Вся эта борьба проходила на фоне событий большого исторического значения. Когда в 1587 году католик по вероисповеданию и внук Густава Вазы, сын Юхана III – финляндского герцога, ставшего затем шведским королем, – и Екатерины Ягеллонки Сигизмунд был избран королем Польши, а затем после смерти своего отца в 1592 году, вступив в права шведского наследства, стал и королем Швеции, казалось, что на Балтийском море пробил час католицизма. Однако в имевшей прочные связи со многими соседями Лифляндии Контрреформация наткнулась на сильное сопротивление, поскольку здесь лютеранство пустило довольно мощные корни.
Несмотря на все успехи польской политики, выражавшейся в соответствующих административных преобразованиях и персональных назначениях на руководящие должности, господство Польши в Лифляндии оставалось непрочным. Ведь немецкие сословия, которые в душе были настроены против этого, по-прежнему занимали столь сильные позиции, что не считаться с ними в своих действиях в крае польский король просто не мог. Не решался он и на искоренение в Лифляндии или выдворение из нее трансмаринов
[157], как того требовали различные религиозные фанатики. Ведь Сигизмунд III вовсе не хотел, чтобы и без того пустынный край совсем обезлюдел, и в нем вместо людей стали бы обитать одни только дикие звери. О таких последствиях подобных шагов писал в 1583 году и Стефан Баторий.
То время было поистине удивительным: из убогости богатых на войны лет в конце столетия выросло и на короткий срок расцвело пышным цветом гуманистическое поэтическое искусство, являвшееся творчеством определенного круга людей, которые наполовину были немцами, родившимися в Лифляндии, а наполовину – немецкими иммигрантами. В те годы, точнее, в 1588 году Лифляндия в лице прибывшего в Ригу из Германии Николая Моллина, голландца по происхождению, приобрела первого в крае печатника. Реформа рижской монастырской школы в 1594 году под руководством родившегося в Саксонии Иоганна Ривиуса привела к появлению протестантского противовеса школам, созданным иезуитами, и подняло качество преподавания на уровень современных требований. И если лютеранство, несмотря на все спорные моменты, было все же целенаправленно привнесено в Новое время, то нельзя не отметить также и то обстоятельство, что ему пришлось преодолевать не только давление Рима, но и напряженное отношение Запада к Востоку.
При этом враждебность последнего в последовавшие за описанными событиями ужасные годы ни одна страна не испытала на себе так же сильно, как Лифляндия. Наступало столетие, в котором жившие тогда современники обычно сравнивали московитов с турками. Оба противника оказались совершенно чуждыми западному миру и одинаково ужасными. Поэтому лифляндские гуманисты рассматривали оборонительную борьбу европейцев с турками и московитами как части одного целого, в которой Рига стояла рядом с Веной.
Между Польшей и Швецией
Борьба за порядок наследования между католической Польшей и протестантской Швецией, разгоревшаяся на рубеже веков, не только повлияла на дальнейшую судьбу Лифляндии, но и определила расстановку сил государств в бассейне Балтийского моря, а также перспективы осуществления Контрреформации на Северо-Востоке. Когда католик из династии Ваза король Польский и Шведский Сигизмунд III присоединил 12 марта 1600 года Эстляндию к Польской империи, в ответ на это провинция присягнула регенту и наследному принцу Швеции протестантского вероисповедания герцогу Карлу Зедерманландскому, который высадился в Ревале, прогнал поляков из Эстляндии и начал борьбу за Лифляндию.
Еще зимой 1600/01 года Карл провел переговоры с лифляндской знатью, а 13 июля 1602 года он выдал дворянам Дорпатского епископства привилегии, в которых наряду с другими обещаниями высказал свое согласие на объединение Дорпатского епископства с Вирландом и Харью в одну епархию. Днем раньше датировано разрешение Карла сделать в перспективе то же самое дворянам Венденского и Пернавского округов. В результате почти все лифляндские дворяне, ведомые бывшим предводителем дворянства Иоганном Тизенгаузеном, практически добровольно стали сражаться на стороне Швеции. В обосновании такого их поведения еще весной 1601 года Тизенгаузен сделал заявление, в котором наряду с жалобами на притеснения протестантской религии со стороны польских католиков содержался также отказ немцев от польской защиты. При этом он подчеркнул, что согласие лифляндцев на польскую защиту было неразрывно связано с гарантированными поляками привилегиями, а поскольку обещания привилегий оказались нарушенными, то это освободило лифляндцев от принесенной ими присяги. «Одно без другого существовать не может», – резюмировал Тизенгаузен.
Карлу не удалось привлечь на свою сторону только город Ригу, хотя в 1601 году он не менее шести раз обращался к горожанам с различными обещаниями и даже угрозами. Пытался воздействовать на них и Тизенгаузен, гарантируя им от имени дворянства свою поддержку. Члены городского совета, находившиеся под сильным польским влиянием, не хотели рисковать своим властным положением, опиравшимся на покровительство Польши, и терять преимущества в торговле, которые город получил благодаря принадлежности к Речи Посполитой. Это касалось, прежде всего, основанного на кредитах и довольно рискованного бизнеса по вывозу из белорусских и литовских земель древесины и золы, который, между прочим, в дальнейшем сохранялся даже в годы изменившихся политических отношений. И такая позиция Риги являлась ярким примером того, насколько сильно зависело поведение всех старинных торговых городов от купеческих интересов и как трудно им давалось принятие ответственных политических решений при опоре на традиционное чувство собственного достоинства.
После быстрых первоначальных военных успехов Швеция потерпела целый ряд поражений. В результате перешедшее на сторону Карла лифляндское дворянство либо начало колебаться, теряя свою благонадежность, либо стало истекать кровью на полях сражений, примером чему может послужить битва под Кокенгаузеном в 1601 году
[158]. Когда же Карл Зедерманландский, ставший с 1604 года королем Швеции Карлом IX, в середине лета 1605 года захотел осадить Ригу, чтобы придать войне новый поворот, то 17 сентября в битве при Кирхгольме
[159] на Западной Двине он потерпел сокрушительное поражение от польских деблокирующих войск и вынужден был бежать. Причем во время этого бегства жизнь ему, пожертвовав собой, спас лифляндский дворянин Генрих фон Вреде.
