— В своем интервью вы говорили, что в современном обществе не хватает сердечности и теплоты общения? Что для вас быть современным человеком и жить в современном обществе?
В. ПОЗНЕР: Что такое современный человек? Я думаю, что нет такой формулы. Мне не кажется. Мне кажется, только то, что сегодня мы проходим очень тяжелое время, когда старого уже нет, и уже не будет. А новое еще не определилось. И нет ощущения понимания того, куда мы идем. И кто мы такие. Чуть-чуть я с этим любопытным образом столкнулся в Англии. Мы снимали фильм об Англии. Он выйдет весной, если все будет в порядке. Англичане сейчас чуть-чуть похожи на русских в том смысле, что они пытаются понять, кто они. До того, как была Английская империя, т. е. до Великобритании, никакой Великобритании-то не было. Была Англия. И было много других стран, которые ими были завоеваны. В том числе Ирландия, в том числе Шотландия, в том числе много заморских территорий. Возникла Британия. Я британец. Все англичане стали британцами и чуть-чуть забыли, что такое англичане. Шотландцы не забыли, ирландцы не забыли, и все колонии не забыли, находились под этой лапой. Когда все это развалилось, разваливаются все империи, и российская тоже, то те все время знали, кто они, теперь они свободные, как украинцы, условно говоря, извините. А британцы кто? А их больше нет. Британцев нет. А эти самые англичане, которые были британцами, но уже не британцы. Мы англичане. А что такое быть англичанином? Надо вернуться куда-то в начало 18 века и вспомнить, кто мы такие. Это очень сложная вещь. И для русских Советский Союз был Россией, а потом выясняется, что это все не Россия. Грузины точно знают, кто они, армяне точно знают, узбеки точно знают, кто они. А русские кто? Тут начинаются проблемы. Это чувство, что неуютно как-то. Это происходит сегодня. Это очень заметно. Отсюда национализм агрессивный, отсюда ксенофобия. Потому что есть чувство, что что-то не так. Когда ты в себе уверен, то у тебя нет ощущения, что тебя притесняют. Ты сам хорош. А когда ощущение, что нас толкнули куда-то на задворки, а мы все равно великие, а кто виноват. И начинают искать. Сегодня сказать, кто герой нашего времени, а кто его знает? Я не знаю. Может быть, это гламурные в этих журналах? Вот эти герои? Это большие деньги, о которых было когда-то неудобно говорить? Сложный вопрос. Извините, что я так долго, просто вы затронули вопрос, который меня заботит.
— Здравствуйте. Меня зовут Кирилл. Я студент МГУ. Я хотел пригласить вас к нам вуз. Я знаю, вы бывали на журфаке, на юрфаке вас еще не было. Нам было бы очень интересно с вами пообщаться.
В. ПОЗНЕР: Будущий прокурор.
— Когда я листал книгу, когда смотрел выставку, я обратил внимание, что фотографии, где вы улыбающийся, их достаточно мало, чем фотографии, где вы сосредоточенный, грустный. Я сразу вспомнил о том, что вы очень много говорили, что в вашей жизни очень много людей, которых вы никогда не простите. В вашей жизни много событий, которые вы себе никогда не простите, за которые вы себя не простите. И грех, который вы будете нести до конца жизни. Многие говорят, что нужно это отпускать, чтобы жить легко было. Не тяжело ли вам нести этот груз по жизни? Что вам мешает отпустить этот груз, чтобы в следующей книге «Познер. Большой портрет» мы увидели больше улыбающихся фотографий.
В. ПОЗНЕР: Давайте так. Такой книги больше не будет. Те фотографии, которые отобрал И. Ганжа, это те фотографии, которые он отобрал. В которых он увидел то, что ему показалось наиболее интересным. Я вообще много улыбаюсь. Если я не бонвиван, то я гедонист. Как всякий уважающий себя француз, я обожаю жить каждый день, получать максимум удовольствия. Будь это общение с друзьями, выпивать, есть, путешествовать, читать, слушать музыку. Тут вы не по адресу. Я думаю, что каждый человек, если заглянет к себе в душу, найдет, если не в религиозном плане, а найдет грехи. Скорее всего, тот, который себе так прощает грехи, мне не только неинтересен, я его опасаюсь, потому что жить с пониманием твоего греха, на мой взгляд, делает тебя более ответственным перед собой. Когда я говорю о грехе, я имею в виду свою профессиональную деятельность в течение определенного времени, когда я проповедовал ложь, будучи пропагандистом. И это себе я не прощаю. И полагаю, если я чего-то добился в профессии, то в значительной степени именно по этой причине. Я всегда помню о том, что было. Что касается людей, не могу сказать, что их много. Есть люди, которым я не подам руки. Их не так много. Это пятерка, шестерка. От этого я плохо не сплю. У меня нет ощущения, что у меня тяжелая жизнь. Есть один чудный анекдот о том, как один еврей попал в ад и попросил дьявола показать ему, на что это похоже. Там довольно светло и чисто. Он говорит: «Вот это ад?» — «Да». Потом смотрит, музыка где-то играет. Он говорит: «Вы меня не обманываете? Это и есть ад» — «Да». Потом он увидел, как в котлах кипят люди, на вилах их поднимают. Он говорит: «Так вот это, наверно, ад?» «Нет, нет, это христиане, им это нравится».
— Добрый вечер, Владимир Владимирович. Меня зовут Мария. У меня к вам такой вопрос. Я смотрела вашу передачу «Познер». Интервью с Венедиктовым. Вы сказали, что «Эхо Москвы» — есть действующая оппозиция, что она на лицо. У меня к вам немножко провокационный вопрос в связи с этим, ваша передача, вы не считаете, что она в каком-то смысле…
В. ПОЗНЕР: Понимаю отлично вопрос. Не существует, на мой взгляд, провокационных вопросов. Провокационный вопрос — это вопрос, который вам не нравится. Есть вопросы некорректные. Например, если спросить: «Вы давно перестали бить свою жену?» Если человек скажет «да», значит бил. Это правда. Если посмотреть на состояние СМИ в России, то «Эхо Москвы» стоит особняком в этом смысле. Я говорил Алексею Алексеевичу, что мне бы хотелось, чтобы среди ваших сотрудников был бы кто-то, кто по-другому смотрит. Кроме того, там выступают все. От крайне левых до крайне правых. Это дает возможность послушать этого, того, для себя что-то решить. В большей степени, чем другие. В этом смысле в «Коммерсантъ FM» что-то, в «Бизнес FM», но пионером в этом деле является «Эхо Москвы». Можно сказать, что нет свободы слова? Есть. Это не показуха. Количество слушателей относительно телевидения невелико, если сравнить с федеральными каналами. Конечно, федеральных каналов таких не будет, потому что власть нынешняя опасается независимых СМИ, имеющих большую аудиторию. Надо понимать, что «Эхо Москвы» зависимо. Если взять, это частная станция, и на 75 % она принадлежит «Газпром-Медиа». А «Газпром-Медиа» кому принадлежит? Газпрому. А Газпром кому принадлежит? Значит это политика. И то, что я на экране — это тоже есть политика. Мы все играем в свою игру. У меня есть аудитория, люди, которые меня слышат, это мне важно. Я буду это делать, пока я могу это делать. То же самое «Эхо Москвы» в этом смысле. Ничего провокационного вы не спросили.
— У вас герой выбирается крупным планом. Как он себя чувствует при этом?
В. ПОЗНЕР: В самом начале мы брали план сверхкрупный. В результате все женщины отказывались приходить. Это правда. Но крупный план, чем хорош? Вы видите глаза человека. Телевизор в этом смысле ужасно опасная вещь. Быстро видно, насколько человек искренен, не искренен. Я пытаюсь делать очень быстро. Есть техника определенная. Когда человек приходит на программу, почти все программы идут в прямом эфире, но это на Дальний Восток. Солнце у нас встает на Востоке, а не на Западе, поэтому выходим в эфир по Москве в 16 часов, когда 00 часов на Дальнем Востоке. Это прямой эфир. А дальше повторяется по орбитам. Идет уже в записи. И можно вмешаться. Если будет (НРЗБЧ) указание, то можно что-то такое убрать. Так было 3 раза. Я сказал, что еще один раз и всего хорошего. Больше не было. Не то, что меня боятся. Не надо преувеличивать. Нужен скандал или не нужен? Нет. Я же тоже не специально выхожу в эфир, чтобы там кукиш показать. Человек приходит, я захожу к человеку перед эфиром за 5–7 минут немножко поговорить. Чтобы сразу человеку было легче, потому что студия громадная, 8 камер, свет. Очень часто люди от этого замирают. Они теряют способность нормально говорить. А крупный план смущает женщин в основном.
