Мужчины тихо смеются. Снова пожимают друг другу руки. Айфи старается не морщиться. Дэрен подходит к ней:
– Ну что, видела?
В небе все еще стелется легкий след дыма, оставленный шаттлом.
– Потрясающе!
Дэрен гладит ее по голове, слегка сжимая косички.
– Я бы тоже выбрал это слово.
Они долго стоят и смотрят на тающий след в небе.
– Я знаю, что тебя тревожит. Война и как долго все продлится. Мы почти закончили. – Дэрен говорит о войне так, словно эта тема только для взрослых. Будто надо долго объяснять и она все равно не поймет. Редкий случай, когда она теряет терпение, слушая его. – Скоро наступит мир. – Он наклоняется ближе к ней. – Может быть, тогда эти вонючие ойнбо оставят нас в покое.
Айфи хихикает над шуткой, но на сердце беспокойно.
По пути к гаражу она лезет в карман. Пальцы натыкаются на что-то, и она вытаскивает бумажного журавлика. Он помялся так, что его уже не расправить.
Глава 17
Онайи пробуждается, ее держат ремни в кабине. Слышен скрежет лазерной пилы, прорезающей корпус ее меха. Дождь искр летит на нее. Она ребенок. Это всего лишь сон. Но она не может избавиться от него.
Она тянется к пряжке, освобождается от ремней и падает, как только отслаивается первый кусок металла над ее головой. Тут где-то должна быть винтовка, пистолет. Что угодно, чтобы защититься от нигерийцев, которые сбили ее. Или хотя бы чтобы не даться им в руки живой. Металл над ней трещит, внутрь разломанного меха врывается поток воздуха. Чьи-то руки внезапно подхватывают ее и рывком вытаскивают наружу.
От пота все тело скользкое. Под кожей разгорается жар – начинается лихорадка. Адаиз. Где Ада?
Она пытается сопротивляться, но солдаты гораздо сильнее. Просто гиганты. Один тычет прикладом винтовки в затылок, колени подламываются, и она падает на землю.
Ее тащат туда, где ждут еще несколько солдат, среди них пилот, который ее сбил. Он снял маску, лицо открыто. Онайи понимает, что это означает. Ей не уйти отсюда живой.
Ее боевые подруги корчатся от боли на земле. Кто-то молча, извиваясь всем телом, кто-то истошно кричит. Онайи смотрит вправо и видит, как там плещется что-то раскаленное и шипящее, а потом – как нигерийские солдаты бросают очередную девочку из Биафры на землю. Собираются пытать. Сердце Онайи сейчас выскочит из груди. Взгляд перебегает с одного солдата на другого – может, удастся у кого-то выхватить оружие.
Солдаты подтаскивают Онайи к пню, который уже залит красным. Самый здоровый тянет ее руку, другой держит так, что не дернуться. Первый со всей силы толкает ее вниз и прижимает руку к пню. Как ни сопротивляйся, вырваться невозможно.
Пилот, сбивший ее, выходит вперед. У него лазерный нож. Клинок длиной как рука до локтя. Шагает медленно, уверенно. Ухмылка на лице – звериный оскал.
Онайи выворачивает шею, чтобы посмотреть вверх – на него. Рыча, ощеривает зубы. Она все еще пытается дергаться в руках солдат, но знает, что сопротивление бесполезно. Все равно. Пусть видят, что она не сдается.
– Лучше убей меня, нигерийская собака, – шипит Онайи. – Если оставишь в живых, я до тебя доберусь.
– Стервятница, – с сожалением говорит пилот, качая головой. – Чем будешь держать оружие?
И заносит клинок.
Что-то толкает Онайи в ногу. Или крыса, или еще какое-нибудь мелкое животное. Она не будет его убивать. Ей не до того, чтобы наказывать неразумное существо за то, что оно следует зову природы. А если это змея, что ж, пусть кусает. Мозг затуманен. Мир – сплошная клякса мельтешащих красок. Пинки не прекращаются. Наоборот, становятся настойчивее. И это ботинок. Чей-то ботинок.
Очертания мира становятся четче. Все проясняется. Туман исчезает. На нее напали. Она перекатывается на спину и вскакивает, держа в руке нож. Но двигается слишком быстро. Ее настигает головокружение, мир снова вращается. Она почти падает, но чья-то рука крепко обхватывает ее и возвращает в вертикальное положение. Онайи моргает. Хотя солнце светит так ярко, что не видно ничего, кроме силуэта, она все равно понимает, кто это.
– Когда ты в последний раз мылась? – спрашивает Чинел. – Тебя называют Демоном Биафры, потому что, когда к тебе подходишь, сразу понимаешь, как пахнет в аду.
Онайи моргает быстрее, пытаясь избавиться от головокружения. Чинел перекидывает ее руку через плечо. От нее пахнет цветочными духами. Форма аж хрустит, четкие, отглаженные линии. Ни единого пятнышка.
Когда они выходят из тени на солнце, кожа Чинел буквально светится. Пота нет совсем – ни пятен под мышками, ни капель на лбу. Онайи кладет голову ей на плечо, и Чинел почти несет ее. Слышно, как под кожей Чинел мурлычут механизмы. Система охлаждения? Это уже жульничество, хочет сказать Онайи. Хотя бы чтобы снова увидеть усмешечку, которой Чинел одарит ее в ответ.
– Твоего Буру Ибу отправим обратно в Энугу. – Чинел говорит с ней самым обыденным тоном, хотя туман снова окутывает Онайи и грани реальности размываются. – Я говорила с генерал-майором. В чем-то убедила, в чем-то нет, но главное – договорилась, что тебе нужен перерыв. Ты практически в одиночку расчистила нам путь к Среднему поясу. Тебе положен длительный отпуск.
Ноги Онайи волочатся по земле, она их почти не чувствует. Оглянувшись, она видит ребенка, идущего позади с ружьем наперевес. Лицо ребенка скрывает низко надвинутая шляпа. Он не идет, а марширует. Как машина. Онайи едва держит голову. Рот будто набили ватой. Не получается даже набрать слюны, чтобы сплюнуть. Она хочет позвать ребенка. Айфи… Айфи… Не может быть. Нет. Айфи мертва. Айфи в братской могиле.
Чинел ослабляет хватку. Дверь открывается, и Онайи внезапно оказывается внутри маглева «Рендж-Ровер». Единственное, что есть здесь грязного, – сама Онайи.
Смутно доносится голос, вроде бы спрашивают, нужно ли ей воды. Подушки так приятно касаются тела. В них можно утонуть.
Сознание чуть прояснилось, и она понимает: если закрыть глаза, кошмары немедленно нахлынут. Она снова склонится над планшетом, который несколько лет назад протянул ей генерал-майор. Снова будет смотреть на то, что в тот день перевернуло ее мир.
Искромсанные, изувеченные тела. Беспорядочная куча рук и ног. Некоторые изрешечены пулями. На месте оторванных рук у одних видны провода, у других – кости, еще не побелевшие от солнца. Желчь поднимается в горло Онайи, но ее побеждает холод. Тело леденеет. Что-то очень важное вымерзает глубоко в ней.
Наверху страшной свалки – а там явно убитые недавно – лежит то, что осталось от Айфи. Она изуродована до неузнаваемости.
Онайи известно: самое правильное – плакать. Но она не может горевать даже сейчас. Сколько ни горюй, Айфи не вернешь. Убийства тоже не помогут. Но Онайи знает, что делать дальше. И она держится за это знание, как за обломок дерева в океане, покрытом нефтяной пленкой. Это все, что у нее осталось.
