На них жутко было смотреть. Одинаково бледные ничего не выражающие лица и пустые глаза, глядящие в прошлое.
Наконец мужчина отмер.
— Понятно. Я все эти годы представлял ситуацию несколько иначе.
— Не думаю, что тебе понятно, Жоржик. Но это уже неважно, не так ли?
— Важно! Мне важно! Столько лет! Столько лет не могу перестать злиться.
Я встала и, извинившись, ушла в дамскую комнату. Если Ирина захочет, она сама расскажет. Хорошо, что они поговорят. Быть может, старый шрам на ее сердце перестанет ныть.
Следующие три дня мы с Ириной почти не виделись, у меня закрадывалось впечатление, что она никак не может оправиться после разговора с Евстрацким. Утешало одно — Фрол все время рядом с ней.
Сегодня близнецов мы не ждали, у них был плановый визит к бабушке. Оказывается, это приятно, утро без посторонних людей в доме. Димка тоже оценил возможность побалдеть несколько дольше обычного в постели, позавтракать просто йогуртами и не заморачиваться обедом на пятерых, а спокойно почитать.
Не знаю, почему, но мой мальчик внезапно увлекся военной тематикой и сейчас с неожиданным интересом читал повесть “Сын полка”, которую ему присоветовала Анна Петровна.
Война в моем представлении и воина, которую до нас с сыном исподволь доносило телевидение, различались настолько, что когда впервые наткнулась на военные кинохроники, я испытала сильнейший шок. С тех пор старалась не позволять себе вспоминать эти кадры, слишком страшно становилось. Это было в первые дни после выписки из больницы, когда мы с Димкой еще не могли оторваться от телевизора. Хорошо, что в родном мире есть магия и ее наличие притормаживает технический прогресс. Война, в которой участвуют десятки миллионов, а не всего несколько тысяч человек, находилась за пределами моего восприятия. Маги воюют страшно, так мне внушали всю жизнь. В мире Араш не знают, что такое страшно. После трехминутного просмотра фильма о концлагерях Ирка отпаивала меня коньяком и велела никогда больше не сметь смотреть нечто подобное в одиночку. Она грубовато утирала мои слезы открытой ладонью и плакала вместе со мной приговаривая:
— Мне так тебя жалко, мы выросли с этой болью, она в нас живет на генетическом уровне. А соприкоснуться с этим впервые, да еще сразу Освенцим…
И вот теперь мой мальчик увлеченно читает “книжку про войну”, в которой участвовали дети его возраста. Но это его выбор, я не считала себя вправе вмешиваться.
Проводить такой чудный свободный день под крышей было жаль и мы все-таки решили выбраться в центр города. Стоило выйти из подъезда, как навстречу шагнул крупный мужчина. После темноты лестничных клеток, ослепленная полуденным солнцем, я его не сразу рассмотрела. Сознание отметило лишь крепкую смуглую руку, совсем не прикрытую коротко закатанным рукавом яркой футболки.
— Здравствуйте, госпожа Елизавета, — наконец, зрение прояснилось и я узнала Илью Хабарова.
Эта простая фраза была сказана с таким почтением, которого едва ли удостаивалась моя почти забытая арашская подруга, ее величество Ирида.
Почему мне кажется, что я покраснела?
Часть 48
-/ Илья /–
Процессуальная тягомоть вынула из меня всю душу, но снова быть на свободе, это чудо. Чудо, за которое я не устаю благодарить всевышнего и двух совершенно незнакомых женщин, которые почему-то решили, что невмешательство в мою судьбу отяготит их совесть.
За недели, проведенные в предварительном заключении, я отвык от свежего воздуха и вольного солнца и использовал каждую минуту, чтобы насладиться ими. Дверь подъезда, перед которой я остановился, чтобы дать себе еще минуту, прежде чем решиться нажать кнопку домофона, отворилась и из нее выскользнул странно знакомый мальчик лет одиннадцати-двенадцати, заглядевшись на яркие, почти лисьего окраса кудри я едва не пропустил появление той, ради которой сюда пришел.
Она шагнула из пещерной тьмы подъезда на жаркий асфальт и зажмурилась от слепящего солнца, удовольствие отразилось на ее чуть тронутом загаром лице. Своим приветствием я, кажется, немного напугал ее, потому что она сделала шаг назад, открыла глаза и отчего-то смутилась.
— Мама, — давешний рыжий мальчик обхватил женщину за талию, а она привычно склонилась к его макушке с поцелуем и стал виден тяжелый узел волос над хрупкой шейкой. Я затаил дыхание. Мадонна. Просто мадонна, и неважно, что их обычно изображают с младенцем. Вдруг остро захотелось увидеть, как эта женщина также склоняется к моей малышке.
— Здравствуйте, госпожа Елизавета, — две пары таких разных глаз смотрели на меня с опасливым любопытством, — я Илья Хабаров, позвольте выразить вам огромную признательность.
Тьфу, самому противно стало от расхожей казенной фразы и про цветы, болван, забыл. Специально же поехал к дому, чтобы вручить букет и забыл его в машине. Пришлось спешно извиняться и бежать к припаркованному тут же кроссоверу. За спиной послышался мальчишеский возглас “ух ты”. Да, мой золотисто-черный мустанг производит впечатление даже не неискушенных, знаю. Но свою машинку я люблю не только за внешний вид.
Наблюдать, как выражение лица красивой женщины с настороженного меняется на восторженное при виде огромного букета из кремово-розовых крапчатых альстромерий. Елизавета растерянно приняла цветы обеими руками, поблагодарила, почему-то шепотом, и замерла в любовании. Через секунду сообразил о причине ее растерянности. Они же уйти собирались, а тут я со своим букетом, который сам в одной руке удержать не могу. Дважды болван. Прокурор Евстрацкий, который легко снабдил меня номером телефона моей спасительницы и с большим трудом согласился дать и адрес, похоже, по своему прав, но я почему-то был уверен, что лучше вот так, без звонка, чтобы не было шанса отказать мне в свидании. Трижды болван.
— Вы куда-то направлялись, я нарушил ваши планы? Надеюсь, из-за меня вы никуда не опоздаете?
— Мы просто идем гулять, — мальчик смотрел на меня насуплено.
— Дима, познакомься, это Илья Хабаров, тот самый, которого тетя Ира выручала, помнишь, мы тебе рассказывали, — и уже обращаясь ко мне, — извините, я не запомнила ваше отчество.
— Зовите просто Илья, а для вашего сына Илья Аркадьевич. Очень приятно увидеть вас воочию и познакомиться с вашим ребенком.
Эта невероятная женщина сделала какое-то движение, похожее на поклон, но ей мешал тяжелый букет. Мои воспоминания меня не подвели, было в ее манерах что-то забыто-благородное, навевающее мысли о дворянах и голубой крови.
— А давайте вы ненадолго вернетесь, поставите цветы в воду. А потом, если позволите, я присоединюсь к вашей прогулке. Сегодня как раз есть экскурсия по реке. Речной трамвай опять запустили.
Засветившиеся предвкушением глаза ребенка не предполагали отказа, на то и был расчет.
– /Эля-Эмилия/–
Хабаров развлекал нас с Димкой до самого вечера. Речным трамваем оказалась судно размером с приличный трехмачтовик, только без парусов. Разумеется, восторгу сына не было предела, и он с легким сердцем оставил меня наедине с Хабаровым, ринувшись обследовать белоснежного монстра.
