Глава 46. Маленькие радости больших дорог
Дара
Мы едем и едем почти бесконечно. Ночи сменяются днями. Монотонно, без изменений. Поначалу мы ехали очень быстро, опасаясь погони. Потом вошли в привычный ритм: зима дышала холодом, солнечных дней становилось меньше. Труднее стало добывать пищу измученным лошадям и погрустневшему Йалису. Всё это требовало времени, которого у нас почти не оставалось.
Вскоре стало казаться, что наше с Гелланом похищение – всего лишь дурной сон. Нельзя сказать, что ушли мы спокойно, но отсутствие погони притупило чувство опасности.
– Нам нужно в Вахрунд, – сказала Леванна Джи, и я увидела, как радостно встрепенулась Росса.
– Я на это надеялась, – довольно потирала она руки и метала в Геллана хищные взгляды. Что у неё в голове – допытываться бесполезно. Росса умела молчать и отделываться пустыми фразами.
Была и ещё одна радостная новость – тихая и неприметная, на первый взгляд. Выжил Сильвэй.
– Собственно, если бы не он, неизвестно нашли бы мы вас, – просто сказала Иранна. – Он так старался выжить, хотя ему было очень непросто.
Я никогда не забуду тех чувств, что испытала, когда эта парочка снова воссоединилась. Не забуду лица Геллана – беспомощного и открытого. Мой Геллан, который умел сдерживаться и не показывать чувств при любых обстоятельствах, плакал – я видела. Плакал и кот. Тянулся к нему мордой, тыкался жёлтым носом в Геллановы губы. Страшный, исхудавший, со свалянной шерстью.
– Не давался, упрямец, – сердито вычитывала Росса, сверкая глазами, – ни помыть, ни причесать. Лекарства кое-как впихивали. Орал дурным голосом и требовал, чтобы мы искали вас. Как будто мы собирались вас бросить. Ещё чего. Но ему если и понять, то не в тот момент. Озверел совсем. Да оно и понятно: когда душа в опасности, ничто другое их не волнует. Коши не живут без человека. Это мы можем. А они – нет. Уходят вслед за своей частицей на Небесный Тракт.
Дорога, дорога, дорога… Длинная, как сон, от которого сложно очнуться. Хлопотная, трудная, стылая. Но тепло сердец, что бились рядом, согревало сильнее вечерних костров. В один из таких дней, на рассвете, случилось ещё одно событие. Маленькое чудо, наполнившее ликованием наш небольшой отряд. На свет появилась крохотная Офа.
Я видела её рождение. Проснулась от тихой вибрации: мой розовый кинжал гудел. Красные знаки на лезвии менялись с бешеной скоростью. Обычно так он вёл себя в минуты опасности. Но не в этот раз. Я не встревожилась. В груди распускал лепестки прекрасный цветок.
Тихо зашуршала земля в углу, где стояла плетёная корзина. А потом появилась она – голенькая и зелёная. С огромными глазами и тонкими чертами лица. Волосы цвета молодой травы падали на хрупкие плечи.
– Офа, – только и смогла я выдавить из себя и заплакала. Рыдала от счастья. Умывалась слезами и прижимала к себе худенькое тельце.
– Я вернулась, Дара, – нежный голосок обласкал меня с таким трепетом, что хотелось кричать в небо. Пускать бумажных змеев, рассыпать серпантин и конфетти.
Крохотная, как феечка. Меньше годовалого ребёнка, но прочно стоящая на ногах. И веяло от этого чем-то таким сказочным и прекрасным.
– Ты вспомнила, не забыла, – прижималась она ко мне, льнула, преисполненная благодарности. – Догадалась.
– Как я могла от тебе забыть? Скажешь тоже…
Офа помнила не всё. Офе приходилось учиться. Новая Офа и характером отличалась, и внешностью. Эта была смелее, жизнерадостнее, любопытнее. Вечно совала везде свой острый носик, разбивала колени, расцарапывала ладони и локти, но храбро познавала мир.
Она быстро нашла общий язык с Йалисом, и мы со смешанными чувствами наблюдали за странной парочкой.
– Мне всё время кажется, что он её раздавит или убьёт невзначай, если тряхнёт вдруг гривой, – жаловалась я Геллану, но тот лишь улыбался.
– Не бойся. Ничего не случится. Деревуны – дети тверди. Их не так уж и легко прихлопнуть.
А ещё Офа подружилась с Гаем и – неожиданно – Айбином. Прошлая Офа боялась кровочмака до обморока. А нынешняя кроха смело карабкалась на волосатые колени, дёргала Айболита за лохмы, трогала тоненькими пальчиками тяжёлые веки и тарахтела без умолку. Айбин не возражал. Кажется, ему нравилось.
Гай и Офа – маленькие непоседы. Мы следили за ними по очереди и все вместе, а они всё равно умудрялись попадать в разные нелепые истории. Самый страшный момент пережили, когда они играли в догонялки и взбрыкнувшая лошадь ударила копытом Гая, который закрыл собой Офу.
Нотта упала в обморок. Росса и Алеста кинулись к ребёнку, но их остановил властный голос Айбина.
– Тихо! Не мешайте!
Все понимали: страшный удар убил малыша. Раскроил череп. Страшно. Жутко до боли в сердце.
– Мы не живые и не мёртвые, – голос Айболита колышется в воздухе и странно успокаивает. Несёт на волнах полулетаргии, когда тело становится вялым, а чувства притупляются. – Он не может умереть от такой малости. Скоро очнётся. У кровочмаков – великолепная регенерация.
И Гай зашевелился. Сел. Из-под него вылезла испуганная, но храбрая Офа. Страшные смертельные раны затягивались на глазах. И смотреть на это было непривычно. Наверное, я никогда не смогу к этому привыкнуть.
– Если бы не Гай, Офа погибла бы. И больше не смогла возродиться, – тихо проговорила Иранна. Возрождаются только взрослые особи, сумевшие создать семя своей сути. Вот она – истина. Мы долгие столетия боялись кровочмаков, считали их опасными тварями, не способными на высокие чувства. Воспитывали детей в страхе. Учили их пренебрегать другими расами. А если посмотреть – все одинаковые. Живые. Умеющие любить и сострадать. Только правильные семена надо сеять.
Иранна умела говорить так, что пронимало до печёнок. Немногословная, спокойная. Внешне кажется: нет в ней чувств особых. Только мудрость. Но если приглядеться – глубина такая, что закачаться можно.
Нам оставалось всего несколько дней пути до Вахрунда. Как-то так получилось, что последнее время я больше на возу сидела, чем на Неваляшке. Время такое наступило: хотелось думать. Медленно, ворочая мысли в голове. Поэтому я присоседилась к Барку и раскладывала гладкие камешки. Прикидывала и так и эдак.
– Что тревожит тебя, Дара? – спросил, не выдержав, Геллан.
– Ты же и так можешь прочесть все мои мысли, – не сдержала тяжёлого вздоха.
– Уже не так просто, как раньше, – огорошил он меня откровением. – Ты даже не замечаешь, как растёт твой дар. Ты многому научилась. А я сейчас не так силён, как раньше. Можно сказать, почти беспомощен.
Он признавался в этом просто, без ложной скорби. Принимал действительность такой, какая она есть. И это необычайно притягивало – его прямота. Мы ничего не забыли. Лишь не показывали, не выражали чувства явно.
Это ровное, но такое надёжное пламя, когда нет нужды без конца бросаться словами, давать клятвы, бурлить. Есть только целостное, большое понимание: мы единое целое, и это уже не изменить.
