я не дождусь, когда ты проиграешь, сядешь мне на колени и попросишь тебя спасти.
Тишина начинала нервировать.
— Спасают обычно по-другому, — взяла я чашку в руки.
— Я могу тебя спасти по-всякому.
— Я хочу помочь тебе в этом расследовании. Ты ведь ведешь следствие?
— Я этого не говорил, — проследил он, как я делаю глоток и облизываю губы.
— Ты ведь можешь заставить ведьму сгореть? — прищурилась я.
— Да, могу. Наш дар заключается в том, чтобы убивать вас.
— Но ты не тронул Нонну. В отчете сорок два исследования всего, что осталось… — Он мрачнел на глазах и, казалось, терял интерес, но я не унималась. — Ты искал причины.
— Это — моя работа, — перебил раздраженно. — Или ты думаешь, мне проще просто сжечь салему без следствия?
— Обычно нас сжигают без следствия, — выпрямилась я.
Почему-то было чувство, что неплохо бы научиться бегать не только за Верноном, но и от него. Прежде чем долбить его своими версиями вот так вот с утра пораньше.
— Я тоже раньше сжигал без следствия. — Он хотел от меня отделаться сейчас. И, что более странно, — ему было больно об этом вспоминать, думать и говорить.
— Я только начала было думать, что ты — не такой, и я могу действительно многому у тебя научиться, как снова получаю красную карточку.
— Да, получаешь. Я не просил тебя лезть во все дела, которые тебе понравятся, — и он отвернулся к мониторам.
— Тогда я пошла, — пожала плечами и поднялась с кресла.
— Куда ты пошла? — неожиданно раздраженно прорычал он. — Я не разрешал.
— Ты сказал, что я свободна несколько минут назад, — наслаждалась его бешенством. — Здесь мне делать нечего, работой ты делиться не хочешь, а это значит, у меня есть основание накатать на тебя жалобу в комиссию по трудоустройству.
— Я люблю кружевное белье, — усмехнулся он мне в спину. — Имей ввиду, когда придешь ко мне на колени.
Продемонстрировав ему средний палец, я вылетела из приемной. Но, как и обещал Рэд, весь день только тратила время впустую. Обращение в комиссию академии не дало ровным счетом ничего. Я только час потратила на ожидание аудиенции, и меня выставили уже через пять минут. Угрозы подать в суд тоже не возымели никакого результата — глава комиссии только покачал головой и глянул на меня, как на больную. Пролетая по холлу, я наткнулась на недовольную Ким. Как она вообще умудрилась не пасть жертвой разъяренной фурии в моем лице, не понимаю. Оценив мое состояние, она утянула меня в парк во внутреннем дворе:
— Рассказывай, — приказала сухо, усаживая меня на скамейку под плакучей ивой. — Что случилось?
— Ничего, — пожала плечами. — Есть покурить?
22
— Брось, Би, ты пыталась отказаться от практики!
