* * *
Сложно было заниматься перечнем лабораторий и их исследованием, когда вокруг творилась такая чернь.
— Слышал о расправе? — мрачно вопросил Доналдсон.
— Да.
Оглашение этого зверства вышло полчаса назад, и я сразу запросил подробности. Казалось, этот снежный ком набирает скорость и вот-вот рухнет на наши головы карой за многолетнее бездействие. От бессилия хотелось выть.
Я больше не верил Саровскому. Бэрри была права — с таким масштабом не справиться, а я не мог очертя голову бросаться в водоворот событий. Самые сложные моменты в жизни необязательно должны быть физически невыносимыми. Если меня поставить перед выбором — власть или Бэрри, я уже знал, что выбор будет простым. И дело не в чувстве вины.
— Мне отправляют дела, но пробиться в департамент за подробностями невозможно — это фикция, Вернон. Мы нарушаем права, которые сами же дали салемам. Неужели страх так ослепил тех, кто принимает решения наверху?
…Стоило Доналдсону покинуть кабинет, на мобильный позвонили.
— Каллум.
— Вернон, — Шеррингтон звучал глухо и устало, — я не должен сейчас звонить тебе… — Было слышно, он куда-то быстро шел. — Я только вышел из изолятора. Творится какой-то мрак… Хочу, чтобы ты знал.
— Говори.
Он вздохнул:
— Все это спланировано заранее — никакой растерянности. Такое ощущение, что наряды уже дежурили под окнами салем, которых подлежало взять под стражу. Прошло всего полночи и полдня, а изолятор в центре уже забит. И никто не спешит никого успокаивать — женщины напуганы до смерти, к ним не пускают адвокатов и психологов, нарушаются все нормы заключения… Единственный вопрос, который выясняется — высшего порядка салема или нет.
— Их всего у нас в провинции около четырехсот…
— Нацелены на всю территорию государства. Понимаешь, к чему это ведет?
К гонениям и побегам салем через границы.
— Не знаешь, Клисона допросили? — сжал я кулак.
— С чего? Его с погибшей видел только ты, все в эпицентре погибли. Нет. Даже намека нет.
Я зло усмехнулся — Саровский только подтверждал мою уверенность в том, что замешан в этом деле.
— Спасибо, Каллум.
— Рэд, держи в курсе, — отчаянно попросил, спохватываясь. — Я вне дела! Но и участвовать в этом убийстве не собираюсь.
— Я тебя услышал. До связи…
Бабочка сидела в кресле, подтянув под себя ноги и обнимая колени. В позе эмбриона. На мое появление не спешила ее менять…
— Я по делам уеду, — навис над ней.
— Все плохо, — моргнула она, и таким жутким страхом повеяло от нее, что у меня мурашки промаршировали по спине.
Я обошел стол и присел рядом:
— Мне нечем пока тебя утешить.
— Скажи, что любишь, — прохрипела она уязвимо.
— А ты поверишь? — грустно усмехнулся.
— Быть может…
— Я люблю тебя, — спокойно взглянул ей в глаза.
— И я люблю тебя.
Мы не касались друг друга, будто сговорились без слов ничем не помогать своим словам — пусть борются сами. Но борьбы не было — они просто врезались в воздух, заставляя его звенеть вместе с нервами и рождая решимость для важных поступков. И к черту печати.
— Скоро вернусь. Хочешь, водитель отвезет тебя домой?
Она мотнула головой:
— Хочу быть ближе ко всему этому, — указала она глазами на город. — Делать вид, что ничего не случилось, больно. Слишком… и прятаться тоже.
— Хорошо. — Я поднялся и вышел, на ходу доставая мобильный. Клисон ответил сразу:
— Слушаю.
— Ты где? — шагал по коридору к лифтам.
— Дома, — несостоявшийся тесть делал вид, что спокоен. — Как раз думал набрать тебя, узнать, как дела… после вчерашнего.
— Вот и сиди дома, — отрезал. — Я еду.
56
— Не надо никуда ехать, Вернон. Я не желаю тебя видеть после предательства.
— Неужели, — скалился я. — Придется.
— Не думаю, — вздохнул он. — Ты давно свою подругу видел, которую прячешь в доме родителей?
Я сузил глаза на панель лифта и встал перед ней, сжимая кулак.
— … У меня к тебе предложение. Хоть ты и забыл о моей доброте, я готов проявить ее по отношению к тебе еще раз. Если понадобится помощь — звони.
— А у тебя связи лучше моих, — процедил.
— Гораздо, — прокряхтел он. — Зря ты начал войну со мной.
— Много чести.
— Ты можешь огрызаться, сколько хочешь, но если захочешь спасти свою моль — цену ты знаешь. Я могу похлопотать.
Вокруг меня ходили люди, открывался и закрывался несколько раз лифт, а я все стоял, пришибленный услышанным. Зачем я рванулся вниз — плохо понимал. Но уже через полчаса я несся по каменной дорожке одичавшего сада к дому. Мне нужно было видеть самому. Звук шагов казался глухим и безжизненным, отзываясь болью глубоко внутри. Я любил Сильву, как сестру. И конечно же не мог бросить ее одну — за ней присматривали с тех самых пор, как я присвоил Бэрри и бросил вызов Клисону. Но если мне не доложили, значит — было некому. Дверь дома была распахнута настежь, на белом дереве — темно-кровавые разводы. Коридор усыпан сухоцветами, в кухне — погром.
— Нойл! — громко позвал я, но кот не спешил мне являться. — Нойл!
Выйдя из дома, я направился его обходить, уперся в забор… и тут же зацепился взглядом за темное пятно в саду под кустами. Перепрыгнув ограждение, я уже через минуту вглядывался в убитого телохранителя. Один выстрел. В голову. Но напрасно он свою жизнь не отдал — недалеко явно лежал еще один труп, щедро окрасив заросли лопуха красным, но его забрали.
Сжав зубы, я вытащил мобильный и сделал короткий отчет по происшествию.
— Мне нужен следователь здесь, срочно, — рыкнул в трубку дежурному, и тут же набрал Саровского: — Мне угрожает Клисон. Не знаешь, с чего он такой борзый?
Я стоял посреди сада, и каждое слово звенело в тишине так, что, казалось, услышат меня в радиусе нескольких километров.
— Можно конкретнее, Рэд? — холодно потребовал Людог.
— Откуда Клисон знал, что охраняемая мной лично салема Сильвия Вайри выдрана против воли из моего дома?
Последовало короткое молчание.
— Как…
— Моего охранника убили — валяется трупом в кустах, Лю… Ты уверен, что все происходящее находится под контролем инквизиции?
— Не мешай все в кучу. Действуй по протоколу.
— Уже.
Только дышал я все чаще, а сердце в груди болезненно дергалось и ныло. Я не мог представить, что Силь сейчас где-то в холодной камере.
