Решила не забивать себе голову. Какая уже разница? Когда ничего изменить нельзя, нужно принимать факт, успокаиваться и идти дальше. Спать, например. Завтра с рассветом никто не спросит, почему я не выспалась и не хочу ли ещё часок поваляться. Поднимут безжалостно и придётся сонной курицей плестись за всеми, стараясь не выпасть из седла.
* * *
В Зеосской магии я полный ноль. Все сплошь одарённые, в том числе и я, как оказалось. Правда, все мои всплески дара, силы, энергии – эти явления называли здесь по-разному – никакой логике не поддавались. То густо, то пусто.
Иранна с настойчивостью носорога заставляла нас с Милой заниматься. Муйба, что с неё возьмёшь. Я не возмущалась и не перечила, тем более, что полк учеников и учителей неожиданно резко вырос.
Вначале к нам присоединился Йалис. Прислушивался внимательно, вздыхал: его любопытство и любознательность били фонтаном и, странное дело, своей детской непосредственностью и чистым разумом мшист заражал, как вирус. Как-то совестно стало отлынивать, хотя я в душе считала себя тупицей и бездарью и с тоской думала о том, что зря они распыляются, тратят на меня время и силы.
Потом появился Гай – и стало совсем весело. Поначалу с мелким кровочмаком возился Айболит, затем они всё чаще начали примыкать к нам.
Четыре ученика с разной степенью внимательности слушали всех, кто желал поделиться сакральными знаниями.
Иранна была вне конкуренции как учитель. Айболит больше показывал, чем объяснял – доходчивый и коварный практик, от которого нельзя спрятаться или прикинуться валенком: он чувствовал малейшую ложь или фальшь, от него нельзя было скрыть неусвоенное.
Внезапно присоединилась к нам Офа – плавно, медлительно рассказывала о тайнах тверди. Она долго сторонилась Айбина, что спас её однажды от Жерели, постоянно старалась раствориться, стать менее заметной.
Стыдно сказать, но временами я забывала об её существовании. Тонкая зелёная веточка, плохо переносящая морозы. Она как будто впала в летаргию: вела себя заморожено, часто отлёживалась в фургоне.
– Токи тверди замедлились, – пояснил Геллан, когда я поинтересовалась, почему Офа такая инертная. – Деревуны очень чутко это чувствуют. Зима, Дара, для растительного мира – время сна. А деревуны – люди-растения. Она не страдает, просто замирает на время, замедляется.
– Йалис – животное-растение, – возражала я, – однако с ним подобное не произошло. Ты посмотри: на нём цветы цветут, ходит наш малыш пышный, как луг.
Геллан качал головой и улыбался.
– Разные вещи. В мшисте горячее животное начало побеждает. У него жёлтая кровь – не красная, как у людей, и не зелёная, как у деревунов. Он представитель иной расы, уникальный, со своими способностями. Поэтому зима ему не страшна..
– Как всё сложно, – вздыхала я.
Как бы там ни было, но робкая тихая Офа нашла себя в неожиданном деле, что помогало ей не впасть в коматоз окончательно.
Рина исподтишка пыталась научить простым магическим штучкам, пока Ренн не уличил нас и не разбушевался.
– Ты в своём уме? – сверкал он глазами и повышал голос. – Нельзя начинать с этого! Вначале не мешало бы узнать ёмкость резерва, мощь стихии. Мила сейчас больна, силы уходят, как вода уплывает, ты же могла опустошить её до дна!
Мы стояли с красными лицами, как мелкие бездарные воришки, которых поймали на горячем. Рина глотала слёзы. Мы понимали: Ренн прав, но мог бы и помягче с сестрой. Неизвестно, чем бы закончилось его бурное воспитание, если б не Алеста. Она всегда на мага действовала успокаивающе, как волшебная палочка.
Мне кажется, вечная дева наслаждалась своим могуществом над Ренном. Ещё бы: большой сильный маг, видный мужик, если честно, разве что не ел с её рук, и готов был сделать что угодно, только бы Алеста улыбалась ему, разговаривала, позволяла о себе заботиться.
Все давно не обольщались по поводу Алестиной беспомощности, но никто, кроме Барка, не рискнул её разоблачать. По-моему, всем нравилась игра в слабую женщину и сильных мужчин, готовых помочь, уберечь, заслонить широкой спиной.
Барк решил, что его философские бредни тоже не помешают нашим бедным головам. На удивление, с ним оказалось очень легко. Я ожидала занудных лекций, непонятных материй и заранее тосковала, думая, как бы улизнуть. Но Барк умел удивлять. Не зря он называл себя великим философом прошлого и настоящего.
Чёткая литая речь, умение владеть голосом и вниманием. Он словно околдовывал. Все его рассказы – яркие и сочные. Я порой ловила себя на том, что не слушаю, а будто кино смотрю – настолько красочные истории и образы слетали с Баркового языка.
Даже скромная Инда и молчаливая Леванна Джи делились знаниями. Жаль только, ученицы достались им так себе. С Милой понятно: её сила развивалась, но осторожно, потихоньку. Мы следили, чтобы девочка не перенапрягалась, но она и сама чётко знала, сколько может принять, чтобы не сделать себе хуже. Ну, а мои способности лучше оставить без комментариев.
– Не всё сразу, – успокаивала меня Иранна, – а я, собственно, не пыталась ей объяснить, что совсем не расстроена, а, если по-хорошему, тупо боюсь всех этих штучек-дрючек.
Айбин понимал, но не спешил делиться моими тайнами с другими.
– Ты зажимаешься, – ворчал, когда никто нас не слышал. – Это не очень хорошо, Дара. Сила копится, и однажды бабахнет. Но пока пусть остаётся, как есть, раз тебе так легче.
Я всё это к чему? К тому, что ничего не понимаю в зеосской магии. Дня через три, после того как мы выпустили крылья Геллана на волю, Росса решила, что пора. Пора сделать ему операцию, если говорить русским языком. Вот так, считай, в чистом поле, без особой подготовки, в антисанитарных условиях. Я жутко струсила, а ей хоть бы хны. И, что самое страшное, твердолобый Геллан согласился.
* * *
– Может, лучше мы доберёмся до какого-нибудь городишка или селения? – канючила я, страшась того, что все уже приняли как неизбежное. – Кто в здравом уме подобное вытворяет посреди грязной дороги, на холоде? Это варварство, слышишь? Мало того, что неизвестно чем закончится, так можно ещё и заражение крови получить.
Росса лишь улыбалась в ответ на мою истерику.
– Всё будет хорошо, – отделывалась она фразой, от которой меня уже тошнило, и уходила в себя.
– Ей нужно сосредоточиться, а ты мешаешь, – мягко упрекнула меня Иранна. – Сама Росса тебе ничего не скажет, но прислушайся хоть ко мне.
Бесполезно. В меня словно бес вселился. Я продолжала скакать вокруг Россы, как папуас с бубном. Ошалевший мозг рисовал одну картину страшнее другой, пока Геллан не забрал меня с собой. Просто взял за руку и увёл, как порой мы уводили Гая от интересных, но ненужных или опасных для него вещей.
– Ладно она, – накинулась я на Геллана, – с ней всё понятно, но ты хоть понимаешь, что это опасно? Почему именно здесь и сегодня?
