В противоположность Фейербаху, Бауэр, ухватившись за гегелевскую теорию о самосознании, развивал ее однобоко. Хотя Гегель и делал упор на идее, он также превозносил и самосознание. Например, он считал, что возражать против текущего положения, убеждений и всего тысячелетнего авторитета французской философии – это значит восставать против вещей, совершенно чуждых самосознанию, или, говоря иначе, тех, в которых самосознание не может найти себя. Бауэр вцепился в это звено системы Гегеля, считая самосознание субъектом и полагая, что оно является создателем всей истории. «Единственная сила в мире – это самосознание, а у истории нет никакого другого значения, кроме как изменять и развивать самосознание»
[82]. Оно создало мир, различия, все сущее. Поэтому Бауэр противопоставлял его предмету и ставил его выше, считая, что «предмет – это всего лишь мгновенно затухающее пламя, тогда как “эго” сжигает в этом пламени свои ограниченность и конечность. Результат движения не предмет, а самосознание; самосознание по-настоящему беспредельно»
[83]. Только оно позволяет разрешить загадку спинозовской «субстанции», является той самой подлинной причиной.
Бауэр считал самосознание субъектом, а предмет – лишь его отчуждением и выражением его ограниченности и конечности, указанием на его неустойчивость, недолговечность. Однако для самосознания существование предмета является некой чуждой силой, препятствием, ограничивающим его в дальнейшем развитии. Именно поэтому, с точки зрения Бауэра, весь процесс развития представляет собой не что иное, как процесс создания объекта субъектом и непрерывного снятия объекта. В этом процессе «движение заканчивается не на предмете, а на субъекте, самосознание только тогда по-настоящему беспредельно, когда оно принимает универсальность предмета как собственное свойство и включает его в самого себя»
[84]. Поэтому теория отчуждения Бауэра – это своего рода утверждение возврата объекта в состояние самосознания.
Именно с ее помощью Бауэр критиковал религию. Как мы уже говорили, Гегель считал веру видом отчуждения, цель снятия которого, однако, была не в том, чтобы прийти к атеизму и полностью ее уничтожить, а в том, чтобы добиться ее рационального контроля, или, другими словами, заменить ее схоластикой. Бауэр, как младогегельянец, был более радикален в этом отношении и развивал критику, содержащуюся в теории отчуждения Гегеля.
С точки зрения Бауэра, религия – это отчуждение самосознания, своего рода психология страха и подавления. Причем проявлений этого нет не только в неверии в человечество, род, самосознание, но даже в смелости, возведенной до уровня универсальности самосознания. Религия – это убожество и пустота интеллекта. По этой причине в Евангелиях самосознание фактически связано только с самим собой. Несмотря на то, что с ним произошло отчуждение, оно превратилось в крайне комичную имитацию, в конце концов, человек связан сам с собой, то есть со своим самосознанием.
Бауэр считал, что религия сковывает человека. Воспринимая свою собственную обычную силу как чуждую, противостоящую ему, перед лицом этой он испытывает страх, уничижает себя и считает Спасителя гарантией своего существования. На самом деле так называемое откровение является не чем иным, как самообманом человека в отношении своего предназначения; также и искупление оказывается не более чем претерпеванием человеком реальных страданий ради ложных обещаний будущего счастья. Иначе говоря, чтобы быть счастливыми в будущем, мы должны страдать в настоящем; чтобы получить искупление, мы сперва должны стать неисправимыми безнадежными грешниками. Такое учение абсурдно так же, как и убийство человека перед тем, как его спасти.
Религия как форма отчуждения заставляет людей быть пассивными, нищими, жалкими и несчастными. Человек, словно красиво украшенное жертвенное животное, отдал самого себя в жертву ради веры. Та обманула его и сделала так, чтобы он не понимал этого несчастья. Например, Августин открыто заявлял, что не имеет значения, в какой системе живет человек, потому что он все равно непременно умрет, так как человеческая жизнь коротка и ничтожна. Бауэр отвергал эти доводы. Он подчеркивал, что религия, желая избежать человеческих страданий, всего лишь арендовала рай. Фактически, такие вещи, как небесное и земное царства, непревзойденный авторитет первого над вторым, чудесные превращения земного мира при вмешательстве неба, подчинение человека небесам, необходимы религиозному сознанию для построения собственного мира. Бауэр ратовал за снятие религии и возвращение к самосознанию. Таким образом он пришел к атеизму.
Бесспорно, он внес вклад в изучение религии, и ее критика им с помощью теории отчуждения – конструктивна. Однако из-за идеалистического характера своей теории он с каждым днем все больше и больше утрачивал прогрессивность движения младогегельянцев в их ранней борьбе против религии и стал «опасным врагом».
Бауэр отрицал предмет и допускал, что его не существует ни в какой области, по существу, отрицая любое бытие, отличающееся от мышления, любой отличающийся от субъекта объект, отрицая человека как такового и природу вне человека. То, что осталось – единственное, не имеющее основания самосознание, дух без тела и плоти. Таким образом, последователи Бауэра ненавидели понятие предмета, потому что оно обозначало чувственный объект, бытие вне человека, что было несовместимо с неограниченным, универсальным самосознанием. «Предмет! Ужасно! Нет ничего более возмутительного, более нечестивого, более массового, чем предмет, – долой же предмет! Абсолютная субъективность» (1955. Т. 2. С. 22). Суждения о любви младшего брата Бруно Бауэра весьма отчетливо отражают эту особенность. Для него она была несчастьем, нечистой силой, пробуждающей в людях ненависть и гнев, так как она была материальнее всего. Любовь – это людская страсть, возникающая у реального человека в реальном чувственном мире. Ей нужен реальный субъект, а также предмет, который можно по-настоящему чувствовать. Поэтому любовь действительно учит человека верить в материальный мир вокруг себя. Она не только превратила его в предмет, но и того превратила в него. А младогегельянцы были против чувственного предмета и против того, чтобы рассматривать любовь как стремление к нему. Они абстрактно исследовали любовь с помощью идеалистического понимания отчуждения. Эдгар Бруно «отдел [ил] от человека “любовь” как особую сущность и, как таковую, надел [ил] ее самостоятельным бытием. Посредством такого превращения предиката в субъект можно все присущие человеку определения и проявления критически преобразовать в фантастические отдельные существа и в самоотчуждения человеческой сущности» (1955. Т. 2. С. 22). Приведенная выше критика, как и данное в «Рукописях» доказательство объективной реальности объекта удовлетворения голода с помощью голода, в целом не выходит за рамки уровня Фейербаха. Однако необходимо отметить, что Маркс подчеркивал не только эго, но и «значительность предмета» с помощью любви – этого повседневного явления, когда один человек превращает другого во внешний объект своей страсти.
