— Так себе.
В салоне он утянул меня к себе в руки и по тому, как отчаянно сжал, я поняла — надежды у него нет. И все успокоилось в эту секунду, отзвучало и отболело. Я обняла его и улыбнулась — ни о чем жалеть не собираюсь. Эти дни с ним были лучшими в моей жизни, прямо как у бабочки — яркие, но быстро подходящие к концу.
— А еще у меня для тебя новости. Я — такая же, как Сильва. Моим отцом был инквизитор. А мама призналась, что родилась без отца.
Он отстранился, чтобы заглянуть мне в лицо:
— Ну кто бы сомневался — у меня должно быть все самое лучшее.
Я улыбнулась:
— Как прицельно Саровский поражал свою цель — жутко представить.
— Он за это заплатит, — равнодушно отозвался он, рассматривая меня, будто впервые. — Мы с Милки и Каллумом переворачиваем все библиотеки, чтобы найти антидот.
Показалось, я ошиблась, и у него все же появилась надежда. Я вздохнула чуть глубже положенного и зашлась кашлем. Вернон сразу же сунул мне стаканчик травяного чая, который будто ждал в подстаканнике. Рядом и термос обнаружился. Сочетание трав так быстро уняло кашель, что я даже поразилась:
— Ух ты.
— Сильва сделала, — напряженно отозвался он, сжимая мою ладонь.
— Наверное, я в надежных руках.
— Сейчас всех салем отпаивают этим чаем, Людога обвинили в геноциде и самостоятельном принятии жестоких мер. Его будут судить…
— Быстро ты.
— Это не я. Пей побольше.
— Хорошо.
Непривычно было видеть здание инквизиции оцепленным со всех сторон. На площади перед входом толпились машины правоохранительного отдела, журналисты и демонстранты. Вернон протащил меня через камеры и завел внутрь.
— Как обезвредить росписи — мы уже нашли. Мховник мгновенно разлагается от аксановой кислоты.
— Ух ты… Это дерево красиво цветет по осени, — шагала я за ним.
— Потолки уже обработали.
— А в чай кинули?
— Конечно. Сильва вычислила дозу в сухом веществе, сейчас занимаемся вытяжками…
— У вас была тяжелая ночь, — сжала его руку.
— Особенно тяжелым больным нужно внутривенно, но испытания займут время…
— Тогда чего ты мрачный такой? — улыбнулась я, поглядывая на него. — Я же не тяжело больна…
— Никогда тебе не врал, — притянул он меня к себе в коридоре. — Я не брошу тебя ни при каких обстоятельствах.
Я только успела нахмуриться, как он толкнул двери в просторный кабинет, похожий на тот, где принимал Людог. Удивительно, как в коридоре ничего не было слышно, потому что внутри кипела бурная деятельность. Шеррингтон обернулся ко мне от столика, на котором чего только не валялось, а также кипело, перетекало по стеклянным колбам и бурлило на огне.
— Бэрри! — махнула мне от стола Сильва. За компьютером сбоку сидел взъерошенный парень, даже не дернувшийся на мое появление.
Мы с Сильвой тепло обнялись, пока Вернон направился к компьютерам.
— На данный момент у нас уже есть первые данные, — повысила голос Сильва, — двадцать процентов пораженных чувствуют значительные улучшения.
— Неплохо за одну ночь, — поддержал Шеррингтон.
— Да, — напряженно выдавил Вернон, погружаясь в данные экрана. — Иди сюда.
— Я? — сложила руки на груди.
— Да, — бросил на меня едва ли не забытый взгляд. — Сильва, еще чаю ей выдай.
66
— Скоро уже будет готова вытяжка, — сообщила она. — Думаю, еще часов шесть, и начнем испытывать.
— А я и не знала, что Сильва — химик, — не нашла повода не подчиниться.
— Фармацевт, специализируется на исследовании природных веществ, — сцапал он меня и утянул к себе на руки.
— Как кстати, — повернулась к незнакомому парню: — Привет.
— Привет, — бросил тот на меня усталый взгляд. — Я — Милки.
— Бэрри, — улыбнулась я. Видимо, в чае было еще и что-то успокоительное — мне стало хорошо и спокойно. Я прижалась к Вернону, как кошка, вжалась в его грудь и прикрыла глаза. Только его тело ощутимо дрожало, а когда он обхватил меня рукой и шумно втянул воздух, сердце в его груди тревожно споткнулось.
* * *
Я хотел убить Саровского. Прямо сейчас и с особой жестокостью — жечь его на живую за каждую секунду, что я потрачу на разговор с ним, вместо того, чтобы жить эти последне минуты с Бэрри. Он был прав — останется ненависть и отчаянье.
И Шеррингтон обещал выбить мне аудиенцию с минуты на минуту. Оторваться от Бабочки стоило всех усилий. Она осталась сидеть на моем стуле рядом с Милки и очередным термосом чая…
— Что такое, Рэд? — набросился на меня в коридоре Шеррингтон. — Ты будто не рад, что твоей Сильве удается лечить салем…
— Себя она не вылечит! — взорвался я.
— Что происходит? — остановился он, вынуждая затормозить и меня.
— Дело Нонны Хардинг, помнишь? — Страшно было говорить это вслух, язык еле ворочался во рту. Я казался себе то ли пьяным, то ли смертельно уставшим от отчаянья.
— Да.
— Зачем? — прищурился я. — Он убил ее и двух свидетельниц. Зачем?
Шеррингтон нахмурился, бегая глазами:
— Личная месть?
— Вот и хочу узнать, — развернулся я.
— Подожди, — схватил он меня за плечо, — ты думаешь, Бэрри и Сильва тоже в опасности?
— Я не знаю. Но он начал с близкой мне подруги…
А вот теперь самое время было захлебнуться чувством вины по полной — я не только провел Бэрри коридорами. Я привел ее к этому ублюдку. Что и когда он мог сделать — второй вопрос. Но то, что у Бабочки слишком быстро развиваются симптомы, говорит об одном. Саровский взялся уничтожить все, что мне дорого.
Людог стоял у стены, лицом от двери, скрестив руки за спиной, будто ждал чего-то. Мы вошли с Шеррингтоном внутрь, и я сразу направился к Саровскому:
— Повернись.
Он оглянулся через плечо:
— Долго до тебя доходило.
— Мне было чем заняться, тебе не понять.
— О, да, — усмехнулся он. — Но ты должен понять, инквизитору ни к чему слабости. — Саровский медленно обернулся и кинул неприязненный взгляд на Шеррингтона: — Вы оба удивитесь, но мои действия были полностью согласованы. Нимкар может теперь делать что угодно, чтобы выставить меня крайним, и я бы поступил также, будь на его месте. — Он перевел взгляд на меня: — Ты прав, моя должность скоро должна была освободиться, и кого бы я мог взять в преемники?
Я смотрел на него не мигая и даже дышать вдруг стало незачем.
