– Конечно. Поэтому, едва ты оказалась здесь, тут же начала оценивать оборону моего лагеря. Наверное, чтобы сказать мне, как можешь помочь?
Он стоит так близко, что она чувствует запаха пота, смешанный с едким дымом.
– Или думаешь, как сбежать? – Он наклоняется к ней так, что их носы почти соприкасаются. – Это не так просто, как тебе кажется.
Прежде чем Онайи успевает отреагировать, он ловит ее руку и выхватывает железку. Она совершенно забыла о ней. Генерал-майор улыбается, держа Онайи на расстоянии вытянутой руки, и медленно проводит железкой себе по шее, по тому месту, куда Онайи готовилась вонзить осколок, защищая Чинел.
Кровь цвета нефти сочится из раны, но генерал-майор двумя пальцами раскрывает рану еще шире, обнажая металлические пластины и клапаны.
– Ты все равно не смогла бы даже поцарапать меня там, где это опасно. – Он спокойно возвращается к столу и вытаскивает тюбик хирургического герметика «МеТро», похожий на зубную пасту. Выдавливает по контуру раны. Кожа стягивается, и вскоре на месте раны остается лишь тончайший шрам. Кровотечение прекращается. Он бросает тюбик Онайи, и та ловит его одной рукой. Садится обратно за стол:
– Итак, богатство не сработало. Мне что, начать взывать к чувству патриотизма? К твоей любви к юной Республике Биафра?
Онайи молчит.
– А может, начать угрожать твоим подружкам? Этого ты хочешь?
Ее руки, сжатые в кулаки, дрожат. Она яростно уставилась на него, прикидывая расстояние. Интересно, успеет ли она добраться до его шеи. Нужно схватить пресс-папье, разбить, перепрыгнуть через стол и проткнуть ему глаз, чтобы вывести из строя, пока она не найдет разъем – наверняка где-то на затылке, – и вырвать его. А она его обязательно найдет.
– Моя смерть тебе не поможет.
– Зато мне полегчает.
Его губы раздвигаются в усмешке. Разводит руками, словно сдаваясь:
– Так чего же ты хочешь?
– Найти сестру.
– Твою сестру? – Он машет в сторону входа. – Конечно. Она же где-то здесь. Разве они тебе все не сестры? Ты ведь тут самая главная сестра.
– Нет. – Она сознает, что говорит это слишком твердо, словно отметая всех остальных. И нет, она не хочет, чтобы этот отвратительный человек думал, что они не важны. Просто не знает, как сказать этому тюремщику, что именно ей нужно. – Есть одна девочка. Когда бело-зеленые ушли, я пошла к ее убежищу, но ее там уже не было.
– И ее не было среди мертвых?
Вообще-то у них не было времени осмотреть всех, но Онайи отвечает:
– Нет.
– Думаешь, ее забрали?
– Да. Я найду ее. Я верну ее.
– Куда? – Впервые за разговор генерал-майор злобно повышает голос. – Куда ты ее вернешь? У вас что, есть дом?
Онайи отвечает сквозь зубы:
– Мы построим новый.
– Помоги мне бог! – в сердцах бросает генерал-майор, бессильно всплескивает руками и плюхается на стул, как сдувшийся скафандр.
Онайи слышит шаги позади себя. Подойдя ко входу, военный отдает честь.
Генерал-майор подзывает его:
– В чем дело, лейтенант?
– Место крушения, которое вы приказали осмотреть. – У него в руках видавший виды, ободранный планшет. Он вытирает грязь с экрана, прежде чем передать его генералу.
Генерал-майор бросает взгляд на Онайи, скользит пальцами по экрану, затем приближает что-то, раздвигая пальцы, и сдвигает их снова. Швыряет планшет со всей силы на другой конец стола, где он зависает на краю.
– Твоя сестра! – говорит он, нахмурившись.
– Что? – выдыхает Онайи. Она хватает планшет и пытается разглядеть что-нибудь на перепачканном экране. Наконец находит сенсорную панель. Ее пальцы танцуют над клавишами. Перед ней возникает голограмма. Трехмерная проекция чьего-то поля зрения.
Они в лесу. Несколько человек. Солдаты Биафры. Потом помехи, а потом они оказываются в пустыне. Взбираются на холм. То, что они видят, открывается перед Онайи.
– Только животные на это способны, – говорит генерал-майор. В его голосе нет злобы, только брезгливость. – Но я слышал, что на севере все такие. Живут тем, что дает земля, и мы, возможно, первые настоящие люди, которых они увидели. Они не знают, что не должны есть нас. Не знают, что люди не поступают так – только те, кто стоит ниже человека, способен на такое. Но ничего не поделаешь. Собаке можно скомандовать, но бессмысленно приводить ей разумные доводы. – Он качает головой. – Единственное, чему собака может научить человека, – то, что собака глупа. Ничего не поделаешь…
Планшет с треском разламывается пополам.
– Ты что творишь? – кричит лейтенант, бросаясь к Онайи. Заносит руку для удара, но что-то останавливает его. Онайи, сгорбившись над разбитым планшетом, чувствует, как он уставился на нее в страхе. Но Онайи все равно. То, что она видела, намертво впечаталось ей в мозг. Картина, прожигающая насквозь.
Ее начинает трясти. Сначала пальцы, потом руки. Ноги тоже дрожат.
А потом она чувствует, как что-то нарастает в ней. Тепло расцветает и превращается в жар, который заполняет грудную клетку. То самое чувство, с которым она бросала мех в атаку, чтобы защитить лагерь. Нет в ней больше ничего мягкого и доброго – осталась только сталь.
Стоящий рядом солдат отступает назад.
Онайи не двигается, когда приближается генерал-майор.
Он качает головой и цокает:
– Я же говорил тебе. Вот что они делают. – Склоняет голову. Когда он переводит взгляд на Онайи, в его глазах появляется новое выражение. Озабоченность.
Она чувствует привкус меди во рту. Смотрит прямо ему в лицо.
– Я буду сражаться.
Его черты смягчаются:
– Во славу Биафры.
Она закрывает глаза и чувствует: все мягкосердечное, что еще жило в душе, уходит без остатка. Картина, которую она увидела, будет преследовать ее всегда. Заполнять ее мысли. Толкать ее вперед.
– Нет. Не ради Биафры, – отвечает она. – Ради мести.
Интерлюдия
Волны сверкают в солнечном свете. Стоп-кадр. Голоса. Ссора. Дети. Девочки. Драка из-за мяча булубу. Стоп-кадр. Цветок. Лепестки медленно поднимаются под стальными пальцами, которыми управляют наномашины. Стоп-кадр. От огня светлячками разлетаются искры. В воздухе клубится дым. Вопли. Стоп-кадр. Молодая женщина несет через комнату фигурку ито-ито, фигурка болтает рыхлыми ручками. Стоп-кадр. Две девочки, сестры, улыбаются друг другу. Стоп-кадр. Женщина на столе баюкает ито-ито. Стоп-кадр. Вопль. Стоп-кадр. Стоп-кадр. Стоп-кадр.
Энаймака гудит, возвращаясь к жизни. Она все еще чувствует дым.
Она лежит на земле скрючившись, руки согнуты, будто она кого-то обнимает.
