Дара и Геллан ехали впереди – как специально оставив остальных позади себя. Идеальные мишени – хватай и беги. Девчонка так совсем без головы: вырвалась вперёд на лиловой лошадке.
– Раграссик! Ты вернулся! – и столько радости незамутнённой в её голосе, что снова зачесалось в носу. Когда он плакал последний раз? Лет в пять?
От быстрого бега сбилось дыхание, и он никак не мог выдавить и слова, только махал руками и рычал, пытаясь их остановить. Но Дара и Геллан и так уже спешились, с тревогой вглядываясь в его воспалённое лицо.
– Что-то случилось? А где твой Жар, Раграсс?
Участливые глаза, сведённые в тревоге брови у девочки. Напряженный как тетива Геллан.
– Туда нельзя! – смог наконец-то прохрипеть он и без сил рухнул на колени, чувствуя, что ещё немного – и разорвутся лёгкие.
– Ай-ай-ай, – плывёт эхом голос Россы. – Загнал себя.
Прохладная ладонь Иранны на лбу.
– Ничего. Отойдёт, – резкие, как щепки, слова. А дальше – тревожная тьма, из которой он хочет выкарабкаться, чтобы объяснить и рассказать.
– Вот же упрямец, – сердится муйба. – Отдохни. Никто никуда не поедет, пока ты не придёшь в себя.
И только после этого Раграсс позволил себе расслабиться. Падал и падал в мягкие объятья темноты, чувствуя, как становится легче дышать, потому что чьи-то руки забирают боль и тяжесть, горячий огонь из лёгких.
Геллан
Упрямого мохнатку муйбе пришлось утихомирить насильно.
– Пусть отдохнёт, иначе сляжет с горячкой. Он бежал, не останавливаясь, очень долго.
– Всё хочу спросить, – вклинилась Дара, – как вы время определяете? Я вот смотрю, нет у вас ни часов, ни минут – мгновения да «долго», «недолго». Это ж неправильно. Есть сутки, и в сутках должно быть какое-то измерение!
У Небесной любознательность проявляется в любое время. Даже в самое неподходящее.
– Здесь, на Зеоссе, время течёт по-особенному, – попытался объяснить Геллан проще, чтобы не запутать. – Насколько я понял, у вас сутки – это круг, разделённый на двадцать четыре части.
– Да-да! – радостно закивала Дара.
– У нас не так. Нет определённого количества частей. Иногда их больше, иногда – меньше. Нет приборов, что измеряют время. Они нам не нужны. Есть большой хронометр – на границе между нашим миром и Мрачными Землями. Его оставили драконы. Он считает года. Видеть его не обязательно: почти каждый зеоссец даже со слабым даром способен чувствовать, что он показывает.
– Ну, и какой нынче год? – Дара улыбается так, словно её заранее веселит то, что она услышит.
– Шестьсот двадцать четвёртый от последней войны, – не моргнув глазом, ответил Геллан.
Улыбка сменяется озадаченностью. Такое живое лицо – по нему всегда легко читать эмоции.
– А до этого?
– А до этого – времена старого бога и времена драконов, – вклинивается Иранна. – Не пытайся понять. Подобное нужно чувствовать. Никто не расскажет тебе точно, что было во времена старого бога. Тем более, никто не поведает о временах драконов. Хотя некоторые помнят и знают. Да, Айбин?
Муйба внимательно вглядывается в замшелую кочку, что застыла неподалёку. Кровочмак, как всегда, старается быть незаметным, не часто попадаться на глаза. Вроде бы все привыкли к его незримому присутствию, но осторожность сложно изжить сразу.
Дара оживляется и присаживается рядом с кровочмаком. Тут же крутится и мерцатель. Пуфик нередко садится Айбину на колени, а тот украдкой поглаживает радужную шёрстку, когда думает, что никто его не видит.
– Ты знаешь, что было до войны? И жил во времена драконов?
Щёки у Дары пылают, взгляд горит. Жаль, что она так и не получит ответы на многие свои вопросы. Не сейчас. А может, и никогда.
– Кровочмаки, конечно, живут долго, – иронично роняет Айбин, – и я посчитал бы за честь жить во времена драконов, но, к сожалению, а может, к счастью, существую не так долго на этом свете.
– А до войны? Ты жил до войны? – Дара цепляется как клещ.
– Слишком долго, чтобы что-то помнить, – уклоняется от разговора кровочмак. – Зачем тебе это нужно, Небесная? Разобраться бы в том, что есть сейчас, куда и к чему в конечном счёте мы придём.
Геллан видит: Дара начинает сердиться, готова возмущаться.
– У нас не так, как у тебя дома.
Дикие боги! Знать бы, зачем он делает это: второй раз пытается объяснить на примере мира, откуда она пришла! Каждый шаг туда – это риск. Ему спокойнее, когда она не думает о доме и о том, что оставила там.
– Времена года смещены, живут собственной жизнью, – Геллан пытается говорить бесстрастно, буднично. Уводит разговор в сторону от опасной темы. – Осень может затянуться, а зима быть короткой и не злой. Или наоборот – когда как. На Зеоссе есть места, подобные Груану – там своя жизнь, свои законы и собственная среда. Здесь снег, а там почти позднее лето, смешанное с осенью. А немного в стороне раскинулись Мёртвые пески – самое жаркое место на Зеоссе. Снег и зной – рядом. На пути к северу. И никто тебе не расскажет, почему здесь так устроено.
Дара мотает головой, как лошадь. Слишком много информации. Странно, что она не интересовалась подобным раньше. Видимо, дошёл черёд. Ещё одна попытка понять, как устроена шкатулка Зеосса, полная хлама и драгоценностей, вперемешку с событиями, домыслами, сплетнями и настоящими фактами.
Очнулся Раграсс. Повёл карими глазами, пытаясь сосредоточиться.
– Вперёд нельзя. Там засада, – прошептал, глядя на Геллана.
Шаракан. Сказал тихо, но слышали все, кто рядом. А рядом почти полный состав с Дарой во главе.
Мысленно попросил не рассказывать подробностей вслух. Раграсс понимающе кивнул. Мысли его скакали, рассказ получился сбивчивым, но, уловив главное, Геллан напрягся. Охота за ним и Дарой. Безумие какое-то. Кому они понадобились?
С другой стороны, он понимал: Дара – его Небесный груз. Только безумец мог забрать груз без того, кому он предназначен. Значит, ловцу нужно предназначение или способ его изменить.
Геллан отдавал приказы сухо и сурово. Так, чтобы не смели ослушаться или перечить. На Дару старался не смотреть. Пока командовал, спокойно прикидывал в уме, как лучше поступить. В засаде десять человек. Для двух стакеров и мохнатки-лео вполне реально справиться с бандитами. Есть только одно «но»: если это обычные наёмники, в чём он сильно сомневался.
Геллан не мог оставить женщин без защиты.
– Ты должен взять меня, – тон Раграсса не располагал к спорам. – Я знаю место. И нужно забрать Жара по дороге.
Геллан мог возразить, что и он знает, куда идти: несложно мысленно увидеть путь, который проделал мохнатка: считывать картинку из головы – не такая уж и большая премудрость. Но два стакера и два хищных мохнатки – лучше, чем отряд из трёх человек.
