Если я увлекусь описаниями, водится за мной такое, как выяснилось, укажите мне пожалуйста, буду искренне признательна. Любая конструктивная критика приветствуется.
С уважением, ваша Лена.
Часть 3
Господи, как голова трещит, во рту кошачий туалет, а смрад стоит такой, что защипало язык при попытке подышать ртом. Почему под моей щекой черный кожаный рукав? Утром же достала любимую зеленую ветровку, потому как похолодало. И кожанка была только в молодости, коричневая. Пощупала обшлаг рукава — кожа бронебойная. В поле моего расфокусированного зрения попали мускулистые пальцы с траурными ногтями. Ну, как бы я ни была ленива, но за руками следила исправно, это не мои пальцы, тогда почему я ощущаю все шершавинки на старой изрезанной столешнице? Шевельнула мизинцем, палец с обкусанным ногтем дернулся, с перепугу сжала кисть в кулак — сжался, следовательно — это моя рука, а кто тогда я? Ха-ха, Нина Николавна, дочиталась сказочек, на яву грезишь? Да кто там толкает и треплет, уйй, больно… бедные мои мозги… Голову удалось немного повернуть, если бы точно не знала, что последний раз пила спиртное полгода назад, я бы подумала, что это жесточайшее похмелье. Что-то острое больно ткнулось в шею прогнав эту потрясающе конструктивную мысль, чья-то рука, не слишком осторожничая, зашарила у меня за пазухой, там, где в мужских костюмах обычно бывает внутренний карман. Так, кажется, меня пытаются обшмонать, угрожая чем-то острым у шеи. Бред, ей-богу! Я что, все-таки напилась и сплю? Классный сон, на редкость реалистичный!
Страха не было, были рефлексы и пьяный кураж. Перехватить руку, шарящую за пазухой, удалось легко, как следствие, нажатие на шею усилилось и причинило отрезвляющую боль, вот теперь стало страшно. Не сон. Только руки с траурными ногтями жили независимо от впавшего в кому самосознания. Не-ет, это не я, я бы так никогда не поступила, просто не додумалась бы! Рука, которую, я по недоразумению ощущала своей даже не попыталась отделаться от заточки у шеи, эта рука лениво упала со стола и вдруг весьма не ласково схватила незадачливого грабителя за промежность. Эта ручка, судя по запоминающемуся размеру, сок из лимона выдавит двумя пальцами без особого напряжения. Господи, какие лимоны? О чем я думаю? Вообще-то, эта как бы моя ручка сильнее сжала пальцы в жестком цанговом захвате…ну что попалось, это как бы мои глаза смотрели на корчащегося мужичонку с пьяным добродушием, это я пьяно-тягуче потребовала:
— Спой цветик, не стыдись, то-оненько пой, как Робертино Лоретти, — и ребячливо хихикнула, — ну давай, милок, постарайся… я-яма-айка, я-яма-айка… — Пьяный, дико фальшивый напев на русском, да и вся эта фраза, во мне самой вызвала отвращение, даже в затуманенной головушке немного прояснилось. А уж какое впечатление мы с жалким мужичонкой произвели на окружающих!
Окружающих? Твоё ж волшебное число «пи»! Что за дикость меня окружает? А эти рожи? Да по сравнению с ними запорожцы с картины Репина — истинные интеллигенты! И пялятся так нехорошо. Ох, кажется, сейчас меня будут бить. Басурманские угрозливые выкрики становились все громче. Смысл воплей доходил до сознания туго. Кто-то разжимал мои пальцы, которые все еще трудилась над здоровьем незадачливого воришки. Ой, да, отпустить же! Освободившийся от захвата мужичок, завывая, повалился на пол и это сработало, как пусковая пружина. В мою сторону ломанулся здоровенный детина, дожидаться, пока он до меня доберется не стала, вскочила, ну, постаралась вскочить, плеснула в рожу недопитое. Детина заорал. С подвывом. Заорешь, если в глаза крепкое спиртное попадет. Шатаясь, он толкнул подавальщицу в чепчике, у бедняжки и шанса увернуться не было. В чепчике? Так, это потом, потому что в меня кто-то запустил глиняной кружкой поздоровее стандартной пивной. Не-не-не, я драться не хочу, я не умею…зато это тело, кажется, умеет, хоть оно пьяное в дупель, но рефлексы… Кружка отбита, проморгавшийся детина что-то скомандовал толпе и получил от меня тычка основанием ладони в нос. Заваливаясь, он опять сбил незадачливую официантку. Как в замедленной съемке, я видела, как девушка, падая на пол, задевает виском угол стола, падает и больше не шевелится. Это ужасное зрелище меня так поразило, что я позволила огреть себя сзади. Под черепушкой вспыхнул новогодний салют, ноги ослабли, руки вяло замолотили воздух. Падение поручилось комфортным, лежащая на полу девушка приняла на себя мой вес. Третий раз из-за меня страдает, проползла снулая мысль. Увесистый пинок по ребрам ясности ума не прибавил. Сквозь меркнущий фейерверк я услыхала:
— Выбросьте обеих на улицу. Наймичка на холоде очнется. А девка — нежилец, да и ладно, все равно я уволить ее собра́лся. Одно хорошо, расчет давать не придется.
— А если у таверны труп найдут, а Сото?
— Да на эту наймичку и подумают. Искать Ниану некому, одна она. Все обойдется, а если что, концы в воду.
Всполохи в голове окончательно угасли…
Почему я лежу на земле? Ох, как холодно. И очень темно. Над головой — звезды, яркие и крупные, совсем чужие. Любопытно, я на ночное небо уже лет пять не глаза не поднимала, что там можно увидеть, с моей-то компьютерной близорукостью? А тут вдруг такая красота, что я на несколько минут забыла, что замерзала.
Попытка встать не увенчалась успехом, потому что на мне лежало тело, рука, обтянутая знакомой черной кожей давила на ребра, это я смогла рассмотреть, приподняв голову. Фух, все-таки это не моя конечность, уже хорошо. От натуги боль в черепе вспыхнула с новой силой, хорошо, хоть руки свободны, нащупать на затылке шишку удалось не сразу, мешала какая-то тряпка, странно, я никогда в жизни не носила платков, не клицу они мне. Чуть выше виска тоже обнаружилась жгуче болезненная припухлость. Резь в двух нащупанных шишках отрезвила и заставила соображать, ибо не только больно, но и холодно. Итак, шишек две, над виском и на затылке. Про затылок понятно, это меня небрежно выкинули. А на виске почему? Это же та девушка с именем похожим на мое об стол треснулась, а болит у меня. Почему?
Вот это мне пригрезилось, однако, кабак, драка, Робертино Лоретти, ой стыдоба какая, это что моя неосознанная тайная мечта — взять за…У-уй, это, что было?
Точно, я же попала в аварию и меня выкинуло под колеса машины, вот и объяснение болям. Хорошо меня приложило, качественный бред получился. Однако, от этих раздумий меня отвлекли.
Клин довольно яркого света привлек внимание — это приоткрылась дверь, прям шинок из фильма «Вечера на хуторе близ Диканьки». Из-за двери доносились пьяные крики и звон посуды. А вокруг густая темнота.
Тело шевельнулось, тяжело задышало, утробно забулькало. Ой, ой, ой только не это! Выползти из-под приподнявшегося туловища посчастливилось в последний момент, иначе меня неминуемо бы заблевали. Встать на этот раз удалось удивительно легко. Очень удивительно и очень легко. С моим весом? Да ладно?! Я шагнула было ближе к свету, но чуть не завалилась снова, наступив на длинный подол. Пока я ловила пошатнувшееся равновесие и не менее пошатнувшееся мировосприятие, тело в черной коже тоже попыталось встать. Эта пьянь взбиралась по мне, как по столбу. С грацией сонной панды и с той же скоростью. Я даже рискнула потянуть ее вверх, надеясь, что если помогу, то меня, может быть, не уронят. Обошлось.
