Gavin Turk
OKI-NI
…another signature “real” or “forged”
You are invited to take part in a dynamic analysis of the artistic process.
Renowned British artist Gavin Turk joins forces with oki-ni, the pioneering fashion project, to create a show questioning the process by which a label can bestow value upon clothing.
Much of Gavin Turk’s work questions issues of ownership and authorization with respect to artistic creation. Why is the artist required to sign his work?
What creates the value, the art or the signature? A lot of Gavin’s work is based around his signature and this project explores the method by which a label (in effect a signature) is able to create value upon articles of clothing.
Gavin has rendered a “unique” version of his signature which oki-ni have used to create the label included here. We invite you to stitch this label into one of your own garments and loan the piece to oki-ni in preparation for showing at the oki-ni flagship store in Savile Row, London and also on-line at oki-ni.com.
You are part of a select group of people chosen to participate in this project.
Throughout the show at Savile Row, the names of the participants will be made available but they will not be linked to the individual garments. Resulting from the show a “collection” of pieces will be re-produced in extremely limited numbers. The reproduction will ensure that all the characteristics of the garment, as a result of usage by the owner, will be replicated exactly; another presence of signature.
To be part of the process, simply follow the instructions attached for the loaning of your personal garment of choice.
oki-ni, 25 savile row London w1s 3pr
t 020 7494 1716 f 020 7434 3212
Приглашение на экспозицию
6.1. Поношенный ремень от Николь Фархи × Гэвин Терк × Oki-ni © Фотография автора
Призраки в гардеробе
В газете The Guardian есть еженедельная рубрика под названием «Частицы меня»: знаменитости фотографируют, показывают и рассказывают о пятнадцати самых важных своих вещах. Эти публикации показывают, насколько ценность материальных объектов зависит от социальных отношений и что именно сообщает вещам ценность. Неудивительно, повторюсь, что ценность вещи редко обусловливается брендом, ценой или маркировкой. Чаще речь идет об уникальных и временами очень личных вещах; это показывает, что ценность в меньшей степени связана со стоимостью вещи и в большей степени – с ней самой. Ключевой фактор здесь – субъектно-объектные связи, переплетенные с историей и памятью. Кинорежиссер Майк Ли, например, рассказывал, как много для него значат тетради, в которых он составляет списки актеров, описывая эволюцию их персонажей, отмечая, где они репетировали и снимались. Важно, что эти тетради обладают сенсорной памятью, аккумулируют телесность Ли и напоминают о местах, в которых он побывал. Режиссер поясняет:
Создавая персонажа, я работаю индивидуально с каждым актером, но они не делают заметок: их делаю я. Для каждого из них заводится собственная пронумерованная тетрадь-хроника, в соответствии с тем, когда они начали репетиции. Самая известная вещь, ассоциирующаяся со мной, – мои крошечные сценарии по размеру кармана рубашки. Они пропитываются потом, подвергаются атмосферным воздействиям, а еще на них пятна местной еды и черт знает что. Здорово, когда ты не погребен под хламом. Таким, как сценарии
463.
Как справедливо утверждает Шерри Теркл, «мы на одной волне с вещами, которые любим. Они помогают нам собраться с мыслями, сближаются с нами, становятся нашими активными партнерами»
464. Вещи завладевают и сердцем, и разумом, и «многолетние отношения в некотором смысле уподобляют их личности и делают разрыв с ними немыслимым»
465. В другой статье из серии «Частицы меня» писательница Исабель Альенде рассказывает о тапочках, которые носила ее преждевременно умершая дочь Паула. Она рассказывает: «[Р]аз в год мы проводим церемонию, чтобы вспомнить Паулу, и мы их достаем»
466. Внезапная и непредвиденная смерть дочери Альенде наделяет ее тапочки значением, которое трудно описать. Крошечные грязно-белые тапочки аккумулируют в себе самую суть девочки: ее запах, кожу, ее телесную форму, ее тактильность. Форма тапочек изменилась, потому что их носил этот конкретный человек. И теперь они служат хранилищем аккумулированной сенсорной биографии, вплетенной в ткань, между основой и утком, смешавшейся с грязным белым мехом, застывшей в наслоениях. Вещь хранит и обнаруживает телесные следы присутствия владелицы, близости к ней. Пушистые тапочки и их хозяйка Паула слились воедино и переплелись, они неразделимы в сознании и памяти. Паула жила в этих тапочках и оживляла их, и теперь они несут огромный символический смысл. Материальное и нематериальное, ткань и чувство сплетаются воедино и вплетаются в вещь, которая наделяется острой, почти непереносимой энергией памяти. Эти маленькие и очень личные предметы способны сильно нас трогать. Их аффективный потенциал непропорционален их рыночной стоимости и показывает, как важна в таких случаях категория материальности. Прекрасный пример того, каким выразительным потенциалом обладает фигура отсутствия, демонстрирует Сара Скатурро в статье, посвященной рассуждениям о потенциальных хозяевах одежды из архива Музея дизайна Купер Хьюитт. Скатурро рассказывает, как «аккуратно кладет порванное и выцветшее детское платье на стерильный, покрытый муслином стол. Распахнутое до пояса и обнажающее изнанку, оно указывает на давно исчезнувшее тело девочки, которая его носила. Взглянув на подкладку, я вижу швы: платье явно чинили более полутора веков назад. Кто? Мать или тетя маленькой девочки? <…> И что в этом простом ситцевом платье с принтом заставило передавать его по наследству… Почему оно выиграло в этой селективной гонке? <…> Мне верится, что если я хорошенько постараюсь, буду напрягать воображение достаточно долго, небольшая частица ушедшей жизни передастся мне, и я по-настоящему ее узнаю»
467.
Потрепанная младенческая крестильная сорочка в моем собственном шкафу, подобно платью, которое описывает Скатурро, несет на себе следы прожитой жизни; кто-то дорожил этим заношенным, заплатанным и ветхим крошечным нарядом, оборачивал его в папиросную бумагу и хранил, передавал по наследству, поверяя драгоценные воспоминания тонкой, как бумага, ткани. Как показывают примеры, одежда – особенно заметная категория среди вещей, наделенных биогеографическими характеристиками. О том же пишет Стейн, рассказывая о воспоминаниях, которые пробуждает в ней платье: «Когда я открыла коробку… слезы навернулись мне на глаза… я носила его, когда впервые поцеловалась с парнем, с которым позже обручилась, и когда меня впервые представили его семье. Оно никогда не подводило меня. Платье никогда не пропадало. Я точно знаю, где оно лежит у меня в шкафу»
468. Как справедливо замечают некоторые исследователи, одежда хранит нашу телесную историю. «Тела появляются и исчезают; одежда, которой они достались, остается жить»
469. Мы носим одежду, и в процессе износа она становится нами. Складки, пятна, запахи и прорехи – следы «материального становления вещи, осуществляемого в процессе потребления, так же как и в процессе производства»
470. Старая одежда воздействует одновременно на несколько органов чувств: осязание, обоняние, зрение. Она неразрывно связана с памятью. Одежда рассказывает истории, хранит телесные следы присутствия и близости. Эта близость существует на уровне инстинкта и воображения, она будит сильные и яркие воспоминания
471. Вещи – хранилища аккумулированных биографий; истории пронизывают их, накапливаются в них, вплетаются в ткань между основой и утком. Они долговечны, надежны, сильны, молчаливы – и временами нестерпимо памятны. Случается, что вещи обретают ценность и способность аккумулировать воспоминания, благодаря особым обстоятельствам, при которых они появляются в нашей жизни, посредством тесных связей, которые мы с ними устанавливаем
472. Это говорит о том, что нам нужны новые концепции для осмысления ценности, в рамках которых она не связывалась бы жестко с локусом производства, с перемещением товаров и политикой обмена
473, с брендингом или дизайном
474. Как я постаралась показать, ценность может иметь и более интимную природу, обусловливаться нашими личными отношениями с вещами. Исследуя природу ценности товаров, необходимо обращаться к таким моделям субъектно-объектных отношений, принципиальную роль в которых играют человеческие взаимодействия, социальная жизнь наших вещей и аффективный потенциал материальности. Для этого нужно попытаться распутать гипотетические связи между процессами создания, продажи и использования вещи, различить производство и потребление как отдельные самостоятельные инструменты конструирования стоимости. Это валоризация посредством присутствия и привязанности наряду со страстью.
