Волкодав подумал о том, что проводы гостей были всё-таки работой для слуг, а не для телохранителя. Мог бы и отказаться. Небось не помер бы, проведя ещё некоторое время под сводами рукотворной пещеры. Однако сделанного не воротишь, и, поскольку отмолчаться не удавалось (последнее дело – обижать вошедшего в дом), он сказал:
– Супруга мастера приехала из далёкой страны и ещё не освоилась. Господин нанял меня, чтобы ей было спокойней.
Торговец окинул рослого крепкого венна оценивающим взглядом, глаза его задорно блеснули. Возможно, он подумал о том, что горбатый калека сотворил изрядную глупость, приставив к красавице-жене мужчину не чета себе самому. Но многоопытный сегван был всё-таки скорее трезв, нежели пьян, и счёл за благо оставить свои соображения при себе.
Его слуге вина не досталось совсем, но не досталось и хозяйского здравомыслия.
– Так ты, стало быть, всё время при ней?… – жадно поинтересовался он, подходя к калитке по садовой дорожке. – И ночью и днём?…
Мысленно Волкодав проклял свой слишком длинный язык, но вслух ничего не ответил. Купец с явным неудовольствием оглянулся на своего человека. Молодого парня жгло неутолённое любопытство. Он достаточно потёрся в богатых домах и успел уяснить, что слуга со слугой договорится всегда. И мало кто упустит случай посплетничать о господах. Он еле дождался, чтобы хозяин шагнул на улицу. Переложил из руки в руку мешочек с купленными зерцалами и, повернувшись к венну, спросил напрямую:
– Ну ты как, спал уже с ней?… И что она в…
…Люди полагают: пощёчина, даже нанесённая во всю силу и от души, уязвляет скорее гордость, нежели тело. Вот тут они ошибаются. Позже Волкодав не находил себе оправданий – достойному ученику Матери Кендарат следовало бы вести себя по-другому. К примеру, срезать паскудника безошибочным словом. Таким, чтобы сразу пропало желание впредь распускать поганый язык. Он даже, хотя и с трудом, придумал подходящий ответ. Придумал – и понял, что лучше всего было просто промолчать, оставив пакостные речи висеть в воздухе. Над головой у произнёсшего их. Но всё это потом. А в тот миг Волкодав сделал худшее, что можно было сделать. Крутанулся навстречу и влепил молодому сегвану хорошую веннскую оплеуху. Иначе именуемую «опрокинутой лодкой» за форму ладони с пальцами, слегка согнутыми и сжатыми вместе.
Слуга торговца был никак не хлипче самого Волкодава, но «опрокинутая лодка» сшибает с ног даже тех, кого не вдруг проймёшь кулаком. Человеку попросту кажется, что ему вдребезги разнесли голову. Или по крайней мере вколотили в неё гвоздь. Жестокая боль вонзается в самые недра мозга, лишая способности нацелить взгляд, отнимая чувство верха и низа. Лицо сегвана некрасиво обмякло, точно у пьяного или спящего, глаза поплыли в разные стороны, он начал валиться.
Волкодав увидел, как раскрылась его ладонь, как вылетел из неё кожаный мешочек с драгоценной покупкой и стал, переворачиваясь в воздухе, падать на пыльный плоский камень, отграничивавший садовую дорожку от уличной мостовой…
Глядя на падающий мешочек, Волкодав запоздало одумался и остыл. Нажив полную бороду седины, он по-прежнему то и дело срывался, как неразумный юнец. Он увидел собственную ладонь, успевшую нырнуть между мешочком и камнем. Крупные, тяжёлые стёкла глухо стукнули друг о друга сквозь ткань, которой их заботливо обернули как раз для такого случая. С камнем ни одно из них не соприкоснулось, и у венна чуть-чуть отлегло от сердца. Содеянное всё же не оказалось непоправимым.
Волкодав поднялся и отдал мешочек обернувшемуся купцу. Молодой слуга шарил руками по земле, безуспешно пытаясь подняться хотя бы на четвереньки. Он плакал, по-детски жалобно всхлипывая. Ничего: скоро пройдёт. Венн хмуро смотрел на его хозяина, ожидая вполне заслуженной брани. Известно же, чем обычно кончается ссора двух слуг. Либо раздором хозяев, либо тем, что оба господина совместно наказывают виноватого. Торговец почему-то молчал, не торопясь заступаться за соплеменника или бежать жаловаться мастеру Улойхо. Он смотрел, как, цепляясь за каменный привратный столбик, встаёт на шаткие ноги его человек. Когда молодой сегван наконец поднялся и начал размазывать ладонью по лицу слёзы и пыль, продавец камней обратился к Волкодаву.
– Спасибо тебе за то, что проучил неразумного, – сказал он спокойно, и венн только тут сообразил, что купец, оказывается, всё слышал. Хозяин тем временем повернулся к слуге… и огрел его по другой щеке: – А это от меня. Чтобы впредь поменьше болтал.
На счастье невезучего парня, «опрокинутой лодкой» его господин не владел. Так что от второй оплеухи белобрысая голова лишь слегка мотнулась. Кивнув Волкодаву, сегванский купец повернулся и с большим достоинством зашагал по улице прочь. Слуга поплёлся за ним, всхлипывая и утираясь. Некоторое время венн провожал глазами его униженно согнутую спину. На душе было удивительно мерзко.
Нам всем навевают глухую тоску вечера.
Нам кажется вечер предвестником горькой утраты.
Ещё один день, точно плот по реке, во «вчера»
Уходит, уходит… ушёл… И не будет возврата.
Нам утро подарит и радость, и новую тень,
И вечной надеждой согреет нас юное солнце,
Но то, чем хорош или плох был сегодняшний день,
Уже не вернётся обратно, уже не вернётся.
Мелькают недели, и месяцы мчатся бегом…
Мы вечно спешим к миражу послезавтрашней славы,
А нынешней глупости, сделавшей друга врагом,
Уже не исправить, мой милый, уже не исправить.
Мы время торопим, мечтая, как там, впереди,
От бед повседневных сумеем куда-нибудь деться…
А маленький сын лишь сегодня лежал у груди -
И вдруг повзрослел. И уже не вернуть его в детство.
В минувшее время напрасно душой не тянись -
Увяли цветы, и соткала им саван пороша.
Но, может быть, тем-то и светел божественный смысл,
Что всякое утро смеясь разлучается с прошлым?…
И сколько бы нам ни сулил бесшабашный рассвет
На деле постигнуть вчерашнюю горькую мудрость,
Он тем и хорош, что придумает новый ответ…
А вечеру жизни – какое наследует утро?…
10. Тысячный день
Когда Волкодав вернулся в дом, Вионы не было видно, а мастер Улойхо запирал двери «шкатулки».
– Наш сын проснулся и захотел есть, – пояснил ювелир. – Виона кормит…
Телохранитель кивнул и хотел идти в сад, но Улойхо удержал его.
– Ты не рассердишься, если я скажу, что потихоньку наблюдал за тобой? – спросил он. – Ты понимаешь, люди ведут себя очень по-разному, когда впервые попадают за эту дверь. Виона, например, сразу увидела возле двери кусок голубого гранита и сказала: точно такой, мол, встречался рядом с нашей деревней, можно, я поглажу его?… Я тогда и понял, что не ошибся с женитьбой. – Мастер улыбнулся. – Другие люди испытывают только желание обладать… даже пытаются тайком отколупывать… Но я ещё не видел, чтобы кто-то стоял, как… Прости меня, но ты словно привидение увидал. Я очень мало знаю о твоём племени, венн. У вас все такие, как ты?
