Удар. Ещё удар. Десяток ударов. Ровных, красивых, изящных – Лимм был уверен в этом. Удовлетворение пришло после того, как он отправил в полёт последний, запланированный на сегодня камень.
Потрескивая, ожил кристалл связи. Засветился всполохами, пошёл разноцветными искрами. Лимм зажмурился, вслушиваясь в отчёты. Жалкие наблюдатели, отсидевшиеся в норах. Пока ещё не знающие настоящего страха. Пусть – сейчас ему нужен их захлёбывающийся лай. Они его глаза там. Жаль, что он не видит настоящей картины, но может представить.
Паника. Ужас. Рассыпающиеся, как карты, дома. На губах застывает улыбка, растекается огненным росчерком, поднимая вихри.
Ночь плачет белыми слезами, роняет хлопья, что кружатся в воздухе, не смея упасть на твердь. Это он не даёт им найти успокоение. Его сила удерживает их в тугих спиралях. Наверное, красивое зрелище, но Лимм оценить его не хочет.
Отдаёт чёткие приказы. Ночь ещё не кончилась, а значит нет конца сюрпризам. Призрачные воины спущены с цепи и мчатся по разрушенным городам, уничтожая тех, кто остался жив и не смог спрятаться. Кто мечется в отчаянии и растерян.
– Мне не жаль вас, – шепчут его губы. – Я не знаю, кто вы. Это не месть и не личное. Я беспристрастен и всего лишь иду к цели. Кто виноват, что вы оказались у меня на пути? Прочь, прочь, сгиньте, очистите твердь. Выживут только сильнейшие и изворотливые. Те, в ком сильны инстинкты, кто умеет любую ситуацию подмять под себя.
Лимм возвращается в замок, когда беззвёздное небо меняет цвет. Уже не мрачный, ещё не серый. Ночь устало зевает и собирается сдаться. Он полон энергии, бурлящей внутри, заставляющей снег вихриться в спиралеобразных колоннах, что движутся за ним вслед.
Когита
Ночь застала её на улице – не в первый раз и не в последний. Не нашлось монетки, чтобы переночевать на постоялом дворе, поэтому сгодилось сено в конюшне.
Любомудров не любили никогда и нигде. Отчаянно вымирающая ветвь, всё меньше учениц, всё больше отлучённых. Однажды не останется никого. Старые гардии рассыплются в прах, сайн не останется, выживут только те, кто сумел вовремя прикусить язык да забыть о предназначении.
Когита смиряться не собиралась. В душе – так точно. А внешне можно притвориться кем угодно. Да хоть странствующей нищенкой, что бредёт в поисках родных. Поборники истины не гнушались носить простые одежды и служить народу. Чем она хуже?
Когда философы прошлого ушли в небытие, погибли или сгнили в ямах, святое место не могло пустовать. Люди умирали, а наука оставалась вечной. Господство мужчин осталось позади, а ведьмаческая сила женщин пробила небо, но не всем дикие боги отсыпали силы и талантов. Всегда были те, кого больше интересовала правда, чем сверхъестественные способности.
Перо историков и летописцев перехватили женские пальцы, а проклятые и забытые философы возродились в любомудрах – девах, что любили мудрость, копались в прошлом и взращивали зёрна истины в настоящем.
Спустя столетия они стали силой и угрозой. Слишком много знали и сумели по крупицам возродить прошлое. Те, кто почитал переписанную историю и поддерживал искусственно созданную ложь, могли не беспокоиться о собственном будущем.
Те, кто предпочёл говорить правду и не сгибаться, переставали служить, становились опальными сайнами и выбирали бродяжничество вместо спокойных замков, где царит благостно-лживая тишина и хранятся переписанные начисто летописи и книги, в которых от правды – лишь материал, из которого созданы обложки и страницы.
Когита выбрала правду. Лишилась силы и отправилась бродить дорогами Зеосса, как когда-то делали её предшественники. Зачем ей сила стихий, данная при рождении? Маленькая женщина-любомудр изначально была слабой, зато жажду к знаниям и любовь к правде ни одно отлучение не могут убить. Теперь никто не заставит её склонить голову и повторять ложь, засевшую в переписанных и сочинённых наспех трактатах.
Ночь выдалась холодной и беззвёздной. Сено не очень спасало от протягиваюшего ледяные лапы мороза. Конюшня добротностью не отличалась – сквозило со всех щелей.
Может, беспокойство лошадей, вхрапывающих и подтанцовующих в стойлах, а может, безотчётная тревога, что засела между рёбер, спасла ей жизнь.
Неожиданно захотелось выйти и пробежаться, чтобы согреться. Всё лучше, чем лежать и дрожать от холода. Когита зарыла заплечный мешок поглубже в сено и выбралась из конюшни. Далеко отбежать не успела – небо вспыхнуло белым светом – слишком ярким для молнии.
Глухой удар – и дрогнула земля, порвалась в клочья тишина. Она стояла, запыхавшаяся от бега, и зажимала рот, не давая прорваться немому крику. Там, где стояла конюшня, осталась только глубокая воронка.
«Мои вещи», – мелькнула в голове глупая мысль. Она чудом осталась жива, а думала о жалкой котомке, в которой оставался кусок чёрствого хлеба, чистое бельё да некоторые походные мелочи.
Где-то далеко прозвучало ещё два взрыва, но Когита смотрела и не могла отвести взгляд от живых бело-жёлтых искр, что разлетались в разные стороны от места, где недавно находилась конюшня.
Они прыгали, как блохи. Взрывались в воздухе. Делились на огоньки помельче. Тянулись к постройкам. Вскоре вокруг всё пылало.
Её стихия – огонь. Почти запечатанная, ослабленная из-за изгнания из сайн, но всё же живая, не подавленная до конца.
Кричали люди, выскакивая из домов. Ревел скот. Почти неуправляемая масса, объятая ужасом, не соображающая, что делать.
Маленькая женщина усмиряла огонь – необычный, неестественный и страшный. Металась от дома к дому, кричала, срывая голос, командовала, и её услышали. Не все сошли с ума в этом городишке. Кто посильнее, вставали рядом.
Волоокая лендра с силой воды опустошила колодцы, поднимая в воздух водяные столбы и обрушивая их на горящие постройки. Она погибла, вынося из почти сгоревшей хибары ребёнка, – упала с проломленным черепом, когда обрушилась потолочная балка.
Где-то там, вдали, творилось нечто подобное – Когита была в этом уверена. Она слышала ещё два взрыва. Грязная, вся в саже, с полуистлевшей оборванной одежде, девушка разглядывала покрытые волдырями ладони. Больше у неё ничего не осталось. Люди рассосались, кто куда, тлели и дымились останки построек. Протяжно ревел уцелевший скот. Надо же: в городе, оказывается, так много животных.
– Пойдём, – просипела рядом высокая лендра и поправила всклокоченные зелёно-голубые волосы. Когита не стала спрашивать, куда и зачем. Молча поднялась и поплелась вслед за женщиной. Оказывается, не всё так плохо. Оказывается, когда стучится беда, обязательно находится кто-то, готовый протянуть руку помощи. По крайней мере, она хотела в это верить.
Иста
У неё был собственный замок, и она этим гордилась. Спокойное такое чувство, позволяющее с достоинством вышагивать по улицам Вахрунда.
Не её город, но здесь можно жить и заниматься любимым делом.
