В «Рукописях» он пока не формулирует принципа взаимосвязи между общественными бытием и сознанием, однако в анализе движения частной собственности он уже во многом подходит к этому принципу. К примеру, анализируя историю экономической теории, он рассматривает развитие от меркантилизма к физиократической школе и, наконец, к английской классической политэкономии не как чистый мыслительный процесс, а как становление самого общества в проекции на экономико-теоретическую сферу. В оценке, данной Франсуа Кенэ, важнейшему мыслителю-физиократу, Маркс отмечает, что эта школа непосредственно представляет собой экономическое разложение феодальной собственности. Рассуждая об Адаме Смите и Рикардо, он высказывает мнение о том, что английская классическая политэкономия является продуктом реальных функций и действительного движения частной собственности. Соответственно, теоретические противоречия этой науки являются отражением внутренних неразрешимых проблем самой капиталистической промышленности. Исследуя капиталистический товарный фетишизм, Маркс разграничивает его с античным природным фетишизмом, поскольку обе разновидности преклонения перед вещами существуют в отличных друг от друга условиях. Он считает: «Чувственное сознание у фетишиста иное, чем у грека, потому что его чувственное бытие еще иное» (1974. Т. 42. С. 135). В данном случае у немецкого философа используются формулировки «чувственное бытие» и «чувственное сознание», однако смысл этой фразы ясен: бытие определяет сознание.
Вместе с тем он анализирует отношения между человеческим сознанием и социальной жизнью, общественными объединениями. Он неоднократно подчеркивает: «Мое всеобщее сознание есть лишь теоретическая форма того, живой формой чего является реальная коллективность, общественная сущность» (1974. Т. 42. С. 118). Не сознание людей определяет их бытие – напротив, «как родовое сознание, человек утверждает свою реальную общественную жизнь и только повторяет в мышлении свое реальное бытие» (1974. Т. 42. С. 119). Поэтому, говоря о противопоставления бытия мышлению, Маркс отдельно отмечает: «Таким образом, хотя мышление и бытие и отличны друг от друга, но в то же время они находятся в единстве друг с другом» (1974. Т. 42. С. 119).
Кроме того, Маркс полагает, что религиозное отчуждение происходит в сфере сознания, глубинах человеческой души, а трудовое – в действительной жизни, то есть носит экономический характер. Ликвидация отчуждения подразумевает, что оно устраняется в обеих областях. Однако все не так просто, как у Фейербаха, который полагает устранение религиозного отчуждения способом решения всех социальных проблем. Как раз наоборот, Маркс говорит о «положительном упразднении частной собственности», «положительном упразднении всякого отчуждения», и в этом выражаются его воззрения на роль экономических факторов в общественном развитии.
Изучение отчужденного труда при капитализме помогло ему продвинуться в понимании проблемы классов и классовой борьбы. Однако немецкий философ был не первым, кто выделил эти явления, существующие в современном обществе. До него классическая буржуазная политэкономия в определенной степени уже занималась экономическим анализом всех сословий. В «Рукописях» содержится немало высказываний, заимствованных у ее теоретиков, – о зарплате, прибыли и земельной ренте. Несмотря на то, что в буржуазной политической экономии есть множество рациональных моментов, эта наука считает прибыль доходом от капитала, ренту – доходом с земли, а зарплату – доходом от труда, скрывает истинный источник земельной ренты и прибыли, тем самым искажая реальную сущность отношений между классами в капиталистическом обществе. Еще не сформировав в то время теорию прибавочной стоимости, Маркс через взаимное отчуждение трудящегося и его продукции, труда раскрывает факт присвоения капиталистом продукции и труда рабочего. Он считает, что в обществе с капиталистической системой собственности власть капиталистов проявляется в господстве капитала, «взаимоотношение между собственником и работником сводится к экономическому отношению эксплуататора и эксплуатируемого» (1974. Т. 42. С. 82).
Буржуазная политическая экономия видит в капиталистическом обществе гармоничный организм, а Маркс заостряет внимание на антагонизме общественных классов. Капиталист и земельный собственник, опираясь на капитал и землю, присваивают себе большую часть продукции, а «на долю рабочего приходится в лучшем случае столько, что при наличии у него четырех детей двое из них обречены на голодную смерть» (1974. Т. 42. С. 52). Таким образом, в капиталистическом обществе разворачивается борьба вокруг собственных экономических интересов классов: «Всюду в политической экономии мы видим, что основой общественной организации признается враждебная противоположность интересов, борьба, война» (1974. Т. 42. С. 74).
Фейербах – материалист, но история находится вне его кругозора. Исследуя ее, он впадает в идеализм. Замыкаясь на гуманистических исследованиях сущности человека, он отрезает себе путь к научному пониманию человеческого общества. Маркс идет другим путем, и хотя он еще не избавился окончательно от фейербаховского влияния, но уже сосредоточился на анализе самих общественно-экономических явлений и постиг феномен капиталистической частной собственности и ее фундаментальное противоречие. Социально-экономические исследования помогли Марксу прорваться сквозь рамки фейербаховской идеологии и проложить маршрут к научному пониманию человеческой сущности.
Критическое переосмысление гегелевского подхода к отчуждению. Изучение диалектического движения истории
Маркс сформировал свое учение, отталкиваясь от гегелевской философии. В процессе создания марксизма он также применяет положения фейербаховской доктрины. Вначале он критиковал спекулятивный идеализм Гегеля с позиций фейербаховского материализма и параллельно прибегал к гегелевской диалектике для преодоления метафизики и интуитивности, характерных для философии Фейербаха. Тем самым Маркс еще больше отдалялся от него и становился ближе к Гегелю, – казалось, что он возвращается в отправную точку. В действительности у него имело место материалистическое переосмысление гегелевской диалектики, и основа, заложенная под это переосмысление, была обстоятельна как никогда прежде.
Под историческим материализмом зачастую ошибочно понимают просто материализм, забывая про диалектику. Это односторонний подход. Исторический материализм включает в себя диалектику истории и раскрывает диалектические законы человеческого общественного развития. В ходе формирования своего материалистического взгляда на историю Маркс критически воспринимает и перерабатывает немецкую классическую философию, в особенности гегелевское учение о единстве и борьбе противоположностей. Энгельс отмечал: «Материалистическое понимание истории и его специальное применение к современной классовой борьбе между пролетариатом и буржуазией стало возможно только при помощи диалектики» (1961. Т. 19. С. 322–323).
В гегелевской философии Маркса больше всего привлекала диалектика, а не схоластические размышления и дедукция чистых понятий. Именно она побудила Маркса в 1837 г. сменить свою антипатию к Гегелю на интерес. В неоконченном сочинении «Клеанф, или о началах философии и философской необходимости» он, подражая Гегелю, через такие духовные проявления, как идея, религия, природа и история, пытается объяснить дух с точки зрения философии, диалектически. В «Тетрадях по эпикурейской философии» он страстно превозносит диалектику и ее непреодолимую силу: «Диалектика есть внутренний простой свет, проникновенный взор любви, внутренняя душа, не подавляемая телесным материальным раздроблением, сокровенное местопребывание духа» (1975. Т. 40. С. 116–117). Помимо этого, он сравнивает ее с бурным потоком, «сокрушающим вещи в их множественности и ограниченности, ниспровергающим самостоятельные формы, погружающий все в единое море вечности» (1975. Т. 40. С. 117). Все находится в движении, изменении, застывших форм не существует.
