Существует много тонких способов для этого. И один из них следующий: прежде, чем ребенок начнет задавать вопросы, мы начинаем давать ему ответы. Даже перед тем, как он задаст вопрос, мы пичкаем его ответами – и ответами заимствованными, и все они уродливы. Заимствованное значит уродливое; как бы красивы ни были слова, если они заимствованы, то они уродливы, если они заимствованы, то они не являются истиной. Истину нужно открыть самостоятельно, она не может быть вам дана кем-то другим: она непередаваема. Но родители, священники насильно принуждают детей к верованиям. И тогда они становятся индуистами, мусульманами, христианами, евреями, но упускают возможность стать человеком».
Прямо сейчас изобразите слепого, который просит подать ему ножницы.
Только честно! Давайте, изобразите!
Очень часто люди закрывают глаза и начинают показывать ножницы руками. Но я же прошу вас изобразить не немого, а слепого! Он может нормально сказать: «Дайте мне, пожалуйста, ножницы».
Но в нашей культуре есть понятие «выученная беспомощность». Это к вопросу о тех, кто хочет «спасти и уберечь».
Где же истина? Ведь эти ангелы-мучители хранители, очевидно, хотят только добра и никому не желают причинить вред. Но в своем стремлении быть хорошими они мучают и лишают подопечных свободы воли. А у подопечных своя история: они тоже хотят быть хорошими, поэтому не бунтуют против «ангелов».
Делаем простой вывод: именно из-за того, что человек старается быть хорошим в реальных условиях неопределенности, а именно – в социуме, ему гораздо проще принять навязанные нормы, а не отстаивать свои. Тем более, у него часто нет четкого понимания, что такое это «свое».
Тут снова стоит вспомнить адекватность (наше любимое слово!). Адекватность – это когда я при столкновении с ситуацией реагирую на нее так, чтобы получить наилучший результат. Неадекватность – это когда я встречаюсь с ситуацией и реагирую на нее как угодно, только не результативно…
В неадекватности и проявляется нелюбовь к себе. Я выбираю быть хорошим и удобным для других, но не таким, каким мне комфортно быть.
Многие скажут: «Это же эгоизм – жить так, чтобы самому было комфортно!» С чего это вдруг? Вы так жить никогда не пробовали.
Тут как в фильме «О чем говорят мужчины-3»:
– Почему я всегда делаю не то, что хочу, а то, что правильно?!
– Так можно дойти до бог знает чего!
– А можно я уже дойду до этого бог знает чего? Ведь никто из нашей семьи там не был, а вдруг там хорошо?
Ангелы-хранители хотят уберечь подопечных от негативного опыта, чтобы те не набили себе шишек. Но задача адекватности в том, чтобы научить человека жить в этом мире самостоятельно. Ведь если он не может найти стену, в его картине мира стен нет. И если потом он обнаружит стену, ему может быть очень больно.
Мои дорогие «ангелы», я понимаю, что вам хочется быть нужными, и вы готовы проводить все время с самым дорогим человеком, развлекать его, вкладывать вкусняшки ему в рот, уводить от стен. Но тогда вы живете только его жизнью. Вы становитесь похожи на родителей, которые пытаются самоутвердиться за счет детей, причем, независимо от их возраста. Ладно еще, когда за счет маленьких, а то бывает, что и пятидесятилетних… Запросто.
уже домой я еду мама
мне надо что-нибудь купить
купи себе квартиру сволочь
живи отдельно от меня
Это как раз здоровый вариант, а вот пример нездорового:
Моему сыну Вове было полтора года. Возраст, когда дети начинают активно изучать мир. К нам в гости пришли друзья.
Мы ужинаем на кухне, сидя на угловом диване. А Вовчику весело, что в доме много людей, он постоянно крутится вокруг нас и лазает по спинке дивана туда-обратно за спиной у Сергея. И Сергей каждый раз, когда Вова преодолевает угол спинки дивана, подставляет ему руку в качестве мостика.
– Сережа, ты зря это делаешь.
– Почему? Я же ему помогаю.
– Нет, ты ему не помогаешь, ты его обманываешь. Ты в его картину мира вкладываешь элемент, которого нет. Он учится преодолевать вершины дивана и считает, что тут, где ты ставишь руку, есть мост. Но ты сейчас этой рукой начнешь есть или возьмешь бокал, и мост исчезнет.
– Я просто хочу, чтобы он не упал.
– Наоборот, ты делаешь все, чтобы он упал.
– Почему?
– Сейчас увидишь. Я тебе просто объясняю, что не надо так делать.
Но Сергей все равно продолжал. И вот он тянется за бокалом, Вовка идет к «мосту», наступает ногой на воздух и падает, потому что Сережиной руки там не оказалось. Я позволяю сыну упасть, но ловлю, чтобы он лбом не треснулся об стол. Но даю ему прочувствовать падение. Вова начинает орать и злиться на Сережу, мол, как ты мог, обещал меня страховать, а сам!..
– Вот я примерно это и имела ввиду. Потому что в его картине мира здесь уже возникла опора, и ты обещал ее держать.
Поэтому не волнуйся, просто убери руку, и он сам найдет способ преодолеть этот участок пути.
И Вова придумал. Притом, очень быстро. Вся эта история о любви, о том, насколько мы можем дать другим людям свободу проявлять себя. И насколько они способны делать это, когда нас нет рядом. И как может обернуться жизнь, когда человек эту способность внезапно обретает.
Вы наверняка знаете эту старую историю. В моем вольном пересказе она звучит так:
В далекие времена в одной царской семье родился долгожданный принц. Родители очень хотели этого ребенка и решили, что его будет окружать только все самое прекрасное. Красивые и молодые слуги, золотая посуда, ни одного увядшего листочка в саду. Когда мальчик выезжал в город, его путь осыпали лепестками роз. Самые красивые юноши и девушки с цветами стояли по обочинам, воздух был окутан чудесными ароматами, и всюду звучала волшебная музыка. Сами родители, поняв, что стареют, удалились в дальнюю часть дворца, чтобы сын не видел их болезней. К двадцати шести годам у него было абсолютно все, и он думал, что мир идеален.
Однажды молодой принц играл в бадминтон, и воланчик улетел за забор. Принц перепрыгнул следом через ограду. Вдруг куча мусора рядом зашевелилась и сказала человеческим голосом:
– Принц, вот ваш воланчик.
– А ты, вообще, что такое?
– Я не «что», я – «кто».
– В смысле, «кто»? Я знаю, как выглядят люди.
– Я очень старый, больной и нищий.
– Что это значит? Я не понимаю, о чем ты говоришь.
– Ну, просто я такой вот человек.
– А существуют другие люди, как ты?
– Да, полно! Их большинство.
– Где?
