Февральская революция и последовавшее за ней Июньское восстание во Франции не были случайны. После революции 1789 г. Франция пережила сорок лет невероятно острой борьбы, однако накануне Февральской революции 1848 г. власть захватила не буржуазия, а только одна из ее группировок: банкиры, биржевые и железнодорожные магнаты, собственники шахт и лесов, а также связанные с ними землевладельцы, то есть так называемая финансовая аристократия. Ввиду этого возникли противоречия между рабочей буржуазией и финансовой аристократией. Одновременно с этим возникли противоречия между пролетариатом и буржуазией. Эти противоречия сплелись в весьма запутанный узор. Власть финансовой аристократии вызывала сильнейшее недовольство, распространение которого особенно усилили два имеющих мировое значение экономических явления в период с 1845 по 1846 гг., а именно – резкий рост цен, вызванный плохим урожаем картофеля из-за вредителей, а также влияние общего торгово-промышленного кризиса в Англии на Францию. Из-за этого жалобы на несправедливость вылились в вооруженные восстания, что привело к Февральской революции. В конце концов оказалось, что Временное правительство, рожденное на февральских баррикадах, представляло интересы буржуазии. Пролетариат снова был вынужден взяться за оружие в июне, но потерпел поражение. С точки зрения Маркса, оба революционных события имеют глубокое экономическое происхождение, что обусловило также неизбежность их поражения. Он писал: «При таком всеобщем процветании, когда производительные силы буржуазного общества развиваются настолько пышно, насколько это вообще возможно в рамках буржуазных отношений, о действительной революции не может быть и речи. Подобная революция возможна только в те периоды, когда оба эти фактора, современные производительные силы и буржуазные формы производства, вступают между собой в противоречие» (1956. Т. 7. С. 100). Согласно анализу Маркса, в 1848 г. основа буржуазных общественных отношений была все еще крепка, и любые попытки помешать их развитию непременно разбились бы об нее. Революция наступила, как только сформировались необходимые для нее экономические условия. «Новая революция возможна только вслед за новым кризисом. Но наступление ее так же неизбежно, как и наступление этого последнего» (1956. Т. 7. С. 100).
Как и во Франции, Мартовская революция в Германии и ее последующее развитие определялись общей обстановкой в немецком обществе и его классовой структурой. Именно развитие капиталистических производственных отношений в стране определило, что буржуазия должна неизбежно восстать против феодального строя, а капиталистическая экономика, изначально развивавшаяся неправильно, повлияла на то, что немецкая буржуазия оказалась такой вялой, трусливой и малодушной. Однако даже если бы во Франции не случилась Февральская революция, развитие внутренних экономических и политических противоречий в самой Германии неизбежно вызвало бы революцию.
Маркс проанализировал неизбежность революции 1848 г., исходя не только из противоречий между капиталистическим и феодальным способами производства, но также из неразрешимых проблем самого капиталистического способа производства. В журнале «Новая рейнская газета. Политическо-экономические комментарии» он опубликовал рецензию на брошюру Ф. Гизо и Ф. Даумера, в которой опроверг идеалистическую теорию, дававшую искаженное объяснение революции 1848 года.
Франсуа Г изо был знаменитым политическим деятелем и историком периода французской реставрации. Он внес выдающийся вклад в историческую теорию своими исследованиями классов и классовой борьбы. Но даже такие «самые умные люди ancien regime [старого режима]», как Гизо, «те, кому ни в коем случае нельзя отказать в своего рода таланте историка», были «до того сбиты с толку» Февральской революцией 1848 г., «что утратили всякое понимание истории» (1956. Т. 7. С. 218). В своей работе 1850 г. под названием «Почему удалась английская революция? Рассуждение об истории английской революции» Гизо дал абсолютно идеалистическое объяснение революции. Отступив от теории классов и классовой борьбы, за которую он поначалу выступал, Гизо решил, что «вся революция объясняется лишь злой волей и религиозным фанатизмом нескольких смутьянов, которые не захотели довольствоваться умеренной свободой» (1956. Т. 7. С. 220). Ответственность за то, что во Франции произошла Февральская революция, возлагалась на природу французов. Гизо полагал, что «лишь скверный характер французов [стал] виной тому, что Июльская монархия 1830 г. после восемнадцатилетнего мучительного существования пришла к позорному краху, не обнаружив той долговечности, которой наслаждается английская монархия с 1688 г.» (1956. Т. 7. С. 218). К тому же он считал буржуазную республику «делом рук нескольких честолюбцев, фанатиков и злонамеренных лиц» (1956. Т. 7. С. 221). Гизо глубоко сожалел об утраченном равновесии различных политических сил Франции и сильно завидовал Англии, видя внутри нее только «тишину и спокойствие мирной идиллии» (1956. Т. 7. С. 222). На самом деле классовые противоречия в английском обществе тоже достигли критической точки, в действительности там разворачивались «самые острые конфликты, самые глубокие перевороты» (1956. Т. 7. С. 222). Все это показывает, что теоретики, которые раньше исследовали противостояние буржуазии и феодалов, не могли объективно воспринимать действительность классовой борьбы в капиталистическом обществе. Революция, направленная против феодального строя, – неизбежна, а направленная против капитализма – случайна и подстрекает к разрушению политического равновесия. Таковы были их выводы. Неудивительно, что Маркс говорил: «не только les rois s’en vont [короли уходят], но также и les capacites de la bourgeoisie s’en vont [таланты буржуазии уходят]» (1956. T. 7. С. 223).
В рецензии к труду Ф. Даумера «Религия нового века. Опыт комбинаторно-афористического основоположения» Маркс опроверг его идеализм. Даумер рассматривал революцию 1848 г. как «эксцессы черни», «зависть, гнев, жадность низших классов общества против высших классов», «борьбу “грубости” против “культуры”» (1956. Т. 7. С. 210). Таким образом, он не объяснял классовую борьбу и социальную революцию путем описания условий жизни различных классов, а сводил причины революции к интригам и проискам нескольких злонамеренных лиц, которые сыграли на низких инстинктах толпы, натравив ее на образованный класс. Даумер превратил классовую борьбу, основанную на материальных интересах, в нравственное и культурное противостояние между «культурой» и «грубостью».
Абсурдным было и то, что он поставил религию выше революции. По его мнению оказывалось, что мир можно изменить, только создав новую религию. Революция в этом плане оказывалось малоэффективной. Он писал: «Совершенно новые мировые порядки и отношения могут возникать только благодаря новым религиям. Примером и доказательством того, что в состоянии сделать религия, могут служить христианство и ислам. А весьма ярким и убедительным подтверждением бессилия и безрезультатности абстрактной, исключительной политики могут служить развернувшиеся в 1848 г. движения» (1956. Т. 7. С. 210). Это показывает его полное невежество в знании истории. На самом деле не новая религия создает новый миропорядок, а наоборот. Например, христианство возникло после распада древнего «мироустройства», оно стало проявлением этого распада, а не его причиной. Маркс, проанализировав связь между общественными переворотами и процессом изменения религий, отметил: «Ясно, что с каждым великим историческим переворотом в общественных порядках происходит также и переворот в воззрениях и представлениях людей, а значит, и в их религиозных представлениях» (1956. Т. 7. С. 211). Люди отыскали разгадку последнего секрета общественных переворотов не в религии, а в экономической жизни общества.
