– И что теперь? – спросила растерянно, прижимая Гая покрепче к груди. Малыш притих, прислушиваясь к их разговору. Прикусил нижнюю губу и прикрыл глаза, словно пытаясь понять что-то помимо журчащих тихим ручьём слов.
– А ничего, – улыбнулась Дара, стряхивая с себя грусть, как пыль с одежды. – Я не жалуюсь. Пытаюсь понять. И, наверное, уже о многом догадалась. Не вымазавшись, знаешь ли, дом не построишь. Не выучившись, ничего не изобретёшь. И я учусь. Любить. Понимать. Прислушиваться. Строить отношения. Видеть то, что спрятано. Великая наука! И ты подумай, зачем очутилась здесь. Почему Геллан закрыл тебя собою и для чего. Может, и тебе нужно что-то понять.
Гай, очнувшись, встрепенулся. Протянул пухлую ладошку и прикоснулся к Дариной щеке. Ничего не говорил, только обволакивал своими сиреневыми очами.
– За тебя не жалко и жизнь отдать, – неожиданно сказала девчонка, и Нотта снова вздрогнула. Непрошенные слёзы хлынули потоком. Ослабевшие руки стали тяжёлыми и опустились. Дара успела подхватить Гая, но не стала тискать. Поставила на ноги и сжала маленькую ладошку в своей.
– Ты ведь уже большой, да? Хватит по рукам ходить. Пора ножками топать.
Гай не возражал. Пошёл за девочкой вслед, смешно притоптывая и переваливаясь, как утица. Вышагивал важно, крутил головой во все стороны, о чём-то спрашивал, а Нотта сидела и умывалась слезами.
Тяжесть из груди не ушла, но стало спокойнее. Теперь знала: она готова к переменам. Готова отпустить и сделать шаг в неизвестное. Туда, куда звала Обирайна.
Айбингумилергерз
Необычайная сила бурлила в нём. Хотелось разорвать грудь руками и вылезти наружу из жалкой оболочки. Айбин перестал ощущать себя изгоем, жалкой подстилкой, об которую любой мог вытереть ноги, пнуть или отвесить затрещину.
Тяжелее всего выбить из себя раба, особенно когда раб отравил каждую пять собственной сути. Смирился, прогнулся, распластался по тверди и боится поднять голову.
Впрочем, если бы он дошёл до края, никогда бы не сорвал печать, а продолжал бы тратить дар в обмен на жалкие капли крови. Айбин менялся, развивался, но до того момента, как появился Гай, не чувствовал себя личностью.
Прятался, скрывался, пытался быть как можно неприметнее, чтобы никого не раздражать, не злить, не вызывать агрессию или неприятие. Хотя, видит Старбог, те, что шли рядом, привыкли, перестали шарахаться и смотреть с подозрением, ожидая подвоха от коварного нелюдя.
Когда кровочмаки стали всемирным злом? Основательно – больше полувека назад, когда война стёрла грани и изменила Зеосс. Но ещё и до этого люди боялись и сочиняли небылицы, пугали кровочмаками детей. Всё дело в непохожести и силе? А может, они сами перестарались, не пытаясь понять друг друга и сблизиться? Теперь уже нет смысла копаться в прошлом. Нужно строить будущее, где всё можно изменить, если очень захотеть.
Вечер. В комнатах-клетушках остались Пиррия, Рина, Офа, Мила и Вуг. Нужно выспаться перед дорогой. Остальные собрались на заднем дворе. Малыш Гай уснул и плотно укутан в одеяло с головой. Сегодня он светился ярче, чем вчерашней ночью. Не удивительно.
Геллан и Дара. Иранна и Росса. Инда и Раграсс. Ренн и Алеста. Сандр и Айбин. Не так уж мало их, собравшихся, чтобы услышать историю Нотты. В тени притаился юный мшист. Он любопытен, как и все дети, но деликатен, не суёт нос в разговор. Предпочитает сидеть тихо и подслушивать. С его звериным слухом можно легко улавливать любой чих за версту.
Нотта ощупывает компанию взглядом. Пытается заглянуть каждому в глаза, не уверена, стоит ли доверять секреты всем.
– Не бойся, – подбадривает Дара. – Даже если бы мы собрались здесь все, ничего не изменилось бы. Думаю, все уже догадались, кто такой Гай. А кто не догадался, считал мои мысли – у вас это легко получается, потому что я как открытая книга. И потом… с нами Айбин. Ты спрашивала, сорванный ли он. Теперь можно ответить. Да, он сорванный, мы нашли его на дороге – жалким и голодным. Ренн поставил ему фальшивую печать, поэтому его ни одна ловушка не чувствует.
Нотта судорожно глотает воздух.
– Если бы я только знала… Может, всё получилось бы по-другому, но уже ничего не вернуть, – девушка прикрыла глаза и отстранилась, словно провела черту, что позволила ей говорить почти спокойно. – Я не знаю, откуда она взялась в нашей семье. Может, жила всё время и оставалась с нами на протяжении нескольких поколений. Живайя – так её звали, и я очень долго не знала её настоящего имени.
К этому привыкаешь. К тому, что рядом – рабы. Деревуны и мохнатки. Помогают, выполняют грязную работу. Реже – кровочмаки. Отец ценил их за умение подсказывать удачные сделки, но относился к ним не как к талисманам, а инструментам, что помогают торговать.
Её, лохматую и безобразную, я помню с детства. Тихая, неприметная, почти тень. Мать часто пинала Живайю ногой, как досадливую зверушку. И она терпела.
У меня большая семья – девять братьев и сестёр. Может, потому я люблю одиночество. Отец видел в нас, девочках, только выгодный товар, который нужно продать подороже. Выдать замуж. Меня это не устраивало, поэтому однажды я сбежала: мой дар звал за собой и не хотел, чтобы я превратилась в хранилище по производству детей.
Живайя упросила взять её с собой. Кровочмаки чувствуют и понимают больше людей. Никто в доме не догадался о моих дерзких планах, а она знала.
Я взяла её из жалости и испугавшись, что лохматая служанка выдаст меня раньше времени. Сложно сказать, в какой момент мы стали друзьями, а потом – почти сёстрами. Такие вещи происходят всегда внезапно.
Может, поначалу она околдовывала меня, как это умеют делать кровочмаки, но потом мы не вспоминали об этом. Совместные тяготы сделали нас почти одним целым. Не важно, кто я, а кто она. Есть вещи, над которыми не властны предрассудки.
Если бы не Живайя, не её помощь, советы, поддержка, я бы, наверное, никогда не стала тем, что есть сейчас. Она единственная никогда не сомневалась во мне.
Всё началось около трёх лет назад, в одной грязной придорожной забегаловке, коих много на теле Зеосса. Я давно не останавливаюсь в подобных местах, а в тот раз, видимо, сама Обирайна толкнула: лил дождь, дороги развезло. Наши кони не могли сделать больше ни шагу.
Живайя потом говорила, что так у них порой случается – раз и навсегда. Она увидела его – жалкого, избитого, почти потерявшего даже свой изменённый облик. Хозяин этой дыры использовал Игиша как зверушку на побегушках и заставлял подсказывать, чтобы выигрывать в карты и пятигранники.
Я выкупила его. Почти бездыханного. Думаю, если бы мы не попались на его пути, Игиш бы умер. А так хозяин загнул за раба неплохие деньги, справедливо считая, что больше всё равно ничего не поиметь с этого волосатого мешка с костями.
Живайя выходила Игиша. Думаю, больше полагаясь на чудо. Кровочмаки очень сильны и хорошо регенерируют. Слабеют от недостатка крови, но их сложно убить. Почти невозможно. Если только не исчерпать до дна их дар во вред или если сам кровочмак не решит уйти из жизни.
