– Это не моя тайна.
– Я понимаю.
И тут она вскакивает: глаза горят, щёки пылают. Геллан внутренне подбирается, потому что почти уверен, что за этим последует.
- У меня появилась гениальнейшая мысль, - размахивает девчонка руками. Кто бы сомневался. – Тинай! – кричит она в небо, и птица с недовольным криком пикирует вниз. Так резко, будто хочет пробить клювом Дарину голову. Геллан невольно делает шаг вперёд, готовый прикрыть Небесную собою, если вдруг финисту придёт в голову атаковать. Но птица, сделав вираж, садится на мостовую. Растопыренные крылья, неподвижные глаза, приоткрытый клюв. Финист сердится, но всё же слушается.
Даре нет дела до его угрожающей позы. Падает на колени и, размахивая руками, вываливает свою гениальнейшую идею. В этом жесте она вся: не повелевает свысока, а без раздумий уравнивает шансы и просит. Под конец её спутанной речи птица перестаёт топорщить перья, в глазах мелькает интерес, а Геллан думает, что никто из них не догадался бы о таком простом решении. Может, потому, что никто и никогда из присутствующих, кроме Дары, не поднимался на высоту птичьего полёта.
Глава 28. Диэрра. Пиррия, Дара
Пиррия никогда не болела, поэтому чувствовала себя странно. Очнулась, не понимая, где она и что с ней. Боль никуда не ушла, но притупилась, а тело было слабым и непослушным. Кружилась голова, руки и ноги дрожали. В горле сухо, как будто огня наглоталась. Хотелось хоть чем-то залить пожар.
Она одна в пустом фургоне, хотя до этого, кажется, рядом всё время кто-то находился. Кто-то не давал ей умереть – мучил, что-то делал с безвольным телом, но она почти ничего не помнила. Почти.
Геллан. Он разрешил ей остаться. Не выгнал, как пса, не оставил умирать среди деревьев. Святой добрый Геллан. Слишком благородный, а потому неудачник.
Пиррия не понимала, что чувствует. Благодарность? Вряд ли. Торжество? Нет. О превосходстве в её положении речь вообще не шла, но то, как легко он подставлялся, заставляло кривить губы в усмешке: зачем раз за разом набивать одни и те же шишки? Будь она на его месте, никогда бы не подпустила к себе человека, хоть раз уязвившего её, а, положа руку на сердце, не стала бы возиться, попадись ей, к примеру, Геллан или кто другой в плачевном состоянии.
Она не созрела – это правда. Звание сайны не оправдала – вот сейчас, после этих мыслей, поняла отчётливо и ясно. Даже малыши, что приходят познавать истины к муйбе, знают: сайнами становятся с целью помогать. Это их предназначение – высшее и неизменное. Вначале помощь людям и нелюдям, а только потом собственные проблемы и желания.
Огненные любили сумасшедшинку, азарт и часто смотрели сквозь пальцы на маленькие слабости. Может, поэтому дар перехлестнул личность. Пиррия, понимая, не желала признавать себя испорченной до мозга. Может, зря?.. Суровое наказание туманило разум. Слабая и растерзанная, дрожащая и страдающая от боли, она всё равно хотела возвыситься. Вернуться. Доказать. Особенно сейчас, когда боль немного отступила.
Что-то не давало ей расслабиться. Рука нечаянно зацепила кулон на шее. Одёрнула пальцы. Сердце сжалось в груди до крохотного зёрнышка. Но не это тревожило, вызывая бурю.
– Тинай! – прохрипела и испугалась собственного голоса – таким низким и чужим он показался. Птица не отозвалась, и вот это стало настоящим шквалом, паникой: нет-нет, только не сейчас, пожалуйста! Она не может остаться одна-одинёшенька среди людей, которые не любят и не уважают её! Может, в этом и была его цель – довести и бросить её на тех, кто хотя бы позаботится?..
Провела слабой рукой по щеке. Что это? Слёзы? Пиррия плачет?.. В этот момент поняла, что достигла дна – беспросветного и страшного.
Подползла к выходу, откинула тяжёлую материю, попыталась сползти, но слабые ноги подвели – упала лицом вниз. Не так высоко, но ей хватило: боль, усилившись от удара, пронзила зигзагообразно тело – вошла через горло и застряла в пятках. Свет помутился, но сознание она не потеряла, хватала воздух и не могла вдохнуть, отчего захрипела, как загнанное животное.
– Вот глупая, – сердито высказала ей лендра и перевернула осторожно на спину. Воздух наконец-то вошёл в лёгкие. – Можно было просто позвать. Заскучала по Небесному Тракту? Он манил тебя недавно, и ты чуть не пошла по призрачной дорожке. Тебе отлежаться надо.
– Тинай, – не хотела и не могла говорить других слов.
Лендра усмехнулась, понятливо сверкнув глазами:
– Да никуда твой птиц не делся. Вернётся скоро. Дара попросила его кое-что сделать.
Снова потемнело в глазах. Кто сказал, что сердце сжалось до семени? Да оно разорвалось на части, и боль, кажется, застряла даже в глазницах. Будь у Пиррии силы, она бы придушила несносную девчонку. Как она вообще посмела? И как Тинай, предатель, послушался? Гордый и независимый финист?
Словно частица её отвалилась – не найти, не присоединить назад. Лендра что-то рассказывала о том, что они застряли в Виттенгаре, о каких-то траурных лентах, но Пиррия слушала её в пол-уха и почти ничего не понимала.
Боль и злость на Небесную. Боль и разочарование за предательство Тиная. Боль и горечь от одиночества, что гулко толкалось внутри. Хотелось встать, гордо расправить плечи и исчезнуть, но пока что она не могла толком сесть, не то что подняться на ноги.
– Пиррия?
Как Геллан оказался рядом, не заметила. Вновь всей кожей чувствует тяжесть кулона. Нестерпимо хочется прикрыть его ладонью, спрятать от глаз подальше.
Он всё такой же – золотоволосый, широкоплечий, с узкой талией и бёдрами. Два синих внимательных озера заглядывают в душу. И ничуть не портят его безобразные шрамы. Впервые ей кажется: он отдельно. Как в глупой детской сказке: проведёшь рукой – и упадёт уродство, потому что оно – только ширма, а за ней – тот же юный и красивый Геллан, мальчик, которого она любила когда-то и хотела поцеловать…
– Финист скоро вернётся, – повторяет он слова Россы. – Наверное, нам понадобится твоя помощь.
Пиррия превращается в слух, хмурит брови, хоть это и больно. Чем она поможет, если сидеть толком трудно? Геллан прислушивается к чему-то и еле заметно кивает: скоро.
Откуда-то выныривает противная девчонка. Пиррию тошнит от неё – слишком деятельная. А ещё в ней – искра, которой лишили опальную сайну. Они чего-то ждут, переглядываются. Небесной трудно усидеть на месте, её непоседливость раздражает.
В воздухе слышится крик-скрежет, что звучит как лучшая музыка. Пиррия прерывисто выдыхает – в такт взбесившемуся сердцу. Финист возвращается. Она неотрывно следит за красной птицей, что планирует, распахнув огромные крылья. Веет жаром, и Пиррия тянется за ним, как растения к солнцу.
Девчонка суетливо вскакивает, взволнованно мечется, пока финист не приземляется рядом.
– Он меня понимает, а я его – нет, – Дара улыбается смущённо и бесхитростно смотрит Пиррии в глаза. – Мне кажется, ты сможешь передать нам карту.
