— Мне нужно в магазин, — покачал головой, осматриваясь.
— Да без проблем, присмотрю…
— Спасибо.
25
* * *
«Элль, надеюсь, вы ели панкейки из этих самых рук? Ну не вилкой же, умоляю вас!»
«Дикий мужчина позволил подойти к себе и сфотографировать? Все еще рычит и бьет посуду, Элль, или есть надежда приручить?»
«Кого тут еще надо приручать! Может, это Элль его к себе не подпускает, вот и сходит с ума! И это кажется больше похожим на правду — Элль у нас такая!»
Когда я вышла из ванной, Киран уже вернулся. Освещенная кухня производила впечатление — черная, с металлическими вставками и точечно подсвеченным разделочным столом, она больше напоминала элемент декора для фотосессии на тему еды. И Киран в нее вписывался идеально. Он снял футболку, оставшись в джинсах, и я постоянно возвращалась взглядом к его совершенному телу, хотя старалась рассматривать его не так откровенно.
— Твои вещи у меня на кровати, — обернулся он.
— Угу, — уселась на барный стул. — Можно?
— Конечно.
Я знала, ему нравилось, когда я смотрела. Даже не так — он соблазнял меня таким образом. И тогда, и, безусловно, сейчас.
— Устала?
В кастрюле что-то закипело, и он снял крышку, выключив огонь.
— Голова немного болит…
— Вино будешь?
— Да.
Пусть сегодня будет так, как он хочет.
— Помощи просить не буду, — усмехнулся Киран, выставляя бутылку вина из холодильника. — Как блог?
— О, народ в экстазе!
Я растеклась по стулу, устраиваясь так, чтобы все было видно. А зрелище было не для слабонервных. Киран был просто создан для того, чтобы будить аппетит. Еще и вино… и, кажется, креветки. Он направился ко мне с бокалом, и я облизнулась, предвкушая уже черт-те-что. Вино, креветки… его пальцы и губы.
— Элль, может, таблетку? — прищурился он, вглядываясь в мои затуманенные глаза.
— Вино, — мотнула головой и вцепилась в бокал. — А где Фейс?
— Пошел в город, — вернулся Киран к плите и креветкам.
Запах подсказывал — в сковородке уже обжаривался чеснок.
Я улыбнулась.
Он взялся за чили.
Чеснок и чили.
— Что? — послышался его смешок.
— Режешь чили…
— Да, по рецепту, — улыбнулся он.
Как бы я ни старалась запихнуть Кирана в стройный ряд моих ординарных любовных похождений — не получалось. И это, несомненно, грозило проблемами, но потом. Я сделала большой глоток сладкого вина и прикрыла глаза. Запах по кухне шел просто умопомрачительный! Особенно, когда он начал разминать головы креветок вилкой, и те пустили сок в зажарку из чили и чеснока.
— Я сейчас слюной захлебнусь, даже не думала, что так проголодалась, — томно покатала остатки вина в бокале, выдерживая его внимательный взгляд через плечо, немного смягченный усмешкой.
Он — вел, я — велась. И чувство голода росло с каждым вдохом и взглядом.
— Потерпи немного… Десерт хочешь?
— Еще как!
Пусть в джинсах и футболке, но с бокалом вина на голодный желудок чувствовала себя роскошной и неотразимой! Сегодня можно ни о чем не думать, а второй бокал справится с остатками обиды, которая немного горчила послевкусием от ожидания предстоящего ужина… и ночи.
Я сглотнула и облизала губы — хотела его до одури! Подойти медленно сзади, встать на цыпочки и запустить ладони скользить по этим мышцам, вдоль позвоночника, к пояснице… И повторить путь языком, прикусывая кожу. Я хотела слышать его стон. Он мне его задолжал, черт возьми, с огромными процентами! И к черту ужин!
— Элль, еще вина?
Обернулся, порочно улыбаясь. Чувствует? Или соблазняет?
— Если хочешь бесчувственное тело через пятнадцать минут у твоих ног, то давай!
Киран улыбнулся ярче:
— Тогда сначала накормлю.
— Боишься меня пьяную? — Вино в крови добавило куража. Кружить вокруг да около? Зачем?
— Хочу тебя прежнюю, — ответил серьезно, словно выплеснув в лицо холодной воды.
В горле стал ком, я часто заморгала, резко трезвея.
— Что? — зло усмехнулась. — Не нравлюсь настоящая?
Он обернулся:
— Да, я боюсь, — ответил серьезно, пристально глядя в глаза, — что сломал тебя всем этим.
Я глубоко и свободно вздохнула, застывая внутри и покрываясь коркой льда:
— Ты не обязан изображать из себя милого парня, если я тебе больше не нравлюсь, — я видела, как он зло прищурился, готовый кинуться. — Постучишь в дверь, когда будет готово.
Спрыгнула со стула и направилась в комнату, только не далеко ушла: он рванул меня обратно и усадил на стол, за которым я только что сидела — наша любимая поза в последнее время высказывать друг другу горькую правду. Ничего не колыхнулось больше, когда подняла на него взгляд. Казалось, он смотрит и сожалеет, что никогда не увидит прежнюю Чили — невинную, обожающую только его.
— Иди к черту, Киран! — зло прорычала, неожиданно даже для себя. — И не называй меня больше «Чили»! — выкрикнула ему в лицо. — Нет ее больше, да?! Не та, которую ты хотел?! — я стукнула его по груди и толкнула со всей силы, только бесполезно: он позволял мне беситься, но отпускать не собирался. — Грязная шлюха, да?!
Тут его терпение лопнуло, а я смогла оценить его умение быстро и надежно обезвредить противника. Даже пикнуть не успела, как он скрутил мне руки за спиной и прижал к себе, запустив пальцы в волосы и слегка оттягивая голову назад.
— Бешеная, — оскалился, прикрывая глаза и замирая на невыносимо долгую секунду, — горячая, — провел кончиком носа по шее, вынуждая тяжело сглотнуть, — невыносимая… — обхватил губами подбородок, и я раскрыла губы, всхлипывая. Обвила ногами его бедра, прижимаясь сильней, и это было мое «да». Хотя, скорее, «пожалуйста!»
26
Киран пропихнул мне в рот пальцы, и я раскрыла глаза от обжигающего вкуса, который расцвел на языке — чертов чили! Волна жара покатилась по телу, следом прошлась еще одна — мурашек и дрожи, и Киран разделил со мной эту жаркую агонию, врываясь в горящий рот языком. Меня бросило в пот, воздуха не хватало — такого пряного поцелуя я еще никогда не получала!
Он стянул с меня рывком футболку, следом лифчик… Не отпускал взглядом, держал, опасаясь, что приду в себя и снова сбегу. Не позволит. А я не собиралась никуда бежать, не сегодня.
Пространство кухни заполнилось нашим тяжелым дыханием и еле слышным ворчание чили в масле с креветками на остывающей сковородке. Киран не давал расслабиться, умело туго закручивая узел предвкушения, но я с удовольствием отмечала, что и он срывается — дышит все чаще и тяжелей.
