Геллан снова сжимает мою руку. Ну, что такое? Я опять что-то не то сделала? Вон, и губы у него сжаты в линию. Может, опять не то брякнула или подумала? Но я быстро забываю о непонятном для меня жесте. Я думаю о том, что не хочу больше видеть жалкую нескладную фигурку. Я хочу, чтобы больше никто и никогда не издевался ни над Айбином, ни над Гаем, ни другими кровочмаками. Чтобы они могли жить свободно, как раньше, и никто – никто не смел бы их ни обижать, ни унижать.
Глава 41. Вторая жертва
Геллан
Рассвет они встретили в пути. Двигались быстро: лошади отдохнули, люди повеселели. Мила окрепла так, что, казалось, нет никакого проклятья, нет тайной болезни, что подтачивает её силы.
За эти короткие, но счастливые сутки Геллан почти смог принять себя нового. Никуда не делись шрамы с души и тела. По-прежнему тупо ныло искорёженное когда-то солнечными камнями бедро. Не выпрямились изувеченные пальцы. Висело унылым полотнищем правое крыло. Но с многочисленными шрамами с лица словно отвалилась маска, что душила его многие годы. Он мог уже не прятаться, но по привычке натягивал капюшон поглубже. А в душе рождалась робкая надежда: он не потерян, не отвергнут навсегда. И, может быть, однажды…
Геллан боялся произносить эти слова. Чтобы не спугнуть, не замусолить, не превратить в навязчивую мысль. Пусть зреет, а он будет мечтать. Говорят, мечты похожи на белых птиц, что однажды спускаются с неба и садятся на плечи. И тогда они становятся реальностью. Сбываются.
Грёзы не мешали ему зорко смотреть по сторонам и замечать мелочи. Вот почему-то заволновалась Леванна Джи. Оглядывалась тревожно. Останавливалась. Прикладывала ухо к земле и сжимала плотно губы.
– Что-то случилось? – спросил, улучшив момент, когда Дара в очередной раз заспорила с Россой.
– Ещё нет, но может, – подняла на него глаза цвета перезрелых вишен проводница. – Уже дело к вечеру близится. Я бы не хотела, чтобы мы останавливались.
– Без отдыха мы далеко не уйдём, – это было не возражение, а суровая реальность.
– Знаю. Но кто-то движется за нами вслед. Настойчиво. Неумолимо. И… у меня есть подозрение, что я знаю двоих из этих людей. Лучше с ними не сталкиваться.
– Расскажи.
Леванна Джи отводит глаза и, запинаясь, поясняет:
– Они – тёмные братья. Мы с Лерраном встретили их в Мёртвых песках. Чудом ушли. Убили одного из них. Они не прощают такого. А сейчас идут за нами по пятам. И я сомневаюсь, что это случайность.
– Ты чувствуешь их? – Геллан всё же пытался заглянуть Леванне в глаза.
– Да, – нехотя призналась девушка. – Как и всех, с кем приходится сталкиваться. Я запоминаю их свечение, а потом узнаю среди толпы. Часть дара, – дёргает она плечом и смотрит-таки Геллану в глаза. – Может, будет лучше, если я вас покину. Уведу их за собой. Разделимся. Я уйду и собью их со следа. Думаю, они меня тоже чуют.
– Глупая идея. Нам нужен проводник. К тому же, с нами Лерран. Его они тоже чувствуют, по всей видимости.
– А кто тебе сказал, что я останусь, если Леванна Джи уйдёт?
Глупо было надеяться, что их тихий разговор останется тайной. Особенно, если Лерран постоянно крутился рядом с девушкой-проводницей. Лерран злился. Сверкал глазами. Сжимал презрительно рот.
– А кто вам сказал, что хоть кто-то из вас уйдёт? Мы вместе. И никому в голову не придёт отдать вас на растерзание. Идут ли они по вашему следу или им нужен кто-то другой – роли не играет.
– Они сильны, стакер. Очень. И опасны, – Леванна всё же пытается переубедить Геллана.
– Ты сказала: их двое. С двумя как-нибудь справимся.
– Двоё тёмных. А с ними ещё. Много. Других я не знаю, не могу сказать точное количество.
– Они не застанут нас врасплох, и это уже хорошо, – отрезал Геллан и поспешил прочь. Ему нужно было и подумать, и отдать приказы. И как-то убедить Дару спрятаться в фургон, пока опасность не уйдёт.
– Ни за что! – упёрлась девчонка. – Я там с ума сойду. Хуже нет ничего, чем сидеть и ждать.
Геллан решил не спорить. Лучше потом сделать всё по-своему, когда придёт время, чем сейчас бесполезно препираться.
Всадники появились, когда на Зеосс начали спускаться зимние сумерки. Неясная точка позади. Но Геллан знал: Леванна не ошиблась. Преследователи шли по их следу и настигали.
Не застали врасплох – это главное. Было время подумать и определиться. Решили не останавливаться – двигаться вперёд, а когда преследователи окажутся близко, принять бой.
– Вы продолжите движение в любом случае, – наставлял Геллан Барка. Что бы ни случилось, не оглядываться и не останавливаться. А потом мы вас нагоним.
Он читал в глазах философа упрямство и вопрос: а если нет? Если всё пойдёт не так?
– Тогда ты закончишь путь, – прошелестел одними губами. Философ побледнел, как выбеленное полотно и пытался что-то сказать. Из горла вырывался неясный клекот. Геллан не стал ждать. Оставил его одного. Барк, конечно, не лучший человек на Зеоссе, но он сделает всё, как надо, если что-то случится.
Осталась мелочь: уговорить Дару отправиться вместе с фургонами.
Офа
С тех пор, как кровочмак поделился своей кровью, чтобы спасти её, мир приобрёл иные краски. Она не стала хуже. Не стала лучше. Не начала преображаться. О кровочмаках говорили разное. Болтали, что если они делятся кровью, то подсаживают свою сущность, и тот, кого осквернит кровь первородных, больше никогда не останется прежним. А то и вовсе в кровочмака превратится со временем.
Офа чувствовала: это неправда. Байки. Ничего не менялось. Только окружающее стало восприниматься острее. Как будто спала пелена с глаз. А может, так случилось лишь потому, что дышалось свободно и легко. Шагая дорогами Зеосса, она забывала, что родилась в неволе.
Зима не лучшее время для деревунов. Тело стремится окоченеть, впасть в спячку, прилечь и не вставать, пока снова щедро не засияет солнце. Но она не выпадала из жизни – замечала каждую мелочь, радовалась маленьким событиям. Прикасалась к травам и листьям, деревьям, которых никогда ранее не видела.
Офа запоминала и впитывала, зная, что однажды уйдёт. И пока век её не закончился, нужно успеть. Накопить как можно больше, чтобы не отправляться в дальний порожняком.
Она нежно любила Йалиса, но не умела проявлять свои чувства. Её тянуло к людям, но всё время казалось: она лишняя, бесполезная, слабая. Поэтому сторонилась, не мешалась под ногами, старалась быть незаметной тенью.
Офа не чувствовала себя обделённой. Маленький росток и могучее дерево одинаково ценны, и тверди нет разницы: щедро питает корни, даруя жизнь. Так и Офа – маленькая веточка – знала: она нужна, она часть чего-то большого и цельного. Без неё – никак.
Дрожала твердь. Охотники мчались по следу и настигали. Офа прислушивалась и чувствовала спокойствие. Это был миг её нужности, великой значимости.
