Критика гегелевской идеалистической диалектики, а также ее переосмысление Марксом отталкиваются не от природы, а от общества. В отличие от Фейербаха, который уделял чрезмерное внимание природе и недостаточное – политике, он наделял огромным значением социальную действительность. В труде «К критике гегелевской философии права», анализируя идеалистическую диалектику Гегеля, Маркс концентрируется на взаимоотношениях гражданского общества и государства, то есть на самой мучительной проблеме, с которой он столкнулся в период службы в «Рейнской газете». Мишенями его критики были как диалектика Гегеля, так и его идеалистический взгляд на историю. Гегель относил гражданское общество и семью к сфере идеи государства, а саму идею сделал субъектом, тем самым превратив взаимоотношения семьи и гражданского общества с государством в отношения собственно идей. Маркс перевернул отношения между ними, и в этом был заключен не только общематериалистический смысл (возврат в исходное состояние отношений между предметом и предикатом, которые Гегель поставил с ног на голову). В результате данного возврата был сформулирован важнейший принцип исторического материализма. Именно вокруг антагонизма между гражданским обществом и государством и внутреннего конфликта каждого из них Маркс строит свои рассуждения о противоречии вообще. Критикуя гегелевскую теорию, в которой тот опосредованно примиряет противоречия между собой, он обосновывает собственную классификацию, в которой, наоборот, разграничивает их, исходя из разницы внутренних сущностей. Маркс особенно подчеркивает, что необходимо изучать противоречие в самих объективных вещах, что «подлинно философская критика современного государственного строя не только вскрывает его противоречия как реально существующие, но и объясняет их; она постигает их генезис, их необходимость. Она их постигает в их специфическом значении. Это понимание состоит, однако, не в том, чтобы, как это представляет себе Гегель, везде находить определения логического понятия, а в том, чтобы постигать специфическую логику специфического предмета» (1955. Т. 1. С. 325).
В «Рукописях» Маркс стремится последовательно претворять в жизнь этот принцип объективности: познавать особые противоречия, заключенные в конкретном специфическом предмете (капиталистическая система частной собственности), раскрывать их, познавать их истоки и неизбежный характер. Он объединяет политэкономические исследования с анализом противоречий. Серьезное изучение капиталистической экономики помогло ему понять и объяснить ее внутренние противоречия. Анатомируя «гражданское общество», Маркс делает следующий шаг в критическом преемстве гегелевской идеалистической диалектики и в определенной мере открывает историческую диалектику.
В 1844 г. он вновь возвращается к критическому переосмыслению гегелевской идеалистической диалектики, и это тесно связано с его политэкономическими исследованиями. Он не только видит, что английская классическая политическая экономия по своей теоретической основе идеалистична, что английские политэкономы объясняют экономические явления как борьбу, или конкуренцию, между алчущими и корыстолюбцами, но и отмечает ненаучность ее методов. Она полагает вечным и свершившимся фактом то, что требует обоснования, – к примеру, связь между частной собственностью, разделением труда и обменом, – и не анализирует причины и развитие этого. Английские политэкономы противопоставляют неизбежное случайному, объясняют конкуренцию непреднамеренными внешними обстоятельствами, и ничего не говорят нам о том, «в какой мере эти внешние, с виду случайные обстоятельства являются лишь выражением некоторого необходимого развития»
[30]. Они категорично противопоставляют конкуренцию монополии, профессиональные объединения – свободе предпринимательства, феодальную собственность – разделу земельного имущества, однако не замечают взаимосвязи во всем изучаемом ими движении, того, что вторые указанные явления есть неизбежный результат первых. К тому же, некоторые деятели английской классической политэкономии делают упор на единстве интересов землевладельцев и капиталистов с одной стороны и всего общества – с другой, скрывают антагонистическое противоречие, существующее между пролетариями и собственниками.
В отличие от английских политэкономов Марксу, взращенному на немецкой классической философии, было свойственно диалектическое мышление. Он направил силы на изучение истоков и развитие частной собственности, на анализ ее внутренних противоречий, с исторической точки зрения исследовал то, как отношения между трудящимся и средствами производства от непосредственного или опосредованного единства перешли к противостоянию. Кроме того, Маркс не признает капиталистический строй гармоничным организмом, но раскрывает противоречия, существующие при капитализме между людьми, между человеком и природой, опредмечиванием и самоутверждением, свободой и необходимостью, индивидом и родом, бытием и сущностью, усматривая их решение в положительном упразднении частной собственности. Концепция отчужденного труда резюмирует все эти рассуждения, поэтому помимо моментов, сформулированных под влиянием фейербаховского гуманизма, она содержит в себе анализ объективных противоречий. Если убрать из этой концепции фейербаховский антропологизм, ее диалектические элементы тут же сомкнутся с историческим материализмом.
Маркс, который в то время занимался материалистическим преобразованием гегелевской диалектики и стремился применить ее в своих политэкономических исследованиях, был неудовлетворен тем подходом к ней, который проповедовали младогегельянцы в лице Бауэра. Накрепко вцепившиеся в самосознание, – часть философской системы Гегеля, – они сделали его предпосылкой собственной философии и увязли в болоте гегелевского идеализма, повторяли положения философа слово в слово. При этом они изо всех сил отрицали связь с ним, что в результате привело их к «полному отсутствию сознательности по отношению к внешне формальному, но в действительности существенному вопросу о том, в каких же взаимоотношениях мы находимся с гегелевской диалектикой»
[31]. В частности, после того как Фейербах опубликовал свои «Предварительные положения к философской реформе» и «Основы философии будущего», младогегельянцы в отпор фейербаховской критике, направленной против Гегеля, жонглировали его же фразами. В 1844 г. они все еще не понимали, что «пора критически размежеваться со своей матерью, гегелевской диалектикой»
[32]. Они призывали к критике, но направили ее острие на материализм, на пролетарские массы, при этом совершенно некритически относясь к гегелевской идеалистической философии, которую исповедовали.
Маркс не был безоговорочен в своем отношении к тому, как Фейербах смотрит на гегелевский вопрос. Основоположник марксизма высоко оценивал суровую фейербаховскую критику в адрес Гегеля и перенимал эти критические идеи. Однако он замечал, что в вопросе диалектики Фейербах прибегает к некоторым упрощениям, к примеру, сводит к трехчастной формуле «религия – философия – философия религии» гегелевскую концепцию отрицания отрицания, тем самым игнорируя ее богатое содержание и универсальность. По мнению Маркса, «Фейербах рассматривает отрицание отрицания только как противоречие философии с самой собой, как философию, утверждающую теологию (трансцендентность и т. д.) после того как она подвергла ее отрицанию, то есть утверждающую теологию вопреки самой себе»
[33]. Открыв сущности гегелевской идеалистической философии (перевертывание отношений между бытием и сознанием с ног на голову), он не смог прийти к выводу о необходимости критического анализа гегелевской диалектики.
