– Я никогда не думаю о смерти, если она ходит рядом. Я думаю о жизни, чтобы отвести глаза безжалостной. Ложись, ты слаб ещё, – поправила подушку и несильно надавила на плечи, но Лерран из упорства не захотел подчиниться: дёрнулся всем телом, сбрасывая её руки.
– Я сам решу, слаб я или нет, лечь или встать.
Она не ответила. Отдалилась. Не физически – сидела рядом, а из глаз ушло тепло, уступая место ровности. Безбрежной пустыне. Мёртвым пескам в её душе. Он пожалел, что был груб, и злился, что испытывает сожаление. Всё не так. С ног на голову. Против его принципов в жизни.
А потом подумал: а сколько её осталось, той самой жизни? Почему он маниакально хватается за собственные принципы, когда многое становится неважным, пустым, готовым рассыпаться в тлен?
– Прости, – произнесли его губы. Нет-нет, вряд ли это сказало его сознание. Лерран не помнил, когда последний раз у кого-то просил прощения.
Леванна провела рукой по лицу, будто снимала невидимую паутину, кивнула отстранённо в ответ и вышла.
С её уходом закончился его запал: он рухнул на постель, как будто невидимый кто-то обрезал нити, что удерживали тело вертикально.
В плече ворочался огненный дракон. Жар растекался по телу. Хотелось пить. А ещё – почувствовать прохладную девичью руку на горячем лбу. Никогда ещё он не был так зависим от другого человека. Мозг отвергал и противился, а пустота внутри тянулась за крохотным огоньком во тьме.
Леванна Джи
После того, как Лерран пришёл в себя, дело пошло на лад: потихоньку, со скрипом, но он выздоравливал. Его мучила слабость. Волнами накатывал жар. Рана воспалялась, Лерран бредил, выкрикивал какие-то имена, пытался кому-то что-то доказать, высказывал обиды и вёл себя больше как подросток, чем взрослый мужчина.
Она понимала: через бессознательность прорывается его прошлое, что-то болезненно-уродливое, задвинутое им очень глубоко. Но видать колодец его души решил выплеснуться, как полноводная река из берегов, – выкинуть мусор со дна, чтобы наконец очиститься.
Леванна Джи сомневалась, что Лерран станет другим человеком, когда оправится. Такие не меняются. А если меняются, то нужно что-то помощнее, чем поход через Мёртвые пески или рана от стило Тёмных братьев.
Оставалось проклятье. Оно Леррана или Лерран его? Нельзя прочесть ответ, если не знаешь человека. Он не сдавался – и это позволяло Леванне думать, что всё обратимо.
Пока мужчина выкарабкивался, она медленно восстанавливала силы, прислушивалась к себе, ощущала всплески и радовалась: однажды исчерпав себя, можно надолго, если не навсегда остаться пустой оболочкой.
Жизнь без дара её страшила. Но она глядела на Мота и Ерша – обычных, без уникальных талантов – и понимала: страхи надуманы. Если смотреть на мир проще, всегда находятся простые решения.
Время текло, дни сменялись ночами, затем снова всходило зимнее солнце. Лерран креп, а Леванна считала удары внутреннего хронометра: скоро придет час расстаться. У него свои дороги, у неё – свои.
Она помогала Ершу и Моту по хозяйству, стала вечерами обслуживать столики, наслаждаясь водоворотом удовольствия, что бурлил и притягивал к себе новые лица, красивые голоса, свежие сплетни и отголоски готовящегося празднества: Бергард собирался встречать Праздник Зимы.
Они с Лерраном больше не спали в одной каморке, у Леванны Джи был свой уголок в доме старых товарищей. На чердаке, где сизые коломбо любят ворковать, прячась в деревянных перекрытиях. Где воет ветер в трубе, успокаивая и подпевая менестрелям в зале.
Здесь она ощущала покой и могла предаваться мечтам. Улыбаться и не прятаться. Лежать, раскинув в стороны руки.
В ней поселилась тайна, и Леванна любила её только потому, что не нужно было ни с кем делиться. Только её – и никому нет дела до проводника, что вскоре снова отправится в путь.
Лерран
Она изменилась. Словно сделала шаг и переступила черту. Если их что-то и связывало раньше, то непрочные швы разошлись, пропасть становилась шире, и Леррана почему-то это раздражало.
Всё шло, как надо: в какой-то момент лихорадка отпустила, рана перестала воспаляться и болеть. Он поправлялся быстро: молодой и сильный организм словно навёрстывал дни, когда не хотел бороться и сопротивляться хвори.
За эти дни он успел известись от безделья. Продумать и перечеркнуть сотни планов, что делать дальше. Он в чужом городе. Нет денег, снаряжения, попутчиков.
Вначале подумывал вернуться назад, но пока не имел понятия, в какую сторону двигаться. Если снова придётся плестись через Мёртвые пески, то лучше отправиться, куда глаза глядят.
Так ли важно рваться туда, где тебя не ждут и, по всей вероятности, уже похоронили? Сейчас, наверное, лучше окрепнуть, найти способ заработать и отправиться в странствия по Зеоссу.
Он помнил о проклятии, но не знал, что с ним делать. Есть ли шанс избавиться? Об этом нужно спрашивать тех, кто знает об этом намного больше, чем бывший властитель небольшого клочка земли в горах. Возможно, он сможет найти способ избавиться от внутренней смерти – так он окрестил невидимый недуг.
Леванна Джи тем временем не сидела на месте. Лерран часто слышал её голос и смех в таверне. Исподволь наблюдал, как она общается со странными тавернщиками.
Что-то было в этих двух прохвостах. Звериное чутьё говорило: они не простачки, и таверна их так – развлечение, не более. Что связывало Леванну с парочкой, что постоянно разговаривала друг с другом?
Они опекали девушку, как два старых подозрительных дракона. В какой-то момент Лерран догадался: Ёрш и Мот не дают ему приближаться к ней, и делают это мастерски: он не сразу понял, что его обводят вокруг пальца.
Леванна словно забыла о нём. Часто Лерран наталкивался на её блуждающую рассеянную улыбку, на взгляд, обращённый на него, но словно вскользь, поверхностно. И это бесило его неимоверно, выводило из себя.
Он нуждался в ней – и сам не мог понять, почему. Да и не признавался в этом самому себе. Просто досадовал, словно под одежду попадал песок и раздражал кожу, натирал чувствительные места.
В какой-то момент понял: если они не поговорят, он сотворит что-нибудь такое, о чём надолго запомнят завсегдатаи таверны «Ёрш и Мот».
Глава 18. Хмельная ночь
Леванна Джи
К Празднику Зимы Бергард готовился основательно. Есть города-хмурѝ, есть города сони, злюки, ярмарки. Бергард всегда казался ей весёлым и радостным. Она любила попадать сюда на празднества.
Люди здесь охотно втягивались в разные шествия и гуляния. Нигде не улыбались так, как здесь. Леванне Джи хотелось праздника. После всего пережитого, наверное. Забыть тяготы и печали, утопить их в хмельном воздухе, затеряться в толпе, смеяться вместе со всеми, танцевать, петь песни, не думать, что будет завтра.
