— Да, мне нужно большее… Я не сразу это понял.
Дальше мы ехали молча. Бэрри больше не закрывала глаз, рассматривала меня, а я — город. Будто впервые его увидел, таким живым тот показался. Оказывается, в Лэйдсдейле столько парков, которые вечером так красиво подсвечены, что город временами казался сказочным. Или это с ведьмой в руках все играло совершенно другими красками, но меня устраивало.
— Я заказал еду на свой выбор.
— Ну ты же сказал, что будешь спрашивать завтра, — приподнялась она у меня на коленях, когда мы приехали.
— Как ты узнала мой адрес и смогла попасть внутрь?
— Не скажу.
— Ладно, я сделаю вид, что не догадался, — улыбнулся я, подавая ей руку.
Конечно же, ей сказала Дана, кто же еще? И пустила ее тоже она, потому что занимается доставками мне документов и одежды из прачечной.
Бэрри зябко куталась в плед, когда мы шли к подъезду.
— Классная она у тебя, — оглядела себя в пледе перед лифтом.
— Кто? Дана?
— Сильва. Мы с ней напились кофе и накурились классных сигарет.
— Молодцы какие, — и я завел ее в лифт. — Что рассказывала тебе?
— Что ты — редкий козел, — откинула голову, упираясь обессилено в панель.
— Врешь, — рассмеялся я.
— Немного, — довольно улыбалась она, такая уютная, сонная и взъерошенная, что хотелось сгрести в охапку и вернуть себе на колени.
В квартире Бэрри скинула туфли, плед и сразу направилась в душ. Я проводил ее с улыбкой и принялся накрывать ужин. Хотелось исправить вчерашний вечер и ночь и закончить его правильно, с Бабочкой в руках. Да и она не дергалась больше. Вернулась в своем халате, снова мокрая…
— В наше время мужчины готовят ужин?
— Не знаю, я отстал, — поставил перед ней тарелку со стейком и печеными овощами. — Да и… не волнует меня это особо.
— Я бы на твоем месте не была так самоуверенна, — взялась она за вилку и нож, — как начнешь, так придется и продолжать.
— Я смогу кормить тебя ужином каждый вечер, — сел напротив.
Аппетита не было, да и голод я испытывал совершенно другого рода. Смотреть на мокрую девушку, которая с аппетитом жует сочный стейк, оказалось завораживающе.
— Только так смотреть не обязательно, — зыркнула она на меня.
— Пока не могу насмотреться, не мешай, — усмехнулся. Старался быть мягче, но у меня не получалось.
Она притягательно облизнула губы и без всякого смущения продолжила есть. А когда женщина не смущается от внимания? Кажется, когда ей плевать? Или делает вид?
— Как на работе? — вдруг спросила она.
— Не хочу портить вечер, — поднялся, отчаявшись поесть, и принялся за чай.
— У нас с тобой нет общих тем, кроме работы.
— А ты так хочешь поговорить?
Она поднялась и приблизилась сзади:
— Давай я сделаю, ты еле стоишь.
Я обернулся, встречаясь взглядом с ее. Странно было смотреть, зная, что не имею права трогать.
— Хорошо, — протянул ей ложку. — Молоко в холодильнике.
— Я не люблю чай с молоком. Но сегодня ты не спрашиваешь. И меня это устраивает.
Чертовка направилась к холодильнику, а я, как привороженный, следил за каждым ее движением, самое будоражащее из которых — то, как она встала на цыпочки, пытаясь достать до дальней стенки верхней полки холодильника. Мне казалось, что я устал, но теперь ясно понял — казалось.
37
— У меня между лопаток потеет от твоего взгляда, — обернулась она с пакетом молока.
— Странно, потому что я смотрю немного ниже, — жадно сглотнул.
— Думаешь, тебе можно? — усмехнулась она провокационно.
— Мне все равно, — выдохнул тяжело, понимая, что больше она ни шагу от меня не сделает. Я рывком сцапал ее и усадил на столешницу. Пакет молока выпал, глухо стукнувшись о пол.
— Молоко! — возмутилась Бабочка, задрыгавшись и пытаясь свести ноги.
— Ты его все равно не любишь.
Запустил пальцы ей в волосы и притянул так, что губами коснулся ее губ. Мне нужно было «да», я не мог больше брать без спроса, хотя хотелось до чертиков. Мы дышали, как загнанные, глядя друг другу в глаза, а я все ждал. Ее взгляд подергивался дымкой, не выдерживая моего. Она моргала все чаще, сдаваясь, и, наконец, качнулась вперед — все, что мне было нужно, чтобы развязать руки. И я коснулся ее губ, будто они мираж — осторожно, защищая ее «да» от разочарования и испуга, затягивая медленно в свою одержимость. Не спеша, но неотвратимо.
Вид растрепанной Бабочки на широком разделочном столе обострил голод до предела. Будто не было вчерашней ночи. Узкая полоска ее обнаженного живота в распахнутых полах халата казалась светом в конце тоннеля, и я жадно пил его губами, спускаясь все ниже. Она дрожала, дышала и постанывала, выгибаясь в руках, робко, но следовала за моим желанием. Только сегодня она уже не хотела отдаваться в первую ночь выбранному мужчине… Язык ее тела просил не предавать. Отчаянно, слепо, но так четко, что хотелось надавать по губам за то, что не верит… Или убиться о стену самому, что не могу заставить ее верить. Но вместо этого я сделал так, чтобы мы оба забыли об этом «разговоре» — хватит. Я не изменю историю за один вдох, а она все равно не поверит так быстро.
— Н-не… — завозилась, когда я почти коснулся средоточия нервов меж ее разведенных ног.
— Тш, — поцеловал чуть ниже пупка, — пожалуйста… — Она приподнялась, умоляюще глядя на меня несчастными глазами, и не сдаться стоило всех сил: — Позволь, пожалуйста. Я сделаю все, чтобы тебе понравилось…
Жаль, что сегодня она не напилась… Бабочка напряженно выгнулась от первого касания языком и порочно застонала, сдаваясь. Мне бы поберечь ее хрупкий мир, но я, как обычно, вломился в него со всем желанием. Она пыталась сжаться, но я не позволял — раскрывал ее, жарко трахал языком, пока она не вскрикнула и не забилась, ударяясь лопатками о столешницу. От этой ее чувствительности сносило крышу, превращало в одержимое животное, без контроля и тормоза.
Когда дернул ее на себя, Бэрри вскрикнула, но я уже не реагировал — влетел в нее до упора, пожирая взглядом дрожащее тело в своих руках. Утолял голод, как зверь, не в силах остановиться, впитывая ее крики и всхлипы, скользя пальцами по взмокшей коже и оставляя на ней воспаленные следы. Разрядка была острой, дикой и очень болезненной. Из ладоней даже вырвалось пламя, лизнуло мою ведьму согревая, но не причиняя вреда… и я едва не рухнул на нее, вовремя хватаясь за столешницу.
Мы молчали долго, просто наслаждаясь возможностью дышать. Когда удалось выпрямиться, Бэрри сразу попыталась закутаться в халат, и я не стал ей мешать.
— Я… в душ… — растерянно прошептала, когда помог ей подняться.