Она не спорила, но исчезала по утрам, чтобы побыть наедине, послушать ветер и подставить лицо солнечным лучам. Она так и не смогла привыкнуть к многолюдным толпам, и первые шаги на сцене всегда вызывали страх, желание сбежать, скрыться, исчезнуть.
Нотта понимала: успех ходит под руку с завистью. Тех, кто ненавидел её, было не так много, как почитателей, но их яростная тьма порой поглощала всполохи тепла и любви.
Мелкие пакости, шипение за спиной, шлейф сплетен – к этому она не то чтобы привыкла, но смирилась, понимая: нельзя находиться на виду и не вызывать злобу завистников. Ненужное платье, которое она никогда не наденет, но приходится постоянно таскать за собой, как вещь, что стала неотъемлемой частью её жизни, – так Нотта воспринимала подобное явление.
Она пропустила момент, когда бесполезная тряпка превратилась в железное одеяние с острыми шипами. Может, по беспечности, а может, не желая поддаваться страхам, Нотта пыталась не обращать внимания на грязь, не прислушалась к тревожному звону колокольцев. Да что там – не слышала их, потому что в ней жила прекрасная музыка, звуки, что очаровывали и дарили наслаждение.
И потом, в её жизни произошли перемены. Появилась тайна, которую не расскажешь, не покажешь, не поделишься даже с самыми близкими. Для слишком публичного человека – большой риск, но против сердца она пойти не смогла. Предать не сумела.
Чреда неприятных моментов казалась случайностями. Она досадливо отмахивалась от них, как от назойливых мухѝн, не задумывалась, не сравнивала – не до того было.
Впервые задумалась, когда врачевали ей нарывы по всему телу от почесухи – травы, что растёт в реликтовых лесах на юге. Подобное не спишешь на нечаянность и неумышленную ошибку.
Позже, когда, открыв шкатулку, обнаружила в ней вместо драгоценностей вырванное сердце любимого пёсоглава, вынуждена была впервые серьёзно подумать об охране.
Вран сам отбирал воинов, хмурился и качал головой.
– Всё непросто, – ворчал он, прожигая острым взглядом комнату, – ты не привыкла подчиняться, не привыкла осторожничать и забываешь о простых правилах. И потом всегда остаётся сцена, где ты как на ладони. Нет возможности стоять рядом, понимаешь?
Нотта понимала, но не могла перестать петь. А ещё увеличившееся окружение заставляло её напрягаться до дрожи в коленях, до боли в спине: ей становилось тяжелее хранить тайну, но она крепилась и ухитрилась приспособиться. Научилась лгать и изворачиваться.
И вот теперь, глядя на отравленное стило, на стакера, что умирал от яда, понимала: слишком беспечно себя вела и чуть не упала в пропасть.
Не испуг – безмерная усталость, что кутала плечи призрачным покрывалом и осознание, что нужно бежать. Не потому что хотелось скрыться от толпы незнакомых, непонятных людей и нелюдей, а потому что там, позади, осталась её тайна – одинокая и ждущая её возвращения.
Она забыла, что кровочмаки коварны и умеют отличать правду от лжи. Привычно попыталась врать и попалась. Не понимала, зачем они хотели остановить её. Какая им разница, случайным чужакам? Зачем им её жизнь? Помогли, спасибо. У них свой путь, у неё – свой. Пора расставаться.
Но незнакомцы почему-то думали иначе.
Голова шла кругом. Опасный кровочмак, затем мшист. На какой-то миг показалось, что она бредит, попала в другое время. Такого не может быть. Всё плыло и не желало укладываться. Вырваться отсюда, чтобы глотнуть воздуха, обрести чёткость и забыть.
Нотта сказала правду, надеясь, что сумеет отвязаться, но слишком шустрая девчонка командовала ею, не давая возразить.
Хмурый маг и улыбчивый стакер соткались из воздуха, и ей нечем стало дышать. В горле горело, мир колыхался тёмным маревом.
– Это Ренн и Сандр. Они пойдут с нами, – распорядилась девчонка. – Заберём малыша и вернёмся.
– Достаточно проводить. Дальше я сама. Меня есть кому защищать, и я не собираюсь никуда возвращаться, – повторила то, что уже пыталась донести до твердолобых чужаков.
– Они не смогут защитить, то скопище неудачников, что не смогли предотвратить удар стило, – скривил красивые губы кровочмак и поймал её взгляд. – Тебе сейчас лучше исчезнуть, Нотта. Спрятаться. Затаиться. Среди нас – лучший вариант.
Он завораживал и подчинял. Внушал, сплетая ажурную сеть из слов. Нотта чувствовала, что вязнет и не может сопротивляться, но пыталась, понимая: бесполезно. Кровь рваными толчками билась в висках и причиняла ужасную боль. Хотелось избавиться от наваждения, сжать руками голову и отсрочить приступ тошноты и уплывающего сознания.
Она смогла, на грани. Но это ничего не меняло. Нотта сдалась.
Раненый стакер очнулся, поднялся бледный, как привидение.
– Ты никуда не пойдёшь, – властно приказал девчонке. Та пыталась возмущаться и спорить, но он только крепче сжал кулаки. – Если пойдёшь ты, пойду и я, – после такого заявления девчонка притихла, но колебалась, не желая отступать.
– Я присмотрю, – заявил кровочмак. – Оставайся с Гелланом. А я буду рядом с Ноттой. Верь мне.
Нотта уже не пыталась ничего понять. Бездумно передвигала ноги, зажатая с двух сторон сильными мужскими телами. Где-то тенью скользил в темноте кровочмак.
Сердце колотилось, словно пыталось взорвать тело. А в голове крутились лихорадочные мысли: как сохранить тайну? Как обмануть чужаков?
Глава 14. Кто пьёт кровь сребловолосых дев
Айбингумилергерз
Скользить по тёмным улицам – наслаждение. Знать, что это безнаказанно – втройне. Кровь Геллана, приправленная галлюциногенным ядом, шумела и пенилась пузырьками, будоражила и заводила до края.
Айбину хотелось обратиться. Принять свой настоящий облик – и будь что будет. Это как иметь крылья и не летать. Это как иметь сундук денег и ходить в жалких обносках.
Его останавливал не страх, а ответственность: он не знал, чем это закончится. Фальшивая печать делала его невидимым для магических ловушек, но никто не знал, что будет, если он обретёт свою истинную ипостась. Вряд ли за полвека такое случалось хоть раз. Рисковать нет смысла: он дал Даре слово, что присмотрит за Ноттой.
Сандр и Ренн знали своё дело и действовали очень слажено, хоть и никогда не работали в паре. Они отлично чувствовали друг друга, обходились без слов. Один сверкал улыбкой, второй – угрюмым взглядом, но этого хватало, чтобы избегать опасностей ночного города.
Праздник не спешил сворачивать с шумных улиц. Музыка, толпы подвыпивших весёлых людей, гам, отблески костров, нехитрые шоу продолжали завоёвывать ночной город.
Главное действо, конечно, проходило на площади, но и широкие, уютные улицы не обезлюдели, а полнились факельными шествиями, ритуальными танцами, когда незнакомые люди объединяются, чтобы вкусить всеобщей радости, наестся сладостей и залить жажду хмельным нектаром.
