— Странная какая-то логика, — прокомментировала подруга, ты тут, внук там, что за дело горному богу до вас обоих.
— Ничего не странная, — Шон несколько снисходительно посмотрел на нашу благодетельницу, — того внука тоже Шоном звали. Вот дед Нрен и молился, чтоб внуку этому, если беда какая в шахте случится, тоже сытно было.
— А, понятно, типа я накормлю этого, а ты накорми моего! — Иринка фыркнула, — ну да, в этом есть здравый смысл.
Шон-то не понял, а я хорошо уловила иронию подруги. Но ей ведь не объяснишь, что с нашими богами при крайней нужде и впрямь договориться можно, особенно когда не за себя просишь. Но это знание ей ни к чему, да и мне, пожалуй теперь, тоже.
Шона разморило сытостью и он ушел спать, а мы еще сидели у затухающих углей. Было хорошо и уютно. Наконец, заговорили о моей, как выразилась Ирка, выходке с рунами. Она было принялась ругаться, но вдруг осеклась.
— Ты не жалеешь ведь, да?
— Не-а, я счастлива. Я столько лет этому училась, была одной из лучших, и вдруг оказалось, что все зря. Да, я было уже уговорила себя, что вот такая теперь у меня будет жизнь, сытая и почти бесполезная. — Ирка тихо охнула. — Вырастить Шона — самое важное и ради этого стоит жить. Но что это за жизнь, когда сам себя не уважаешь?
— Думаешь, сможешь помочь сестре того мальчика с кинжалом?
— Я могу попробовать!
— А знаешь, пробуй. Только надо тебе легенду какую-нибудь придумать, чтобы всякие Евстрацкие не доколупывались.
Ну как тут было не спросить, что это за господин такой, Евстрацкий?
В лунном свете короткие волосы подруги навевали мысль о встопорщенных перышках. Я ожидала услышать историю соперничества двух юристов, а получила некое подобие извинений.
— Он к тебе из-за меня привязался. Точнее, не к тебе, а к Лизавете.
— Они были знакомы?
— Да нет, не пугайся. Лизка в юридических кругах личность известная. Ее развод, а потом это кошмарное двойное покушение, это самые яркие события последнего времени. Так что, о тебе многие знают. Знают и то, что ты моя подруга.
— А этот Жорик, он, я так понимаю…
— Не гадай, лучше расскажу. — Ирина подкинула в костер пару поленьев, действительно, темнота стала вдруг неуютной. — С Жоркой у меня был роман. Жгучий студенческий роман, два года мы почти не разлучались. А из короткой поездки к родным перед пятым курсом он вернулся женатым. Не на мне. На дочке известного в нашем городе управленца. И уезжал он не к родным, а в свадебное путешествие. Вернулся и пустил по рукам свадебные фотографии. Ко мне даже не подошел. В этот день я чуть не погибла, настолько была в шоке. Прохожие из-под колес выдернули. Кто-то умный скорую вызывать не велел, а то упекли бы в психушку, как суицидницу. Считай крест, на всей жизни. До сих пор за него молюсь, за того человека. Меня тормошили и спрашивали, спрашивали, кому позвонить, кого позвать? Кроме Лизки никого не оказалось. Родителей у обеих давно не было. У меня был Жорик, у Лизы — ее Леша. Она тогда практически пинками жить меня заставляла, даже Лешу своего чуть отодвинула. Вынудила меня найти подработку, по салонам красоты таскала. Это нам тогда совсем не по карману было, но хотя бы раз в месяц… Так мы и окончили институты. Началась битва за место под солнцем.
Я видела, что Ирине трудно вспоминать горькое прошлое, но не спросить не могла.
— А что Жорик?
— А Жорик вдруг воспылал ко мне неистовой ненавистью. Я так и не поняла почему.
— А что тут непонятного, он сподличал и отлично знал что виноват. Но что бы признать свою вину, надо силу иметь, не всем дано, знаешь ли. Вот Жорик и винил тебя в своей подлости. Мой отец такой же, даже когда знал, что не прав и все равно наказывал, наказание оказывалось намного сильнее.
— Да уж, но это дело прошлое. Плохо то, что Евстрацкий от тебя не отстанет в надежде задеть меня.
— Что будем ему говорить?
— Скажем, что фэнтези начиталась, а после наркоза уверовала, — дробно захихикала Ирка, — пока сойдет, а потом что-нибудь да подвернется.
Разговор иссяк. Пора на боковую. С утра искупаемся и домой.
Квартира Елизаветы была в хорошем районе, спортивная секция нашлась без труда и рядом с домом, но она не работала, потому что каникулы, и в спортивная школа тоже.
Все-таки Ирка — умнейшая женщина, и ребенку не отказала и физические нагрузки ему запрещать не пришлось. Рановато еще после такого ранения. Даже после моего вмешательства — рановато. Силы-то во мне почти никакой.
Поиски инструментов и прочих атрибутов для моего, как выразилась наша язвительная опекунша, хобби, труда не составили. Пресветлый Арис и все местные боги, а я-то жалела, что в этом мире нет магии! И что? Зато есть ручные граверы по металлу. Слово ручные — это обман! Удобнейшие инструменты с набором сменных насадок меня полностью деморализовали! При таком оснащении и не работать руками! Чудовищное несоответствие возможностей и их реализации.
Зачем этому миру магия? Магия, это труд и ответственность. А здесь даже для мелкой ручной работы созданы немыслимые механизмы, только чтобы не перенапрячься. Вот тут-то со мной и случился, как сейчас модно говорить, разрыв шаблона. Довольно трудно было признать, что та часть личности, которая была опытным артефактором Эмилией отчаянно завидует себе самой — нынешней Эле. Да что там говорить, я испытывала эти странные чувства, еще и потому, что впервые вольна была делать что хочу. Сейчас я хотела, нет не так, у меня руки зудели взять в руки стилус или резец и сделать, наконец, хоть что-то, хоть самое простое и отработанное десятками повторных исполнений, например, став на запоминание. Шону очень бы пригодилась сейчас такая поддержка, он ведь не раз жаловался, что с трудом запоминает тот объем информации, который на него обрушился, это мучительно сложно для ребенка, который едва читать научился. А ведь надо будет в школу идти и быть там на равных с другими детьми. Да и мне, и я уверена, Ирине, такой артефакт не помешает. Осталось только воплотить в жизнь.
Инструмент выбран и приобретен.
Разочарование едва не сгубило весь мой творческий порыв. Такая многообещающая машинка абсолютно не годилась для артефакторики — руны получались красивыми и пустыми. Пришлось вернуться к ручным штихелям. Ну и ладно, так даже лучше, привычный инструмент проще сделать “своим”, чем это чудо техники.
Браслет из латунных пластин, ставший артефактом, занял законное место на руке Шона. Ребенок был очарован и украшением, и тем, что это сделано лично для него. Иринка лишь иронически пофыркала, но Шон-то знал, какую мощь порой имеют артефакты, а потому верил в его силу и в меня. Именно Шону удалось “развести” нашу Золтую Рыбку на слабо и уговорить проносить браслет, предназначавшийся ей, весь вечер. А по вечерам наша умница и красавица занималась изучением своих рабочих материалов.
Мы с ребенком лишь посмеивались, глядя на сосредоточенную благодетельницу. Рунический став на внимание, концентрацию и запоминание действовал, как положено, взятое на дом закончилось в одиннадцатом часу, а не за полночь, как обычно. Ирка недоуменно смотрела на циферблат часов, потом на стопку проработанных документов, потом опять на часы.
