- Успокойся! – прокричал он над моим ухом, одновременно пытаясь удержать моё бьющееся в конвульсиях тело. – Всё, всё, перестань. Больше ничего не будет, слышишь?
- Никто не смел его трогать! Никто! Никто кроме меня не смел открывать его! – прокричала я и разрыдалась. - Ненавижу тебя! Призираю! Проклинаю! – я брыкалась, извивалась на кровати, пытаясь высвободиться, пинала его, но руки Царя крепко сжимал мои запястья, а его тело никак не реагировало на сильные удары ногами.
Царь еще сильнее навалился на меня, резко переместил мои руки вверх, наклонился к моему лицу и, сморщив губы, проговорил:
- Я сам себя ненавижу. Но ничего не могу с этим сделать, - он сильнее сжал мои запястья. - И ты с этим ничего не сделаешь! – крикнул он. – Прошлое - чернота… Ее так просто не достать. Ее слишком много в нас… Во мне… И в тебе, оказывается… Теперь я знаю, - он глубоко вздохнул, помолчал несколько секунд, глядя на меня так, будто в чем-то подозревает. - Почему я не увидел ее в тебе раньше? Прятала ее? Старалась для всех казаться нормальной? – печально усмехнулся он. – Валяй! Но тебе это не поможет! Единственный верный выход – платить той же монетой. Иначе не выживешь – чернота тебя уничтожит. Тебе стало легче, когда ты связалась с панками? – я ничего не ответила. – Уверен, что стало, - едва заметно улыбнулся он. – Почувствовала свободу, прилив сил, поняла, что не одна в этом злом и несправедливом мире, да? И тебе ни за что не хочется возвращаться назад, когда получила признание, не так ли? – прищурился он.
- Мне больно, - всхлипнула я.
Царь медленно убрал руки и встал с кровати.
- Иди, окатись холодной водой. Мне это всегда помогает.
Он собрал с пола фотографии. На одной из них задержал взгляд, обернулся на меня, пристально смотрел примерно секунд пять, затем положил стопку фотографий на стол, и глубоко вздохнув, взглянул на порванные тетради.
- Промтовары до скольки работают?
Я промолчала. Царь взглянул на наручные часы, снял со спинки стула олимпийку и пошел в прихожую. Через минуту хлопнула входная дверь.
Я вышла из комнаты, но сразу вернулась обратно: мне стало интересно, что это было за фото, на которое он так долго смотрел.
Девочка с большими серыми глазами и белыми вьющимися волосами. Она чем-то похожа на Царя, такие же пухлые губы, и глубоко посажены глаза. А самого Царя я едва узнавала: со снимка на меня смотрел абсолютно другой парень с потухшим взглядом, короткими волосами, и с бледным мрачным лицом, можно сказать, траурным. Девочка была и на других фото вместе с ним и его матерью. В отличие от Царя она мило улыбалась, где-то стояла в обнимку с матерью, где-то держала ее за руку. А Царь как будто бы не с ними, словно случайно оказывался в кадре.
На всех фото стояли даты, они были сделаны три, четыре, пять лет назад.
А дальше пошли фото Царя с друзьями, так сказать – наши дни, где он уже совсем по-другому смотрит в камеру. Дерзкий и игривый взгляд, который мне был хорошо знаком.
Глава 29. Теперь я знаю
- Ой, умора, Жор. Я и не думала, что ты умеешь так торговаться, - послышалось из прихожей. - Считай, яблоки нам почти даром достались, - резко наступила тишина и через несколько секунд мама уже не так радостно щебетала. – Здесь что, снова была война?
- Видимо, ребята опять развлекались, - громко вздохнул Жорик.
- Люсь! Людка, ты дома? – мама вошла в мою комнату с очень сердитым лицом. – Где вчера шаталась?
Я, игнорируя ее вопросы, делала вид, что читаю историю. Слова ей не скажу, пока не выставит из квартиры Царя с его папашкой.
- Ты где была вчера, спрашиваю? – прокричала мама. - И что за погром опять устроила в коморке? Твоих рук дело? Иди, прибирай!
- «Самый острый кризис «холодной войны» имел далеко идущие последствия для обеих сверхдержав», - читала вслух я. – «И эти последствия сказались…» - мама вышла из моей комнаты и хлопнула дверью.
- Что это за таблетки? – послышалось за дверью.
- Болеутоляющие. Максу прописал врач, - расстроено проговорил Жора. – Ладно… в понедельник съездим за новым рецептом.
Смотрите-ка, как за его сынка переживает! Погром в его комнате устроила, сразу бежит ругаться, за бока хватается, пальчиком грозит.
-Таблеточки его испортила, - шепотом просюсюкала я и захлопнула учебник.
Мне бы кто-нибудь прописал болеутоляющие. Для души…
Взяла плеер, забралась с ним на подоконник и включила музыку. Просидела на окне пока не стемнело. Живот заурчал, напомнив, что я сегодня только позавтракала у Машки и больше не съела ни крошечки. Спрыгнула с подоконника, выглянула в коридор, вроде никого, в коморке и в маминой спальне двери закрыты. Прошла на цыпочках на кухню и прикрыла за собой дверь. На плите стояла сковорода с макаронами, достала из холодильника упаковку сосисок, закрыла дверцу холодильника и вздрогнула, увидев перед собой Царя.
- Подай масло, пожалуйста, - попросил он. У меня едва глаза на лоб не полезли от возмущения.
Сейчас, конечно, передам! А может, тебе еще и булочку намазать? – ругалась про себя я, но на лице не выдала ни единой эмоции. Молча обошла его, стараясь не прикоснуться даже одеждой, прошла к столу, взяла тарелку и стала накладывать макароны.
- Ну... сам так сам, - вздохнул Царь и взял пачку масла.
Он что тоже собирается поужинать? Именно сейчас, когда я пришла на кухню? Я начинала закипать от злости. Не могу даже поесть нормально в собственной квартире! Стоит он тут, в домашних спортивочках, в тапочках, с голым торсом, берет хлеб из нашей хлебницы, берет нож из нашего ящика! Эй, вселенная, ты ничего там не перепутала случайно? Да-да, это тот самый Царь сейчас стоит на моей кухне! Он точно должен быть здесь а не в аду? Его присутствие, его каждое движение, выводило меня из себя.
Пока тарелка с макаронами крутилась в микроволновке, я нервно дергала ногой. Хотелось поскорее взять свой ужин и отправиться в свою комнату. И тут я вспомнила Машкины слова: «Сначала он выжил тебя из школы, потом из дома, какой будет следующий шаг? Выживет из жизни?»
Нет уж, это моя квартира, моя кухня, мой стол! И я буду есть здесь!
Микроволновка пропищала, я взяла тарелку и уселась за стол. Царь к этому времени налил себе чай, намазал булку маслом и сел напротив меня.
