– Всё хорошо, не бойся, – прошептала одними губами и сделала то, что всегда хотела, но не могла себе позволить – провела ладонью по его щеке. Мужчина закрыл глаза. Вздрогнул. Накрыл её руку своею – горячей и сильной. Прижал к себе на миг, и столько чувств вылилось на Инду, что захотелось плакать. От нежности. От счастья. От любви, которой она никогда не знала.
– Я не отпущу тебя, слышишь? – падают искрами в сердце слова. Инда прикладывает палец к губам Раграсса. Лучше ему не говорить то, чего не сможет однажды исполнить. Пусть так, не досказано, зато верно.
– Я сама никуда не уйду. До тех пор, пока дорога не позовёт тебя. – он порывается спросить, но Инда только качает головой: нет, не скажет и не объяснит. Придёт время – поймёт. – Ты поможешь мне?
Могла и не спрашивать, но дала право выбора. Раграсс шагнул за нею вслед. Инда шла к пустым стакерам. Сила плескалась волнами в ней. Медленными, тяжёлыми волнами сытых стихий. Больше она не боялась себя. Переросла. Перешагнула. Обрела крылья. И часть её уверенности шла рядом – мягкой походкой зверя, который за неё мог разорвать глотку, совершить подвиг, сделать невозможное.
Она подошла к крайнему – совсем молоденькому, тонкому в кости. Наверное, он гибок, как лиана. Видимо, в нём живёт твердь – стихия угадывалась и в буро-зелёном цвете волос, стянутых на затылке шнуром в короткий хвост.
– Держи его, – попросила Раграсса. – Крепко держи, – мягко указала, как: сзади, обхватив юношу за плечи. У мохнаток нечеловеческая сила, даже если они не преображаются. И Раграсс сжал стакера в крепких объятиях. Инда положила руку пленённому на лоб. Впечатала ладонь, вызывая жизненное начало, что теплилось, жило в этом безвольном теле.
Юнец забился, как в агонии. Захрипел, пытаясь вырваться. Тщетно. У мохнаток нечеловеческая сила. И сейчас она направлена на спасение.
Инда поднимала со дна самое сильное и древнее. Вызывала могучую силу. Позволяла ей вымести начисто грязь и боль, чужое влияние и приказ. Снимала барьеры и освобождала. В кончиках её пальцев – нити разума. В тепле её ладони – пробуждение. Долго. Как же много нужно времени, чтобы проснуться. Мала, как же ничтожна грань, что разделяет явь и сон.
Юнец закричал и порвал крепкие верёвки. Но у мохнаток нечеловеческая сила – Раграсс сумел удержать его в своих объятиях. У мальчишки невероятно зелёные глаза, омытые чистотой. У юноши светлая душа, в которой – жажда творить добро. У почти ребёнка – руки в крови от убитых им людей. И он с ужасом сейчас осознаёт это.
– Нет! – рвётсяс его губ вскрик, полный муки и отчаяния.
– Держи его, Раграсс! – приказывает Инда и знает: этот мужчина способен удержать в своих руках мир, не только одну-единственную жизнь.
Где-то там шумит толпа. Где-то там надтреснутым голосом вещает древний дед – рассказывает что-то. Инда слышит вскрики женщин, плач детей. Каждый из них – свидетель. Каждый из них – пострадавший. Смогут ли они убить теперь?
Парень затихает. Плечи его трясутся. Он плачет навзрыд, понимая, что натворил не по своей воле.
– Пойдём, сынок, – касается его плеча лендра с осунувшимся лицом. – Пойдём отсюда. Я дам тебе еды. Укрою одеялом. Спою песню. Ты не виноват. А мы были не правы. Ты простишь нас, а мы – тебя.
Юноша поднимается на ноги. Он выше лендры на две головы. Она прижимает его к груди, баюкая, как маленького. Судорожные вздохи. Дрожащие плечи. Боль уходит в небеса. И перед злобным оскалом затаившегося где-то там невидимого чудовища нет ничего важнее понимания, человечности и доброты, что примиряет обе стороны.
– Держи следующего, Раграсс, – просит она мохнатку. Им ещё много предстоит сделать. Вытянуть наружу восемь сильных мужчин. Кем станут они, когда очнутся? Смогут ли простить себя и искупить невольную вину?
Она не знала ответы на вопросы. Зато чувствовала, что способна освободить их и подарить шанс на жизнь. Новую жизнь. На ту жизнь, которую они выберут для себя сами.
Айбин
Вокруг столько крови, а он не дрогнул. Не повёлся на инстинкты. Теперь он знает: можно быть сильным. Можно жить с сорванной печатью и никогда не попасться. Потому что он сильнее. Потому что может победить жажду и найти для неё другие источники питания.
Он смотрел, как маленькая хрупкая Инда приводила в чувство стакеров. Девять выживших. С разными судьбами и багажом историй за плечами.
Жители Спирейта больше не бесновались. Успокоились. Смирились. Смотрели на убийц с жалостью. Как тонка грань от ненависти и хотя бы до жалости. Если не до любви. Но любовь – слишком сложное чувство. Забытое очень давно. Сердце кровочмака пытается вспомнить. Научиться любить. Девочку с глазами цвета эхоний. Маленького Гая. Отважную Инду. Замкнутую Нотту. Да мало ли их – в ком нуждается кровочмаковское сердце? Главное, пока не рассказывать об этом никому – о пробуждении. О попытках вырваться из рабской психологии. Может, поэтому он до сих пор не сменил ипостась. Давал себе привыкнуть, хотел стать чище и выше низменных инстинктов.
Стакерам перевязали раны.
– Мы останемся в Спирейте, – сказал самый старший, хмурый и неулыбчивый Крайн – так он представился. – Поможем восстановить город и будем защищать жителей, если это понадобится. Теперь мы знаем об охотниках – и ни одна подобная тварь не пройдёт мимо. Не сможет больше нас поработить. Будем настороже. Чую: всё это неспроста.
– Возвращаемся, – махнул рукой Геллан.
Они устали. Бой был коротким, но таким тяжёлым. Только Инда, казалось, расцвела. Ей пришлось так много сделать, а она улыбается. Айбин отвёл глаза. Не мог смотреть, как трогательно она держится за руку Раграсса. Ещё одна странная парочка. Выйдет ли из них что-нибудь? Драконица и полумохнатка. Хотя любовь творит чудеса и с более тяжёлым материалом. А тут – бери и лепи, пока податливы и мягки созданные друг для друга.
Они без труда отыскали своих по сиротливо застрявшим посреди улицы возам. Там прятался одинокий Йалис – его не взяли в подземные коридоры. Мшист вздохнул с облегчением, когда заметил знакомые лица. Большой, но всё же ребёнок. Айбин остался с ним, пока Инда и Ферайя забирали спрятавшихся под твердью.
Люди выходили на свет не спеша. Щурились и ступали осторожно. Не верили, что всё закончилось.
– Геллан! – вихрем метнулась к стакеру Дара. Тот прятал раненую щёку – кровь так и не остановилась. Опасно. Айбин чувствовал это. Кто б подумал: из такого никчемного разреза – столько крови.
Он не всесильный, конечно. И горло давно горит от жажды. Но он умеет владеть собой. Учится.
– Айбин! – вырвался из рук Нотты Гай. Он подхватил мальчишку и прижал к мохнатой груди. Надежда на будущее. На возрождение. На то, что однажды всё станет по-другому. А пока… тревожно очень. И предчувствие: будет ещё хуже.
Дара
У меня закружилась голова. Весь в крови. Сжалась, чтобы не кричать.
– Всё хорошо, Дара, – пытается скрыть, отворачивается, но тут он не угадал ни одной буквы. Я ж настырная. Приставучая. Имею полное право!
