М. ПЕШКОВА: Что мальчики говорят, посмотрев спектакли? Они обсуждают спектакли с вами, увиденное?
Н. СИКОРСКАЯ: Конечно. Они, может быть, и не стали бы это делать, но это я делаю. Естественно, у нас debriefing, мы обсуждаем, что мы поняли, что им было не понятно, что им понравилось, что… Они тоже обожают всех актеров, они относятся к этому не объективно, но кому нужна объективность в искусстве? Знаете, это все вопрос эмоций. И то, что у них пробуждаются эмоции, то, что благодаря спектаклям изумительным, они имеют представление «О волках и овцах», «О семейном счастье», «О войне и мире», о том «Что такое хорошо, что плохо», понимаете, вообще, «О трех сестрах», что потом они цитируют какие-то там фразы из этого, понимаете. Ну, вот, они посмотрели «Волки и овцы», где Галина Тюнина в роли Глафиры объявляет, что: «А лето мы будем проводить в Швейцарии». Естественно, им это засело, они это восприняли абсолютно на свой счет, к счастью, действительно ребята к нам приезжают летом, то есть, это обещание было исполнено в прямом смысле.
Я помню, мы вот с Сашей, с моим старшим, Фоменко были на гастролях в Берлине на театральном фестивале. Сашке было наверно лет 9… Да, не больше. Мы поехали в Берлин смотреть. А он обожает Кирилла Пирогова, любимый друг, вообще. Он играет Тузенбаха. События разворачиваются. Сашка понимает, что что-то такое не то происходит. Наконец, сцена, когда Кирилл уходит на дуэль, и Сашка меня берет так за руку и говорит мне: «Мама, ну, ведь не может быть, что его убьют». Я говорю: «Санечка, ну, ты смотри». Паф, паф за сценой. Кирилл уже не появляется. И Сашка мне так говорит: «Это не правильно. Это не правильно и не справедливо». Значит, он все правильно понимает. Вот вам и понимание, и восприятие.
М. ПЕШКОВА: А Вы читаете детям вслух русские книги?
Н. СИКОРСКАЯ: Ой, когда они были маленькие, они вообще без этого не засыпали, я им читала все. Любимая наша была… самое такое действующее как снотворное, мы читали сказку «О рыбаке и рыбке». Даже «Онегина» всего прочитала. Потом мы уже и вслух читали вместе, когда они подросли. Чертили схемы, кто, к кому, как относится. Потом… Ну, да… Нет, я им очень много читала вслух, мы очень много читали, и Хармса, там вот эти, про чижей. Мы это даже как скороговорку использовали, мы на этом учились правильно произносить. Вообще, то есть, мы читали это, и я читала им вслух, мы очень много читали. Помните там 44 веселых чижа, вот это чудесное, да? В общем, много. Юнну Мориц мы очень много читали. Чуковского мы очень много читали. Ну, «Мойдодыр» мы там до дыр, действительно, уже зачитали. Уже мой муж, по-моему, знал наизусть просто фонетически запомнив, столько раз в его присутствии им это на ночь читала. Да, ну, конечно, а как без этого жить?
М. ПЕШКОВА: Вы, как русский человек, живущий в Швейцарии, вы книг не пишете?
Н. СИКОРСКАЯ: Нет, не смотрите на меня с укоризной.
М. ПЕШКОВА: Нет, нет, нет.
Н. СИКОРСКАЯ: Вы не первая.
М. ПЕШКОВА: Нет, я просто подумала о том, что вы так интересно рассказываете, что это уже готовая книга, так мне показалось.
Н. СИКОРСКАЯ: Боже мой, как только я вот уйду на пенсию и завяжу с газетой ежедневной, которая, ну, правда, просто поглощает абсолютно все мое время, понимаете. То есть, когда ты должен каждый день писать вот что-то такое актуальное, ужасно трудно найти просто время, тем более, ну, и семья же и вообще как-то хочется как-то пожить. Но у меня есть мысль, я над ней, так сказать, думаю, как говорил персонаж, помните, удав в мультике про попугаев?
М. ПЕШКОВА: Да, да, да.
Н. СИКОРСКАЯ: Вот. У меня есть мысль, и я ее думаю. Я тоже ее думаю. Но я не просто думаю, я делаю там какие-то для себя записи. Я мечтаю когда-нибудь это написать.
М. ПЕШКОВА: Могу ли я вернуться к вашей семье?
Н. СИКОРСКАЯ: Пожалуйста.
М. ПЕШКОВА: Вы попали в Швейцарию по окончании Московского университета, да?
Н. СИКОРСКАЯ: Нет, сначала я уехала в Париж, а уже из Парижа я переехала в Швейцарию из-за моего мужа, просто мы познакомились во Франции.
М. ПЕШКОВА: Насколько я знаю, вы были любимой студенткой Засурского, это так?
Н. СИКОРСКАЯ: Ну, я не знаю, любимая ли, но студенткой точно была. То, что он мой любимый — вот это факт. Но у нас прекрасные отношения, я с ним… Я была у него два дня назад. Мы прекрасно провели вечер с Ясен Николаевичем и его супругой Светланой Александровной, которых я, конечно, обожаю.
М. ПЕШКОВА: Я знаю, что Ясен Николаевич бывает вашим гостем в Швейцарии. Да? Что вы ему показываете?
Н. СИКОРСКАЯ: Ой, да что показывать? Он сам кому хочешь все покажет, понимаете, он знает во всех, по-моему, странах все лучше местных жителей. Но, к сожалению, вот сейчас у него так со здоровьем немножко осложнилось. Но когда я была в Париже, например, жила там 10 лет, он все время приезжал. Благодаря Ясену Николаевичу я рискнула впервые пойти во французский театр.
М. ПЕШКОВА: О ежедневном русском издании, о «Нашей газете», выходящей в Швейцарии, о жизни, бытии, недавнем прошлом москвички Надежды Сикорской, главном редакторе этой газеты в «Непрошедшем времени» на «Эхе Москвы».
Интервью с Сергеем Николаевичем и Азарием Плисецким
(22 НОЯБРЯ 2015)
М. ПЕШКОВА: Книгу «Майя и другие» представляет главный редактор журнала «Сноб» Сергей Николаевич, а своими воспоминаниями о Майе Михайловне делится ее брат, артист балета, Азарий Плисецкий на «Эхе Москвы».
90-летие Майи Плисецкой отметили в Белокаменной гала-концертом в Большом театре, в зале Чайковского, выставкой в музее Бахрушина, а также в Соборе Петра и Павла. Книгоиздание порадовало выходом сборника «Майя и другие», совместной книжной серии журнала «Сноб» издательства «АСТ». О чем рассказывает автор идеи, театральный критик и составитель сборников этой серии, главный редактор журнала «Сноб» Сергей Николаевич.
СЕРГЕЙ НИКОЛАЕВИЧ: Кто-то даже написал в «Фейсбуке», что как будто рушатся стены отчего дома — да? — вот с ее уходом таким каким-то внезапным, стремительным, действительно в нашей жизни что-то изменилось, потому что она была всегда для очень многих поколений, и даже тех, кто был абсолютно равнодушен к балету, но все равно имя Плисецкая Майя Михайловна, некий знак времени. Это наше детство. Это наша юность. Это наша гордость.
М. ПЕШКОВА: Даже старый фильм «Два капитана».
С. НИКОЛАЕВИЧ: Да. Как-то мы обсуждали вот что из советского времени, из советской жизни, есть какие-то такие абсолютно позитивные знаки, абсолютно позитивные образы и пришли к выводу, что, наверное, их не так много, но два точно есть. Это имя Юрий Гагарин и имя Майя Плисецкая. Это дает ощущение, ну, я не знаю, великой страны, великого времени, великой эпохи. Вот они аккумулировали в себе вот эти надежды и гордость за нашу страну, за наших людей. Вот они представляли нас на планете. Поэтому вот ее уход он, конечно, вот как-то так поменял эту всю диспозицию, тем более это произошло накануне юбилея. Я за год где-то с ней говорил: «Ну, Вы готовитесь, Майя Михайловна?», — все-таки ее юбилеи всегда становились такими кульминациями и театрального сезона, и вот как-то жизни вот целого поколения, потому что все мы стремились в этот день в Большой театр, или вот как это было на ее 80-летие в Кремлевский дворец съездов. «Я не думаю об этом, я боюсь об этом думать», — хотя на самом деле, кажется, никогда ничего не боялась, но она так сказала. Но подготовка меж тем к фестивалю, балету, вот этому юбилею, а это всегда за собой влекло и какую-то большую программу: и выставку в Бахрушинском музее, и какие-то спектакли на разных сценах, и, конечно, большое грандиозное гала в Большом театре. Подготовка велась и в рамках его, и мы об этом с Майей Михайловной много говорили, мы хотели издать альбом. Дело в том, что и иконография Плисецкой огромная. Несколько очень хороших изданий в свое время осуществилось, но они, в общем, были посвящены балету, это, как правило, было из архивов Большого театра, из архива Майи Михайловны взяты эти фотографии. Но есть огромный корпус фотографический, который существует на Западе, потому что, в общем, она была первая и, наверное, единственная великая, русская, советская балерина, которую снимали великие фотографы. Это началось буквально в начале 60-х годов, первый же ее приезд в Америку. Это был колоссальный успех. И такая знаменитая редакторша моды Диана Вриланд, редактор «Vogue», увидела в Плисецкой, ну, буквально вот эту новую балерину, балерину нового поколения, такую музу современного танца. И она договорилась с Ричардом Аведоном, лучшим фотографом того времени, чтобы сделать такую фотосессию. Причем Плисецкая мне рассказывала, есть подробный рассказ, как это было, и как она была занята круглые сутки в театре, и она могла приехать только ночью, а потом были какие-то у нее еще переезды по Америке, были большие гастроли Большого театра. И Аведон не очень хотел ее снимать. У него был день рождения. Он был совершенно не настроен этим заниматься. И вот, среди ночи, среди ночи доставались какие-то платья, носились по всему Нью-Йорку, собирали какие-то драгоценности, какие-то шиньоны, какие-то, значит, эти самые всякие украшения. И произошла грандиозная история. То есть, Майя, она обладала этим гениальным даром, вот даже самых вялых, самых каких-то усталых и незаинтересованных мужчин как-то зажигать, вдохновлять. В ситуации болеро, вот женщина на красном столе, вот так сказать, она поднимает их всех, вот они все сейчас будут в нее влюблены, вот сейчас все они ее будут домогаться — это ситуация ее жизни на самом деле, и эта ситуация этой съемки. И вот этот усталый Аведон начал фотографировать. Там бегал его маленький сын. Значит, как-то все прибирали, и постепенно, постепенно становился спектакль, центром которого была Майя. Эта съемка есть. Ричард Аведон уже давно умер, и я связался с его фондом. С ним все очень сложно. Американцы в этом смысле, ну, как-то они не торопятся, они понимают, что Аведон уже принадлежит вечности, купить эту съемку с Майей Плисецкой — это для нас очень дорого. Есть еще один знаменитый фотограф и одна тоже замечательная фотосессия Сесила Битона. Сесил Битон знаменит, ну, наверное, нашим слушателям «Эха Москвы», он был автором костюмов и вообще всего стиля знаменитого фильма «My Fair Lady» с Одри Хепберн. Вот вся эта черно-белая графика — это Сесил Битон, лучший фотограф Англии, личный фотограф Елизаветы II и так далее, и так далее. Он сделал фотосессию с Майей Плисецкой. Это есть в архиве аукционного дома «Сотбис». Я тоже хотел достать эти фотографии и, наконец, показать их нашим любителям балета, тем, кто не видел Плисецкую, может быть, в ее лучшие времена, вот эти все красивые съемки и даже кто-то что-то мне обещал на тему благотворительности дать эти деньги, достать деньги. Но в результате выяснилось уже вот после смерти Майи Михайловны, что все эти благотворители куда-то делись. К сожалению, найти нужные средства для издания этого альбома мне не удалось. И знаете, как часто бывает, вот так от отчаяния и от безвыходности, и от ощущения своего долга просто перед Майей, потому что мы это обсуждали, мы об этом мечтали, мы хотели это сделать, я решил, что все-таки мы издадим книжку, но без этих фотографий. И мне в этом смысле очень помог фонд Бориса и Инары Тетеревых. Это рижский фонд. Он как раз спонсировал фестиваль «Тет-а-тет», где был показан спектакль «Бродский — Барышников», каким-то большим энтузиастом этой истории стало издательство «АСТ» и редакция Елены Шубиной, с которыми мы сделали уже семь книг, ну, конечно, редакция родного журнала «Сноб» тоже помогла. В общем, короче, мы собрали книжку, которая называется «Майя и другие». И из всех этих великих фотосессий там будет несколько фотографий, которые были мне подарены в свое время Беттиной Раймс. Есть такая очень известная французская фотограф. Это была фактически последняя фотосессия, которая была сделана с Майей Михайловной. Мы сделали ее в 2005 году как раз к ее 80-летию. Она очень гордилась этой съемкой, потому что, ну, во-первых, Беттина Раймс действительно знаменитейший фотограф более такого молодого поколения. Она снимала Мадонну. Она снимала Кейт Мосс. Она снимала всех великих звезд последнего времени, скажем так. И она и подошла к этой съемке очень как-то так оригинально, по-своему. Это совершенно другой взгляд на Плисецкую, Плисецкую уже в возрасте, такую гранд-даму, скажем так. Съемка получилась, мне кажется, очень красивой, очень выразительной, очень драматичной. Потрясающий был момент, когда она позировала для Беттины Раймс, я присутствовал при этом, потому что она попросила включить «Адажиетто» из Малера, и она фактически протанцевала нам руками всю «Гибель розы» и какие-то мгновения «Кармен». Это был такой восхитительный спектакль. Я был ему свидетель. Это одно из самых, может быть, таких выразительных мгновений в моей жизни. Так что это вот запечатлено, и это в этой книге. Но кроме Майи мы собрали еще целый ряд историй о таких знаменитых женщинах XX века. Они действительно другие и некоторые с нею были связаны как, например, Элизабет Тейлор, которая была ее и поклонницей, и зрительницей. Есть их фотографии вместе. И Марлен Дитрих, и Симона Синьоре, которая была на ее «Бахчисарайском фонтане» в свое время и так далее, и так далее. То есть мы собрали некую коллекцию вот этих женских портретов. Они были напечатаны в свое время в журнале «Сноб», в декабре прошлого года. Плюс есть проза. Ну, в общем, вот получилась такая книга «Майя и другие».
