– Ты не понимаешь, – глухо попытался отделаться от неприятного разговора он.
– Дак ты объясни, будь добр, милый человек. Мы послушаем. А может, и что нужное посоветуем. Али сам к чему правильному придёшь.
Барк иногда переходил на просторечие, чтобы, наверное, подчеркнуть свою разностороннюю личность и близость к каждому, кто появлялся в поле его зрения. Геллан же слышал в его словах скрытый вызов. Он бы и не ответил, если бы не ожидание в Дариных глазах.
– Они изуродованы. И толку от них нет, – пояснил неохотно. И то только потому, что ничего нового для Дары он не открыл. Она видела. Знала.
– Дак кого хочешь в темницу спрячь – вид будет ещё тот. Свободу, свободу надо дать!
Барк сел на своего любимого конька. Глаза горят, ногу отставил, руку на грудь положил. Волосы беспорядочно треплет холодный ветер, но мужчине сейчас всё нипочём.
– Все наши страхи, комплексы, подспудные колебания рождаются внутри, и тогда мы начинаем зажиматься, ограничивая себя и собственные потребности, пытаемся спрятать изуродованные крылья ли, души ли – не важно! Открой тайну миру – и больше никогда не будешь мучиться тем, что явился сосудом, наполненным до краёв сомнениями и тревогами. Поделись болью с другими – и её станет меньше. Дай народу привыкнуть к искалеченному телу – и на него перестанут обращать внимание.
Барк вещал, вбивая слова, как гвозди, хлестал наотмашь. Ни одна пощёчина не могла сравниться с его разящими словами.
Геллан застыл, усмиряя бушующий внутри холод. Вздрогнул, когда горячая ладонь Дары сжала его ледяные пальцы.
– Может, он прав? – прошептала, заглядывая ему в глаза, и Геллан понял, что не может сердиться. Не может противостоять той лавине чувств, что светились надеждой в девчоночьих глазах. Краем уха услышал, как басовито рявкнул Сильвэй. Его кош почти всегда соглашался с той, что однажды отстояла право грязного и замученного животного считаться частью его души.
– Если вам станет от этого проще…
Он не успел договорить. Взвизгнув, Дара повисла у него на шее. Как только и дотянулась. Удовлетворённо заворчал Сильвэй. Победоносно улыбнулся Барк.
– Я давно хотела предложить то же самое. А заодно и посмотреть на твои крылья поближе, – поддакнула неизвестно откуда взявшаяся Росса. Хищный блеск в её глазах не обещал ничего хорошего. – Ты, наверное, не знаешь, но я питаю слабость ко всяким сложным случаям. Я ведь не просто разбираюсь в зельях и лечу разные болезни. Моё призвание несколько иное: я костоправ. Умею людей по частям собирать. У меня такие бегать начинали, кому по жизни пластом предназначено было валяться. А тут крыло…
Росса сладко закатила глаза, словно божественного нектара испила. И Геллан понял, что эти, спевшиеся в один момент, с него не слезут. Он бережно придерживал Дару, что крепко прилепилась к нему и жарко дышала в ухо. Встретился с сияющими глазами Милы.
– Ладно, – пообещал он. – Завтра.
– Зачем завтра, – присоединилась к общему хору Иранна. – Чем сегодня день хуже? Как раз за вечер успеем прорезать дыры и подшить одежду.
– Никогда не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня, – подняв вверх хорошенький пальчик, процитировала Дару Алеста.
– Соглашайся, – прогудела в ухо Небесная. Геллан закрыл глаза, продлевая короткий миг счастья.
– Хорошо, – прошептал он ей в макушку, незаметно прикасаясь губами к волосам.
Её улыбающееся лицо совсем близко. Глаза в глаза. А затем Дарины губы прижимаются к его щеке. Звонкий поцелуй от души – порыв радости, торжество от того, что она добилась своего. Девчонка тут же спрыгивает на землю и кружится, пританцовывая, а в его груди бушуют горячие вихри.
Геллан сдерживается, чтобы не тронуть пальцами то место, где только что были её губы. Зато сбрасывает плащ, жилет-корсет и кидает рубашку в услужливые руки ведьм, что тут же, заглядывая ему за спину, прикидывают, как правильно делать разрезы. Спорят коротко и решение находят быстро .
Он не ощущает холода. Пытается удержать лицо, чувствуя, как отходят от онемения крылья. Больно. Очень больно. До слёз, что невольно наворачиваются на глаза. Хочется свернуться у костра клубком и забыться. Чтобы не стонать, до хруста стискивает зубы и напрягает мышцы всего тела.
Вздрагивает, когда Инда заботливо набрасывает на плечи одеяло. Чувствует, как пальцы Россы прикасаются к чувствительной коже крыльев и, теряя сознание, падает в костёр.
Как его удержали неожиданно крепкие руки Барка и стальной захват Леррана, он уже не помнил. Уловил только на осколках сознания встревоженный крик Дары – и провалился, ушёл в глубокие воды небытия. Там не больно. Там нет позора от того, что не смог вытерпеть. Там есть только темнота, что вихрится и засасывает, обдаёт холодом и онемением.
Хорошо бы оттуда не возвращаться. Но где-то там звенит слезами дорогой сердцу голос. Где-то там тёплые ладони теребят его и просят вернуться. И он точно знает, что пойдёт за этим голосом куда угодно. Вернётся даже из бездонной ямы, куда, по слухам, попадают все умершие перед тем, как отправиться на Небесный Тракт.
Росса
В детстве она многого боялась. Не в меру ранимая, чересчур впечатлительная. Жизнь вколачивала в неё истины огромным молотом и не обращала внимания на наносимые ссадины и раны.
От всего этого Росса растеряла часть иллюзий, но осталась внутри всё такой же – открытой к боли всего живого. Цинизм и пошлость взросления прошли стороной, а отросший панцирь – слишком тонкая преграда, чтобы заскорузнуть и огрубеть.
Ей и нравилось это – оставаться собой в любых ситуациях. Смотреть прямо в глаза, говорить правду и не лукавить. Не очень лёгкий путь, зато свой. Слишком много тумаков и шишек, зато она оставалась всегда живой. Умела сопереживать и протягивала руку всем, кто нуждался в помощи.
Нередко пользовались её добротой эгоистично, но она прощала. Спрятаться, замкнуться – значит предать себя. Росса часто мечтала о крыльях. Думала: как это – лететь и быть абсолютно свободной? Жаль, людям не дано увидеть небо близко-близко, услышать песнь тонких, но гибких перьев, поймать волну ветра и парить…
Завидовала ли она Геллану? Нет, наверное. Но злилась – да, о, как же она злилась! Ему было дано, а он не хотел этим воспользоваться. Вот она – высшая справедливость мира.
Может, в тот момент, когда она увидела жалкие кожаные отростки, выпущенные на волю, подумала: всё ложь. Крылья есть у каждого. Просто однажды они стали невидимыми. Нужно лишь уметь их почувствовать и никогда, никогда не прятать, словно стыдясь. Обязательно надо дать шанс им расправиться.
– Великий дурень из рода осло! – выкрикнула она в сердцах, увидев, как отключился Геллан.
Она умела быть безжалостной. Расправляла руками онемевшие и несчастные подобия крыльев, растирала их, понимая, какую боль чувствует сейчас Геллан.
– Нужно восстанавливать кровообращение, – отмахнулась она от Дары. Девчонка пыталась её оттащить – наивная.
