В дебатах с Руге об истоках и значении Силезского восстания ткачей 1844 г. Маркс выступает против принижения исторической роли этого события и дает высокую оценку революционному духу немецкого пролетариата, постулируя, что социализм должен пройти через революцию, свергнуть нынешнюю власть и уничтожить старые отношения. В то же время он продолжает стоять на своих идеях об отчуждении. По его мнению, французская буржуазная революция 1789 г. была следствием невозможности людей оказывать влияние на политику. Революционные события стали актом политической эмансипации, в результате которого человек стал родовым существом в сфере политики. У пролетарской революции другой характер. Сообщество, которое покидают рабочие, отличается от политического. Пролетарии не бесправны в этом смысле, они вообще утрачивают человеческую природу. Маркс говорил: «Та общность, от которой рабочего отрывает его собственный труд, есть сама жизнь, физическая и духовная жизнь, человеческая нравственность, человеческая деятельность, человеческое наслаждение, человеческая сущность. Человеческая сущность и есть истинная общность людей» (1955. Т. 1. С. 447). «Человек» и «человеческая жизнь» – понятия куда более глубокие и значимые, чем «гражданин» и «политическая жизнь», поэтому Маркс называет пролетарскую революцию «протестом человека против обесчеловеченной жизни» (1955. Т. 1. С. 447).
Он связывает отчуждение с теорией социалистической революции, крайне содержательно излагая проблему политической и человеческой эмансипации. Однако только лишь с этой позиции невозможно в действительности научно объяснить диалектические отношения и объективные экономические основания взаимосвязи между этими двумя явлениями. Отмечая несомненную ограниченность политического освобождения, Маркс при этом считает утопичными планы по реализации политической революции в Германии. По его мнению, точка зрения о том, что Германия «может перескочить одним сальто-мортале не только через свои собственные преграды, но вместе с тем и через те преграды, которые стоят перед современными народами» (1955. Т. 1. С. 423), тем самым проведя в жизнь эмансипацию человечества, не является состоятельной. Фактически, вскоре после того, как у Маркса складывается полноценный материалистический подход к истории, он меняет свои первоначальные воззрения на отношения между политическим (буржуазная революция) и человеческим (пролетарская революция) освобождением, определяет роль и место рабочего класса в буржуазных революциях. Маркс подчеркивает, что революционный протест буржуа против феодалов и абсолютизма ускоряет развитие пролетарских революционных движений, а пролетарии «могут и должны участвовать в буржуазной революции, поскольку она является предпосылкой рабочей революции. Но рабочие ни одного мгновения не могут рассматривать буржуазную революцию как свою конечную цель» (1955. Т. 4. С. 351).
И раньше, и сейчас на Западе были и до сих пор существуют некоторые ученые, которые, ухватившись за идеи Маркса о роде, родовой сущности и ликвидации отчуждения человека от его сущности, называли и продолжают называть его «истинным социалистом». Это неверно. Он сам опровергает эту точку зрения. Говоря о своей статье «К еврейскому вопросу» и о сочинении «К критике гегелевской философии права. Введение», он утверждает, что «попадающиеся там по традиции философские выражения – как “человеческая сущность”, “род” и т. п. – дали немецким теоретикам желанный повод к тому, чтобы неверно понять действительный ход мыслей и вообразить, будто и здесь опять все дело только в новой перелицовке их истасканных теоретических сюртуков» (1955. Т. 3. С. 224). Несомненно, вследствие влияния Фейербаха некоторые его рассуждения тогда были гуманистически окрашены и поэтому обладали неким сходством с «истинным социализмом», базировавшимся на фейербаховском гуманизме. Однако при этом важно знать, что Маркс апеллировал к пролетариату, боролся против пропаганды любви, проповедовал полное уничтожение частной собственности и всестороннюю перестройку старых отношений через критику оружием, что в корне отлично от взглядов «истинных социалистов». Окончательное освобождение Маркса от влияния фейербаховского гуманизма длилось долго, и в этом ключевую роль сыграл поворот к политико-экономическим исследованиям.
Глава четвертая
Сочетание философии и экономики. От отчуждения к отчужденному труду
Если в ходе кройцнахских исторических исследований в 1843 г. Маркс подходит к определению отношений между гражданским обществом и государством и определяет важность человеческой эмансипации, то в результате экономических исследований в Париже в 1844 г. он анализирует само гражданское общество, перейдя от понятий надстроечного отчуждения к экономическим основам. Таким образом, в сфере истории и науки Маркс в течение трех коротких лет развернул собственные экономико-исторические исследования, проследил ход развития от религии к государству и праву, а затем – к гражданскому обществу. Без этих исследований формирование материалистического взгляда на историю было бы немыслимым.
Записи, которые Маркс ведет в Париже («Парижские рукописи»), помимо истории и социалистических идейных течений, во многом касаются экономики. Он изучает Адама Смита, Давида Рикардо, Жана Сэя, Жана Шарля Сисмонди, Фредерика Скарбека,
Джеймса Милля, Антуана Дестюта де Траси, Фридриха Шульца, Джона Мак-Куллоха, Пьера Буагильбера и других ученых, ведет конспекты их работ и комментирует их. Этот ранний период марксовых экономических исследований характеризуется выдвижением концепции отчужденного труда, с помощью которой он критикует буржуазную экономическую науку и по-новому интерпретирует факты и выводы этой науки. «Конспект книги Джеймса Милля “Основы политической экономии”», тесно связанный с «Экономическо-философскими рукописями 1844 г.», занимает особое место в «Парижских рукописях». Эта значимая работа посвящена анализу отчужденного труда.
Изучение отчуждения в экономике. Попытка установить и объяснить принципы всех экономических категорий
Маркс, который перешел на сторону пролетариата и возложил на рабочий класс великое дело освобождения человечества, больше не удовлетворялся установками и методами буржуазной экономической науки. К тому времени он еще не создал собственных особых категорий, а потому пользовался фактами, материалами и категориями буржуазной политологии. Маркс приложил все усилия для того, чтобы раскрыть природу отчуждения в экономической сфере и стремился отыскать основополагающий принцип, с помощью которого можно разъяснить все политэкономические категории. Результатом этой исследовательской работы стала концепция отчужденного труда.
У этой концепции, конечно, есть своя философская база – доктрина об отчуждении, которая постепенно формировалась в недрах классической немецкой философии. Однако Маркс отбрасывает эту спекулятивную традицию, предложенную предшественниками, и фокусируется на анализе экономической действительности. Саму концепцию отчужденного труда он принимает за эффективное оружие в критике буржуазных политэкономистов и разрешении тех проблем, которые оказались им не по зубам.
В 1840-е вопрос о частной собственности превратился в фундаментальную теоретико-практическую проблему, которая возникла как результат нараставшего рабочего движения и различных социалистических веяний. До Парижа в некоторых своих статьях, комментирующих дебаты рейнского ландтага, Маркс косвенно уже затрагивает этот вопрос, когда изучает феномен материальных интересов, а в полемической статье «Коммунизм и аугсбургская “Allgemeine Zeitung”» констатирует неизбежность и разумность претензий пролетариата на имущество, принадлежащее среднему классу. После ухода из «Рейнской газеты» и погружения в исторические исследования он уделяет большое внимание материалам, касающимся влияния формы собственности на политическое устройство. В сочинении «К критике гегелевской философии права», анализируя систему преемственности по старшему сыну, он рассуждает об отношениях частной собственности и государственного политического строя. Поэтому, обращаясь к экономике, он выступает против того, как буржуазные политэкономы признают существование частной собственности и защищают эту капиталистическую систему. В выдержках из его комментариев к трудам Сэя мы видим критику этого фундаментального ограничения буржуазной политэкономии: «Частная собственность есть факт, обоснованием которого политическая экономия не занимается, но который составляет ее основу. Нет ни одного богача без частной собственности, и политическая экономия по своей сути есть наука обогащения. Следовательно, нет никакой политической экономии без частной собственности. Вся политическая экономия покоится, таким образом, на факте, который не обязателен»
[23].
