Вакир, моя всеми признанная правая рука среди солдат, не церемонясь «помог» аборигену выполнить приказание.
– Великий Раштит! – выдохнул он потрясенно.
На ладони клятвопреступника вздулся лопнувшей кожей ожог в форме монеты. Как клеймо.
– Кара Раштита! Кара за обман! Вот бы всегда так! – прошелестело среди солдат удивленное удовлетворение.
– Молодец, Тишуль! А сделать так, чтобы срабатывало всегда и со всеми, сможешь?
– Скажи вслух, как молитву. Тогда попробую.
Да легко! Такой азарт разобрал, что на коленки бухнулась совершенно искренне и руки к небу воздела.
– Великий светоносный Раштит, пусть такая кара постигнет любого, кто помянет твое имя ради нечестной наживы или иного обмана! Даруй нам это благо!
Сама не поняла, когда плохо срежиссированный спектакль перерос в мощнейший чистосердечный порыв. Очнулась оттого, что под зажмуренные веки рвалось невыносимо яркое солнце. Настоящее! Чистое! Не замутненное привычной белесой пеленой. А в голове плескался бессловесный Тишкин восторг.
Осмотреться рискнула только сквозь ресницы: глаза этого тела непривычны к яркому свету. Немногочисленные солдатики застыли в коленопреклоненном молитвенном экстазе. Под теплыми, почти горячими, лучами их простые лица, все, как одно, поднятые к небу, выглядели одухотворенно-интеллигентными. Стоял один Тишка, но как стоял! Почти парил, вытянувшись во всю длину своего угловатого юношеского тела и раскинув тонкие напряженные руки. Золотистых волос, казалось, стало в десять раз больше. Крупные локоны колыхались, напоминая протуберанцы.
Вроде только сморгнула, ослепленная феерическим зрелищем, а мир опять померк, став привычно сероватым.
– Вама, я понял! Я понял, вама! Спасибо! – Тишка поднял меня на ноги, стиснул и привычно уткнулся лицом в шею – засопел довольно. Подрос, мой хороший, раньше так не наклонялся. Я бы не удержала уставшего от чувств боженёнка, но руки Дораша не дали пошатнуться. Так мы и стояли в тройных объятиях несколько долгих-долгих волшебных секунд.
В сердце звонкой струной дрогнула тревога, выдергивая из нирваны братской любви.
В паре десятков шагов от нас стоял Витто.
Восторженный. Ошеломленный. Заинтригованный.
Ни малейших сомнений – он все видел. Тревожная струна дрогнула вновь: какие выводы сделает? Какие еще страдания себе выдумает и начнет с упоением их страдать, все больше от меня отдаляясь? И как я буду все это разгребать? Соотнести сегодняшнего волшебного Тишку и парящего Раштита на похоронах наследного принца смог бы даже болван. А Витто болваном не был.
– Госпожа, – незнакомый робкий баритон прервал логическую цепочку, – госпожа, а как же я? Я гончар. Довлат сказал, что вам срочно надо…
Правильный мужик, этот деревенский голова. Уважаю. Гончар Яниш поведал, что по моему эскизу он бочонки сработать не может – печь для обжига не приспособлена для изделий таких габаритов. Но у него остались непроданными вот эти посудины – на пробу делал, не пошло. Так, может, уважаемой госпоже хоть как-то сгодятся?
Еще как сгодятся. Отличная посуда для наших масштабов. Мне бы еще пяток таких. А остальная мелочевка, что с ней? Миски для солдат нужны срочно. Люди в две очереди столуются, это очень неудобно!
Яниш – милейший человек. Договорились мы быстро. Цену гончар назвал такую смешную, что я, не задумываясь, дала в пять раз больше. Ему ингредиенты покупать и топливо. Он было затеял извиняться за задержку заказа, пришлось утешать и объяснять, что про обжиг понимаю и что это дело тонкое и не быстрое, если надо, чтобы прочно. Вдруг вспомнилось давно читанное про китайский фарфор, называемый костяным. Запомнила, потому что ну очень удивил процентный состав. Это ж сколько костей пережечь надо, чтоб 50% пепла!
– Яниш, а костный пепел добавлять не пробовал? Я слыхала, что так прочнее и стенки посуды можно делать тоньше. Привезешь миски, обсудим. Быть может, еще что-нибудь вспомню. А пока велю кости собирать.
За тыкву я, конечно, заплатила. Ровно по той цене, которую давала Довлату. Подмывало отнять в назидание, но я же не рэкетир.
После обеда кухня и примыкающая часть трапезной напоминали муравейник. Солдаты увлеченно разделывали тыкву. Тяжелая работа, как оказалось. Чистили бронебойную рыжую шкуру, вынимали мякоть с семечками, строгали на ровные ломтики и делали в них наколы. Используя свои ножи, кстати, которые оружие.
Скорее бы обоз с моим железным скарбом, но ждать совсем некогда, гостинец для рушей нужен уже послезавтра. А потому все желающие дружно возились с тыквой. Даже Норрей крутился поблизости, он пожертвовал мне бутыль вина. Аттракцион небывалой щедрости. Фу, бормотуха кислючая. Было видно, что вина этого ему совсем не жалко, зато очень интересно, зачем оно мне понадобилось. А для творческого процессу, да-да. Первый раз цукаты делаю, тем более из ненавистной тыквы. Технология сочинялась по ходу. Единственное, что я знала наверняка, – такое делают.
Неплохой такой получился сироп, с приятной кислинкой. В нем слегка приваривали кусочки тыквы и раскладывали сушить, в надежде получить эти самые цукаты. Получили. Первый блин, как водится, комом. Сушка в духовке долгая, а духовка маленькая. Ну и поторопились снять пробу. Слопали все. Счастливый Тишка даже порывался противень вылизать, так ему понравилось новое лакомство. Морковка теперь будет не в фаворе.
Но как все медленно, как же медленно! Мудрая Сара намекнула, что у кое-кого осушающий артефакт имеется. Ха! Умничка Сара! У нас тут два с половиной мага имеются...
Маг, которого я посчитала за половинку, не утерпел и после ужина присоединился к тыквенному кипишу. Все еще осунувшийся, но уже не мучнисто-бледный. И глаза светятся живым огнем навстречу собеседнику, а не обращены вглубь себя. Ужин, как, впрочем, и обед, прошли под девизом: «Нашу госпожу и ее братьев любят боги!» Неожиданно, но по-своему логично. Никто не видел, что произошло во время импровизированного молебна. Только Витто наблюдал все произошедшее со стороны и имел свое мнение. Это мнение и было на меня обрушено, стоило прийти в его комнату с обедом. Сил спуститься в трапезную у магистра все-таки не хватило. Сара доложила, а Тишка подтвердил. Можно было бы посыльного отправить, но я-то и магически подпитать могу, если что.
Ну и нарвалась:
– Нина, я понимаю, что не вправе судить, но нужна ли была подобная жестокость? У Изика большая семья, а с такой раной он теперь долго работать не сможет.
Я даже не сразу поняла, о какой жестокости идет речь. Аж зависла.
– Понимаете, Нина, в деревне трудная жизнь. – Ха, это он мне рассказывает? Ничего обо мне не зная? – Последнее время им доставалось от людей Дезгона.
– Да, Витто, вы не вправе судить. Хотя бы потому, что вы наблюдали, но не все слышали. Ведь так? Вот окрепнете, пойдите и расспросите очевидцев. Но раз вы столь радеете за этого человека, то поезжайте при случае и подлечите его руку. Я даже свой оздоровительный артефакт дам. Поедете?
