По-моему, ты очень отзывчивый и не разделяешь всеобщих предрассудков. И все же я боюсь твоего ответа.
Теперь твой черед рассказать, что ты любишь. Я очень рада, что ты хочешь со мной встретиться. Мысль об этом радует мне сердце, однако суровая реальность заставляет спуститься с небес на землю. Я много об этом думаю и даже написала песню. Надеюсь, ты не сочтешь ее совсем уж глупой.
С вечной любовью,
Тина.
С бешено бьющимся сердцем Эрек передал письмо Бетани. Похоже, Тина вовсе не была плодом чьей-то глупой шутки. Похоже, какая-то настоящая девочка из далекой страны и правда в него влюблена. Он стал читать написанное на второй странице.
ПЕСНЯ ДЛЯ ЭРЕКА,
КОТОРУЮ СОЧИНИЛА ТИНА
Далеко в Иноземье дева песню плетет,
Полон нежности голос, но нет лада у нот.
Вся душа ее в песне, и под быстрой рукой
Струны стонут и плачут – но нарушен их строй.
Мы вовек не встречались, и тому не бывать,
Меж двумя берегами разрушена гать, -
Так зачем я свиваю этой музыки нить,
Раз не может она ничего изменить?
Струны дальше сплетают яркий сон моих дней,
Сердце рвется наружу, вслед за песней моей,
Но, боюсь, оставаться назначено ей
Навсегда недопетой.
Ты мой светлый герой в шутовском облаченье,
Но жесток твой Алипиум, нет в нем прощенья.
Услыхав злые вести, сердце замерло сразу,
Ритм сменило на блюз с искрометного джаза.
«Вы» и «мы» – два словечка, меж которыми бездна.
Если б встретились мы?… И мечтать бесполезно.
И хотя для меня ты единственный свет,
Мест соседних для нас в мироздании нет.
Струны шьют-вышивают черный сон моих дней,
Сердце лед покрывает вслед за песней моей, -
Я боюсь, оставаться назначено ей
Навсегда недопетой.
Бетани забрала страницу у него из рук. Лицо у Эрека горело. Бетани читала песню, прижав пальцы к губам.
– Эта девочка влюблена в тебя без памяти! Ты видел? «Для меня ты единственный свет…» Вот бедняжка!
– Лучше больше не писать ей, – смущенно проговорил Эрек. – Зря только даю ей надежду, ведь она никогда меня не увидит. Ей от этого грустно.
– Нет, ты ничего не понимаешь! Если перестанешь писать ей теперь, после того как она тебе открылась, она умрет! Ты пиши – больше от тебя ей ничего не надо. А ее чувства со временем пройдут сами собой.
На другой день Эрек с Бетани отправились в Общество Труда к десяти часам – за следующим заданием. По пути к ним присоединились Джек и Оскар – на этот раз без Роско. На улицах собралась толпа, все шипели и свистели вслед Эреку. Джек, Оскар и Бетани окружили друга плотным кольцом, защищая его. Эреку хотелось бы, чтобы рядом был Роско со своим пультом, но, видимо, Роско не рискнул появиться на людях вместе с объектом всеобщей ненависти.
Толпа скандировала: «Балор! Балор! Балор!»
Эрек не понимал, зачем вообще тратит время. Жители явно не хотят, чтобы им помогали. Ему было бы куда лучше дома, вдали от всех опасностей. В груди клокотал гнев. Все было так несправедливо! Эрек посмотрел на амулет – на маленьком алом сегменте слабо светился символ, означающий самопожертвование. Что ж, кормление новорожденных драконят не шло ни в какое сравнение с тем, что приходилось терпеть сейчас. Добровольно ввязываться в неприятности ради таких людей – это совсем другой уровень самопожертвования. Эрек слабо улыбнулся, думая, знают ли мойры, что сейчас ему приходится снова проверять первую добродетель на прочность. Однако Эрек не собирался отдавать судьбу этих людей на волю Баскании и братцев Штейн.
Джек и Оскар отпихивали собравшийся народ с пути, чтобы дать Эреку возможность добраться до входа в Общество Труда. Разъяренная толпа ревела: «Обманщик!» «Ты уже продул! Вали отсюда!» Какая-то женщина выкрикнула: «Он сбежал из подземелий короля Плутона! Это прожженный преступник!» Человек рядом с ней вопил: «Мошенник! Повесил на шею какую-то побрякушку, чтобы убедить нас дать ему продолжить испытания!» Кто-то бросил Эреку в грудь гнилое яблоко. Яблоко шмякнулось о футболку и свалилось под ноги, оставив темное пятно на уровне сердца. Эрек старался не выдать своих чувств. Почему ему так больно? Какое ему дело до мнения этих людей? Важно то, что о нем думают те, кто ему дорог. Нравиться всем на свете невозможно. Если бы только заставить себя действительно поверить во все эти мудрые мысли…
Наконец Эрек добрался до черного входа в Общество Труда. Маленькая деревянная дверь смотрелась странно и неуместно в сияющем серебром здании с прекрасными башенками и яркими флагами. К двери была пришпилена записка: «Вернусь в десять утра». Часы Эрека показывали без минуты десять. Путь сквозь толпу занял больше времени, чем он предполагал.
Деймон Штейн, Грант Гоннор и Хью Лиган, осклабившись, стояли у запертой двери. При виде Эрека Балор вскинул брови.
– А вот и любимец публики. Думаешь, тебе позволят здесь править? – Он засмеялся. – Вот вытащишь из источника все задания – станешь никому не нужен, и тебя посадят в подземелье.
Как же Эрек сейчас жалел, что так и не научился пользоваться пультом. Ему бы нашлось применение!
– Мои очки при тебе?
– Ага, размечтался! Стану я таскать их с собой! Еще отнимешь!
Дверь щелкнула и отворилась. Ребята вошли в Центр надзора за испытаниями, который представлял собой старую антикварную лавку. Комитет недопущения перемен, похоже, вообще не задумывался о том, как, что и зачем он делает. Дверь захлопнулась. Из-за прилавка выскочил Янус, маленький человечек с косматыми волосами и бородой, и запрыгал от восторга. Вздымая в воздухе клубы пыли, он подскочил к Эреку и Бетани, заключил их в костлявые объятия, а потом бросился пожимать руки остальным.
– Добро пожаловать! Добро пожаловать!
В глазах Януса блестели слезы, он закрыл руками лицо, наполовину спрятанное под спутанными седыми космами. Он выглядел так, словно провел пятьдесят лет на необитаемом острове. Янус поднял глаза на Бетани и прижал руки к сердцу.
– Ты была права – вы быстро вернулись! Как я рад! – Конец фразы потонул в рыданиях.
Деймон поскреб затылок.
– Э-э… Может, мне, того… встряхнуть его маленько?
– Нет, болван! – рявкнул Балор. Он наклонился к Янусу и вытащил пульт. – Слушай меня, я победил в последнем состязании. Я хочу сам пройти к источнику Эла. Как мне это сделать?
– О, какая драма! Какие эмоции! Как мне нравятся люди! Я и забыл, какие вы все чувствительные! – захихикал Янус.
