Прудон открыто заявил: «Я не восстаю против гуманизма, я его продолжаю»
[126]. В предисловии к «Философии нищеты» он опроверг свое собственное предположение о существовании бога. Он полагал, что «если и дальше снова описывать богословское предположение, то это будет равносильно отступлению науки назад. Единственное, на что нужно обращать внимание – это общество, это человек»
[127]. Чтобы показать отличие его собственного гуманизма от абстрактного, Прудон раскритиковал доктрину о злой природе человека, согласно которой природа человека с самого его рождения является злой. Он дискутировал с Руссо, считавшим, что человеческая природа изначально добра, а цивилизация развращает ее. Он возражал против взглядов, превращавших человека в абстрактную сущность, оторванную от реальности, и полагал, что «только отбросив реальную природу, можно поймать тень, то есть истинный человек – это отнюдь не реальный человек, чтобы получить истинного человека, человеческие мечты должны выйти за рамки времени и отправиться к вечности»
[128].
В сущности, Прудон не вышел за рамки абстрактного гуманизма. Используя человека и его потребности, он изложил собственную теорию стоимости. Однако стоит лишь немного приглядеться, и можно обнаружить на прудоновском человеке и его потребностях клеймо теории абстрактной человеческой сущности.
Прудон придавал большое значение теории стоимости и полагал, что «стоимость есть краеугольный камень экономической структуры» (1955. Т. 4. С. 81), «базовое понятие политической экономии, а также ее главная категория»
[129]. В «Философии нищеты» описанию парадоксов стоимости он отвел всю вторую главу, начав с этого изложение своей книги. Прудон разделил стоимость на три вида: потребительную, меновую и конституированную. Первая под воздействием противоречия самой себе рождает вторую, а затем они обе, взаимопроникая и поглощая друг друга, образуют последнюю. Силой, обращающей потребительную стоимость в меновую, является спрос.
С точки зрения Прудона, человеческие потребности многогранны, но «из-за того, что количество многих вещей, в которых я нуждаюсь, в природе ограниченно, или их отнюдь нет, мне ничего не остается, как содействовать производству вещей, которые мне нужны. Однако поскольку я один не могу произвести так много вещей, я обращаюсь к другим людям, то есть к моим сотрудникам из различных профессий, меняю часть того, что производят они, на то, что произвожу я. Поэтому я намеренно обязуюсь, что количество произведенных мною товаров всегда будет превосходить количество того, что я потребляю. Точно также и мое поколение: они тоже ручаются за то, что количество их производимых ими продуктов тоже будет превышать количество их издержек. Такой само собой разумеющийся договор выполняется через применение торговли» (1962. Т. 27. С. 82). В соответствии с изложенным здесь ходом мысли исходной точкой у Прудона являются некоторые изолированные от общества индивиды. У этих отшельников есть разнообразные потребности, из которых затем следует разделение труда, а из разделения труда возникает обмен. Тогда вопрос заключается в следующем: почему у изолированного индивида, ушедшего от производства материальных ценностей, от разделения труда и обмена, присутствуют разнообразные потребности? Каким образом они возникают? Прудон взял их за исходную точку и вернулся на старый путь, который начинался с естественного человека и естественной сущности.
Маркс нисколько не отрицал важность проблемы человеческих потребностей. Убрать их из исторического материализма – все равно что изгнать человека из общества. Этого невозможно представить. У человека, имеющего плоть и кровь, есть черты, присущие и другим животным, например, потребность в поддержании телесного существования. В «Рукописях» Маркс признавал это. Он писал: «Голод есть естественная потребность; поэтому для своего удовлетворения и утоления он нуждается в природе вне его, в предмете вне его» (1974. Т. 42. С. 163). Однако естественные человеческие потребности персонифицированы и социализированы. Они определяются уровнем развития производства и являются продуктом исторического развития общества, вне зависимости от их содержания и способов.
Особенно важно то, что в процессе исторического развития общества у человека непрерывно появляются новые потребности. Они не определяются естественной природой человека, а являются продуктом новых условий жизни и производства, которое постоянно рождает спрос на новые продукты. Поэтому исследование спроса не может начинаться с естественной природы изолированного индивида. Только изучая производство, разделение труда и уровень развития обмена, можно показать, как возникают многочисленные человеческие потребности и каким образом они воздействуют на производство. Вместе с тем понять, почему у разных людей есть разные потребности, можно, только если исследовать производственные отношения и различные положения, которые люди в них занимают. Поэтому в «Нищете философии» Маркс опроверг взгляды Прудона, исходной точкой которых были абстрактные потребности. Он подчеркнул, что они «определяются его общественным положением, которое зависит, в свою очередь, от организации общества в целом. Конечно, и рабочий, покупающий картофель, и содержанка, покупающая кружева, оба исходят из своих собственных потребностей. Но различие их мнений объясняется различием положения, занимаемого ими в обществе, а это различное положение в обществе является продуктом организации общества» (1955. Т. 4. С. 80). Маркс также выдвинул еще один вопрос: «На чем основывается вся система потребностей – на мнении или на всей организации производства?» Отвечая на этот вопрос, он недвусмысленно говорит: «Чаще всего потребности рождаются прямо из производства или из положения вещей, основанного на производстве» (1955. Т. 4. С. 80).
Если спрос определяется не человеческой природой, а зависит от уровня развития производства, то и обмен также будет зависеть от него. Прудоновское объяснение происхождения обмена с помощью советов, которые один человек дает другому, относится к историческому идеализму. Он никак не мог объяснить, «каким образом этому единичному человеку, этому Робинзону, внезапно пришла в голову идея сделать “своим сотрудникам” подобного рода предложение и почему эти сотрудники приняли его предложение без всякого протеста» (1955. Т. 4. С. 73). В действительности обмен определяется не тем, что человек, удовлетворяя свои многообразные потребности, дает советы другим людям, а уровнем производства и разделения труда. У обмена есть своя история, он прошел через несколько этапов. В один из периодов, например, в Средние века, его предметом были только лишние вещи, а капиталистическое общество ввело в сферу торговли все продукты, вплоть до того, что даже порядочность, любовь, вера, знания и честность превратились в предмет торговли.
Прудон рассматривал конкуренцию с точки зрения абстрактной теории человеческой сущности. В его взгляде есть свои особенные и превосходные места. Он обнаружил, что отрицательные стороны капиталистической конкуренции, нищета конкурентного производства приводят к гражданским войнам, уничтожают свободы, создают беспорядки и разлагают мораль. Однако он признавал и положительную роль конкуренции, соглашался с ее необходимостью. Он полагал, что как только у какого-либо продукта остается только один производитель, его истинная стоимость становится тайной; из-за нечестности производителя, из-за невнимательности к тому, что издержки снизились до минимума, или из-за невозможности уследить за этим право на производство может стать для общества настоящей потерей. Точно так же в отношении конкуренции рабочих и открытости в промышленности – все это становится потребностью. Никакой план, который можно представить или придумать, не может не подчиняться этой закономерности. Чтобы объяснить необходимость конкуренции, Прудон выдвинул еще одно предположение: «Издайте указ, в силу которого с 1 января 1847 г. всем и каждому гарантировались бы труд и заработная плата; тотчас же бурное напряжение промышленности сменится сильнейшим застоем. Состояние тонуса в промышленности моментально станет состоянием расслабленности, истинная стоимость обрушится до уровня ниже номинальной стоимости валюты, с монетой, несмотря на государственные знаки на них, произойдет то же самое, что и с банкнотами, выпущенными в период великих революций. Торговцы будут повышать цены, но уменьшать количество товара. В аду нищеты мы опустимся на уровень ниже и будет бороться за положение третьего слоя в этом аду» (1955. Т. 4. С. 162).
