Но Витто на гостью уже не обращал внимания, он решительно подошел ко мне и, сделав едва заметный пасс, пояснил:
– Заглушка. Простите, Нина, боюсь, что вы сочтете за нахальство, но не могли бы вы оплатить эти продукты и забрать их на кухню? У меня нет денег.
– Конечно, оплачу, Витто, и отдам вам. Что этот глечик сметаны на всех, только дразниться, на всех ведро нужно. – Разумеется, я подумала, что у него с собой денег нет.
– Еще раз простите, но сейчас эти радости мне не по карману.
А сам такой подчеркнуто спокойный, лишь по лицу скользнуло мимолетное сожаление. Как я могла не догадаться раньше, что магу, работающему на пределе, нужно несколько больше еды, чем обычно! Без Гунара совсем как слепоглухонемая. Вот ведь! Так хотя бы Байдана расспросила. Что-то ты, Николавна, стала ошибок много делать...
– Простите, Витто, но я очень удивлена. Принц Роллитваен, помнится, вместе с накопителями вручил вам некоторую сумму. Неужто так поиздержались в пути?
– Все те деньги целы до последнего четвертькергона, за исключением того, что я потратил на восстанавливающие магию зелья.
Вот он, редчайший случай, когда у меня нет слов! И хорошо! А то ка-ак скажу… Инстинкт самосохранения у этого мужчины что, совсем атрофировался? На почве преданности нелюбимому делу?
Так, Нина, вдо-ох...
– Витто, простите меня за возможную резкость. Порядочность – прекрасное качество, но вы умудрились довести его до абсурда, жертвуя, на минуточку, своим здоровьем! Своим! Эти деньги были даны не под целевые покупки, а для того, чтобы вы продержались какое-то время, пока мы ищем способ вам помочь. Вы расписку в получении давали? Я точно знаю, что нет. Поймите, это неподотчетные деньги. Они ваши.
И вышла из-под заглушки прямо к недовольной Зане.
– Я покупаю все это. Вместе с коробом. Уважаемый Довлат, назначьте, пожалуйста, справедливую цену.
– А я тебе не продам… – Оппа, как раздухарилась, краса деревенская. Руки в боки, чепец на затылок, даже оскалилась. Мне, честно говоря, все равно, но дистанцию нужно определять сразу.
– Еще раз нахамишь, до отъезда просидишь в холодной. Поняла меня? И чтобы больше не смела здесь появляться.
Жалко дурочку, влюблена ведь и скрыть не может. Очень жалко. Самоё до сих пор корчит от воспоминаний, как делала глупости от неразделенной любви.
Угу, а вчера наделала от разделенной.
Не-не-не! Какая любовь? Рано еще, не хочу!
Деревенский голова оценил короб Заны и его содержимое в половину цаля и смотрел на меня так испытующе, как будто в невестки выбирал. Ха, думал торговаться стану? Три четвертных! За такую вещь не жалко, ей-богу. Будет вместо сундука, а то из обстановки у нас с братьями только кованые неподъемные кровати, пара разнокалиберных стульев да крючки у двери – плащи-куртки повесить. Остальное все прежние жители вывезли. Если бы не матушка Аглая, собиравшая нас на выселки, спать бы нам на голых металлических решетках. Сама бы ни за что не догадалась тюфяков-подушек-одеял с собой взять. В первые горячечные дни этот «некомфорт» не смущал, а сейчас пора начинать обживаться, у меня братья, и дядя скоро приедет.
Лишняя четвертушка цаля, полученная от странной кухарки, проняла Зану сильнее, чем угроза наказания. Поняла, наконец, что шутки кончились.
Галана наскребла чем покормить гостей, отпустить Довлата я была еще не готова. Немного позабавилась, как осторожно и недоверчиво они пробуют предложенную наваристую похлебку, поблескивающую радостными желтыми жиринками: видать, наслышаны о баланде Канифы. Ой, чую, прилетит мерзавке за вранье от разочарованной Заны, а старшой добавит от себя.
Довлат – мужик правильный, понял, что я разговора жду, сам попутчицу отослал, едва доесть дал. А чайку она и в компании солдатиков попьет, они уже смекнули, что гостью надо контролировать, чтоб не рванула предмет обожания по крепости разыскивать. Да и с новой женщиной поболтать им охота.
– Не серчай, госпожа Нина, на глупую. Никак в толк не возьмет, горемычная, что не нужна она барину. Как десять лет назад не нужна была, так и сейчас ни к чему. Он с сестрой ее долго любился. Так та вдовая да детная. Дана – баба толковая, младшую сестру-сироту вместе со своими тремя детьми тянула. Ей любая помощь в жилу. Мы в деревне господина мага очень уважаем. – И посматривает, интересно ли мне. Еще бы! И скрывать не стану. – В аккурат десять годков назад младшой Данин в общий колодец, что на пятачке, свалился. Дружки евонные возьми и вдарь в колокол – сами вытащить не одолели, веревка оборвалась. Народ сбежался, да толку. Так Дана, от отчаяния материнского, как начала лупить в колокол, как начала. Пока сообразили, пока новую веревку, по длине подходящую, нашли, мальчишка закоченел, на воде еще держался, а веревкой опоясаться сам уже не мог, руки не слушались. Тревожный колокол у нас громкий, и в крепости слыхать. Господин маг успел, хоть с коня пена клочьями летела. Вытащил мальчонку. Магией. А потом и остался в хате у Даны, коню отдых нужен, а ребенку – лечение, так они и сошлись. Дана красавицей была, не этой свиристелке чета.
– Отчего же была? Умерла?
– Зачем умерла? Это господина мага годы не берут, а простые женщины отцветают быстро.
Противоречивое чувство, однако. Ведь понятно же, что и к Зане, и к ее сестре, которая долгие годы была постоянной величиной в жизни Витто, ревновать глупо. Но в душе уже затявкала маленькая противная шавка, из той породы, которая на сене. Моя земная подруга и кума Катька, если бы я могла с ней поделиться, уже обложила бы всяко-разно за вчерашнюю дурость. И сказала бы, что я собственным змеиным ядом отравилась, а потому капризы капризничаю и на нормального мужика, каких мало, бочку качу. Вместо того чтобы сесть и подумать, а подумавши, сказать себе правду: чего я хочу и когда.
Вот узлом завяжусь, а сегодня же вечером сяду со спицами и все-все припомню, каждый взгляд, каждое слово, каждый вздох, каждое движение души. И не только Витто касаемое, но и дальнейшей жизни.
– О чем задумалась, госпожа Нина? – Умудренный опытом Довлат не дал мне надолго погрузиться в себя, позволил вернуться к разговору без неловкости.
– Обо всем понемногу. А скажи-ка, уважаемый…
Заинтересовавший меня короб Заны сплел их сельчанин, вся деревня его плетушками пользуется. Мастеровитая семья. А что, у госпожи интерес имеется? Так он зараз. И гончар в деревне есть, настоящий, умеет и глазурованную посуду делать, и расписную. Да работы ему нет, его семья, как все, с земли живет. А вот кузнеца давно нет, за каждой мелочью – к соседям, беда, да и только. Особенно в страду. А по деревне столько железа поправить надо, что просто ой! От Довлата я, кстати, узнала, что в «Лунном пике» свои мастерские раньше были. Довлат лично видел. Это при последнем владетеле крепость обнищала, и деревня вместе с ней.
От меня деревенский голова увозил живую денежку, хоть и меньше, чем рассчитывал, зато с заказом для гончара, на бумажке нарисованным. Пятьдесят предметов, для начала. Лишь бы у того сырье в запасе имелось. И с уверенностью, что деревня без поддержки крепости не останется. Только прощаясь, он рискнул спросить, а правда ли я своими руками солдатам стряпаю, или Канифа опять сбрехала? И что у меня настоящий степняк в братьях числится?
