Впрочем, проблема состоит в том, являются ли такие общественные связи истинно человеческими, и зависит от того, совпадают ли они с общественной природой человека. В условиях частной собственности человек производит только в целях присвоения. Производство не просто утилитарно (удовлетворяет потребности), но и индивидуалистично, эгоистично (служит удовлетворению личных нужд). Оно носит характер не опредмечивания человеческой сущности, а овеществления непосредственных, своекорыстных потребностей человека. Поэтому в системе частной собственности производство не общественно, не направлено на удовлетворение человеческих нужд. Кажется, что люди производят, чтобы удовлетворять потребности друг друга, фактически же – чтобы препятствовать присвоению собственной продукции другими. Отсюда следует вывод о том, что буржуазное общество – это не истинный коллектив, согласующийся с человеческой природой, а не-общество.
Основываясь на этом, Маркс разворачивает критику буржуазной политической экономии. Она рассматривала обмен и торговлю как родовую, истинную жизнь человека, а общество – как серию взаимообменов, как деловое сообщество, каждый член которого является торговцем. «Общество – каким оно выступает для политэконома – есть буржуазное общество, где каждый индивид представляет собой некоторый замкнутый комплекс потребностей и существует для другого лишь постольку, – а другой существует для него лишь постольку, – поскольку они обоюдно становятся друг для друга средством» (1974. Т. 42. С. 140).
По мнению Маркса, в своих воззрениях буржуазные политэкономы фактически приравнивали отчужденную форму общественных отношений к форме, соответствующей человеческой природе. Тем самым они защищали капиталистическую частную собственность, поэтому видели в ней и в разновидностях ее движения неизменную данность и сводили все общества к буржуазным. Маркс, который выступал против собственничества, полагал буржуазное общество не-обществом. Однако у Маркса явно прослеживались элементы фейербаховского антропологизма. В качестве критерия у него выступала человеческая сущность, и всякий коллектив, сообразующийся с природой человека, вследствие этого он называл обществом, а иной – не-обществом. В этом сказывалась, скорее, морализаторская оценка, а не политэкономический анализ. Индивидуализм и эгоизм рассматриваются как признаки потери человеком общественности. Поэтому Маркс считает, что капиталистическое общество – не истинное, а гражданское. Член его – не родовое существо, а только индивид, выделившийся из социального монолита. Единственное, что связывает его здесь с обществом, – личная выгода, охрана собственного имущества и защита собственного эгоизма. Корыстолюбие противоположно общественному характеру человека. «Чем больше и многообразнее становится могущество общества в рамках частнособственнических отношений, тем эгоистичнее, тем менее общественным <… > становится человек» (1974. Т. 42. С. 28).
Утверждение Маркса о том, что буржуазное общество – это не-общество, и каждый человек в нем – необщественный, противоречит его же суждению о людях как существах по сущности своей социальных. В то время Маркс «разрешал» это теоретическое противоречие с помощью доктрины об отчуждении человеческой сущности. Человек по своей природе должен быть общественным существом, однако в условиях частной собственности и в результате отчуждения человеческие отношения превращаются в нечеловеческие, а человеческая природа – в нечеловеческое бытие. Вследствие этого человек становится неспособен воплотить собственную родовую сущность и утрачивает ее. Таким образом, антагонизм индивида и рода, бытия и сущности здесь есть не что иное, как противоречие между должным (каким должен быть человек) и сущим (каков он в действительности), между человеком и не-человеком. Данный образ мыслей еще оттеняет фейербаховский антропологизм.
Если не принимать отчуждение в качестве теоретико-методологической базы исследований, то следует отметить, что буржуазное общество – вовсе не не-общество, а одна из общественных формаций. В нем люди не утрачивают своего социального характера, напротив, оно отличается даже большей общественностью, чем предшествующие ей – такие как первобытное общество, в котором связующим элементом выступают кровнородственные отношения, а также рабовладельческое и феодальное, основывающиеся на сельскохозяйственном производстве. Развитые товарно-денежные отношения устранили феодальный барьер и сформировали не только единый национальный, но и – за счет международной торговли – мировой рынок. Впоследствии этот момент серьезно освещается в «Манифесте коммунистической партии»: «Потребность в постоянно увеличивающемся сбыте продуктов гонит буржуазию по всему земному шару» (1955. Т. 4. С. 427). И там же: «Буржуазия путем эксплуатации всемирного рынка сделала производство и потребление всех стран космополитическим» (1955. Т. 4. С. 427). «Это в равной мере относится как к материальному, так и к духовному производству. Плоды духовной деятельности отдельных наций становятся общим достоянием. Национальная односторонность и ограниченность становятся все более и более невозможными, и из множества национальных и местных литератур образуется одна всемирная литература» (1955. Т. 4. С. 428). Другими словами, общественный характер капиталистического производства еще сильнее связал людей друг с другом.
Умозаключение Маркса о том, что капитализм – это не-общество, касается тогда еще неясного противоречия между частным и общественным трудом. В капиталистическом обществе он носит общественный характер, деятельность каждого собственника предназначается обществу, является частью всего общественного производства. Однако производитель всякого товара вместе с тем является и собственником, результаты труда принадлежат ему самому, то есть такой труд в то же время и частный. Поэтому в системе капиталистической частной собственности человеческий труд не напрямую выражается в общественном. Его посредником выступают деньги, и из частного он превращается в общественный только путем обмена. Люди не лишаются своих социальных свойств, не обособляются друг от друга, но связи между ними всегда происходят через вещи, предстают в виде взаимоотношений между предметами, что заслоняет человеческие взаимосвязи. Индивид, одинокий, как атом, – лишь мнимая внешняя оболочка этой вещной связи.
Отталкиваясь от такого взгляда на общество и не-общество, Маркс в 1844 г. объединяет свои представления об обществе с родовой связью, о которой говорит Фейербах. В письме ему он замечает: «Единение людей с людьми, основанное на реальном различии между людьми, понятие человеческого рода, перенесенное с неба абстракции на реальную землю, – что это такое, как не понятие общества!» (1962. Т. 27. С. 381) Под обществом здесь понимается социум, избавленный от частной собственности, такой, о котором сказано в «Рукописях», то есть коммунизм в тогдашнем понимании Маркса. Он и есть воплощение человеческой сущности или, иначе говоря, возврат человека к себе самому, общественному, истинному. Тем самым Маркс разрешает противоречие между индивидом и родом, о котором он говорил до 1844 г. Род перестает быть силой, противостоящей индивиду. Человек возвращает себе человеческий мир и отношения, становится истинным родовым существом как в трудовой, так и в политической жизни.
В концепции отчужденного труда необходимо обратить внимание не только на гуманистические элементы, – отчуждение и возврат человеческой сущности, – но и на рациональные положения. Идеи Маркса о ряде изменений, происходящих с человеком после того, как он вновь овладеет собственной сущностью и превратится в общественное существо, содержат в себе важные замечания, касающиеся взаимоотношений между человеком и обществом, природой и обществом, а также между объектом и субъектом при коммунизме.
