– Я убил отца, – подслушала я однажды его разговор с Гелланом. – Я был уверен, что у нас с тобой… один отец. Тот, что на Острове Магов.
– Ты знаешь его, он всё таки жив, – в голосе Геллана усталость и уверенность. – По крайней мере, мы не напрасно проделаем путь. И, надеюсь, он поможет Миле.
– Ты похож на него, – в голосе Ренна не зависть, но что-то очень близкое. Затаённая тоска. Наверное, он хотел бы знать, каково это – быть сыном. Иметь настоящую семью.
Его боль толкнулась в моё сердце. Где-то там, очень далеко, остались мои мама и папа. У меня всегда была их любовь, но разве то, что есть вот здесь и сейчас, ценится? Принимается как должное.
– Почему ты решил, что мы братья? – кажется, Геллан не хочет пока слышать о своём отце.
– Зов крови, – пожимает плечами Ренн. – Большинство магов чувствуют его. Как я почувствовал к Нулаю. К тебе. К… Лимму вот не смог. Не было времени. Это… не сразу приходит. И не всегда.
– Лимм называл меня сыном, – вздыхает Геллан. – И тоже толковал о зове крови. Как всё сложно.
– Попадём на Остров Магов – узнаем, – Ренн трёт воспалённые веки. Он не может спать. Дремлет лишь иногда сидя, прислонившись спиной к стене.
– Не терзайся, – увещевает его Геллан. – Ты… всё сделал правильно. Если бы мог, я сделал бы это сам. Да я бы и попытался.
Ренн качает головой:
– С ним бы не справился никто. Я знаю, Геллан, знаю… Что избавил твердь от безумца, который хотел завоевать мир, а вместо этого чуть не погубил его. Но от подобного знания не становится легче. И я всё думаю: если б я догадался, почувствовал, смог бы не дрогнуть? Смог бы поднять руку? Или отступился бы, сдался?..
Ренн уходит в себя, как в раковину, хохлится, сутулится, кутается в плащ. Он и так сказал слишком много. Боюсь, дня три он теперь будет шарахаться от людей.
Я тоже не стала выдавать себя, что подслушала невольно этот непростой разговор. Хотя Геллан, наверное, почувствовал меня. От него почти невозможно укрыться или спрятаться.
Все остальные члены нашего отряда, хоть потрёпанные и слабые, держались неплохо. Мы приходили в себя. Лечились, чинили одежду. Геллан с тревогой следил за Милой и Лерраном. Время утекало, а мы никак не могли двинуться в путь, и он прекрасно понимал, почему: дорога требовала сил, а их почти ни у кого не было.
– Мы пойдём меньшим отрядом, – сказал он дней пять спустя. – Думаю, Иста не откажет в гостеприимстве. Мила и Лерран чувствуют себя сносно – это сейчас главное.
– У меня есть предложение получше, – загадочно сверкнула глазами Иста. – Я, как только узнала, что вы движетесь в сторону Острова Магов, хотела предложить рискнуть. Есть у меня одна интересная штуковина.
И мы, как зачарованные поплелись за ней вслед. Это не замок, а огромная шкатулка с сюрпризом. Я стойко подозревала, что внутри он гораздо больше, чем снаружи.
Но Иста в этот раз не стала водить нас лабиринтами, а повела к постройке, с виду напоминавшей большой гараж. У меня чуть сердце не остановилось. Что там? Автомобиль? Грузовик? С Исты станется – в неё сочеталось умение находить или создавать очень интересные вещи.
Я ошиблась. Конечно же, машинами там и не пахло. Но было нечто круче. Настолько круче, что я, не сдержавшись, ахнула в восхищении.
Она привела нас не в гараж, а в ангар. И перед нами стоял самолёт не самолёт, а что-то около того. Понятия не имею, как эта штуковина называется. Но я на сто процентов уверена: на ней можно летать.
– Она на ходу? Эта штуковина? – я бродила вокруг, как деловая кошка, разве что носом не тыкалась в холодный металл.
– Я называю его небоход, – улыбается мне Иста. Никто, кроме нас, не понимает, в чём дело. И от этого на душе ликование подпрыгивает до потолка, как на батуте. – Нашла, откопала, восстановила. Кое-что усовершенствовала. И даже испытания проводила.
– Надо же, – отзывается Айбин и закладывает руки за спину, задирает голову, чтобы посмотреть на сооружение повнимательнее. – Когда-то подобную штуку создал мой дед. Он был не отсюда. Называл его смешным словом дирижабль. Усовершенствованный и надёжный. С жёстким покрытием из лёгкого металла. Но небоход тоже хорошо звучит.
– И что это значит? – в спокойствие Геллана можно заворачиваться, как в плед.
– Это значит, нам больше не надо колесить долго-долго дорогами Зеосса. Небоход или дирижабль – да хоть параллелограммный параллелепипед! – быстро-быстро домчит нас до Острова Магов!
Они не верят. Смотрят настороженно, а я готова петь и танцевать. Кружиться, придерживая двумя пальчиками платье. Как жаль, что его у меня нет.
Геллан
Он любовался ей. Впитывал каждую эмоцию. Живая, непосредственная. Его. Он чувствовал Дару, как часть себя, и страшился потерять. То, что Геллан пережил там, у провала, после слов Айбина о предназначении, лучше не вспоминать.
Дара до сих пор рядом. Значит, на спасении мира её миссия не закончилась? Или закончилась, но больше ничего не изменится, и она останется с ним навсегда?
Он страшился её потерять. Пытался не думать, жить каждым мгновением. Но тревога не отпускала сердце. Дара может исчезнуть. Раствориться. Уйти. А он не заметит, пропустит, не успеет. Поэтому Геллан следил за ней, следовал по пятам, пытался ни на миг не упускать её из поля зрения.
Он лечил её обожжённую ладонь.
– Останется след, – вздыхал сокрушённо.
– Память о розовом стило, – неунывающе откликалась она. – Может, это и хорошо: шрамы – это метки, которые не дают забыть о неосторожности или опасных событиях.
Она стала мудрее, его девочка. Глубже и чутче. И Геллан находил всё больше и больше поводов не просто любить, но и гордиться ей.
– Ты представить себе не можешь, – захлёбывалась Дара в восхищении. – Вот эта штука, на которой мы скоро полетим – словно мост между будущим и прошлым. Совершенно не вписывается в сегодняшний Зеосс. А поэтому ещё интереснее жить. Хочется узнать, каким был этот мир до нас.
– Он был другим, – ему легко давались откровения, потому что Дара хотела слушать. – И скоро снова изменится. Уже меняется.
– Мы на краю света почти, – её грусть разливалась в воздухе и имела очертания. Он мог бы положить её на ладонь и взвесить. – Здесь всё так разобщено, что вряд ли события, случившееся в Вахрунде быстро дойдут до разных городов Зеосса. Когда-нибудь, возможно. В песнях и легендах. Пока не станет сказкой. Вон, совсем как с Тинаем. Никто поверить не мог, что птица может превратиться в человека.
– Птица в человека – не такая уж и редкость, – возражал ей Геллан. – Мохнатки раньше оборачивались полностью в разных животных. Вспомни Сая, что остался в Груанском лесу. А финист не совсем птица. И Тинай не мохнатка.
– Что же с ним не так? – Дара готова слушать Геллана до бесконечности, и это греет ему душу.
