– Реабилитационный центр. Для детей. – Она хочет рассказать ему так много обо всем, что тревожит душу, обо всех мыслях, что вертятся в голове. О том, что помнит про свою жизнь в лагере биафрийцев, о том, что едва не разделила судьбу этих детей, и о том, что у них есть шанс когда-нибудь разделить ее судьбу. Ей нравится думать об этих детях как о нигерийцах, о своих соотечественниках. Нравится думать о том, как их отведут в душ, постирают одежду, будут следить за их гигиеной, дадут им хорошее образование, жилье, научат, как вести себя и жить самостоятельно. – Я хочу увидеть их.
– Ты точно не хочешь посмотреть школу, которую мы строим? Это чуть подальше. Она очень простая, но только потому, что лагерь временный.
– Я хочу посмотреть, как выглядят эти дети.
Дэрен колеблется, потом улыбается и оглядывается в поисках ближайшего изолятора. Склонив голову, поворачивает и ведет Айфи за собой в очередной грязный проулок.
Только когда он кивает двум охранникам в масках, стоящим снаружи, и они входят в темный коридор, Айфи вспоминает, что Дэрен так и не ответил на вопрос про закрытые лица. К ним подходит еще один охранник, смотрит на Айфи сверху вниз и переводит взгляд на Дэрена.
Дэрен улыбается ему:
– У нас тут экскурсия. Это одна из наших лучших студенток в Абудже, ее интересует изучение повстанцев. Она думает, что станет антропологом, когда вырастет, но я лично убежден, что она захочет исследовать космос.
Айфи хмуро смотрит на Дэрена. Зачем он врет? Она вовсе не хочет «изучать» биафрийцев. Но если подумать… Разве не с таким намерением она пришла сюда? Поговорить, понаблюдать, узнать их привычки. Чем это отличается от изучения физики в аудитории или наблюдения в полях за полумеханическими животными, которых она хочет взломать? Понять, как они работают.
У нее нет времени разобраться. Гаркнув на других охранников, страж отдает им несколько приказов и снова смотрит на Айфи.
– Прошу прощения, мисс, но мне придется забрать ваши украшения.
– Что? – Айфи инстинктивно сжимает бусины кимойо. По спине мурашки от мысли, что придется войти в новое пространство без браслета. Акцент гораздо слабее без него. Кимойо усиливает его мощность. Она упустит столько данных! И не сможет читать мысли детей, узнать состояние их здоровья, уровень интеллекта, понять, какой эффект на их тела оказало постоянное воздействие радиации – если оказало вообще. Она отступает к Дэрену, который приобнимает ее за плечи.
– Все в порядке, Кадан. – Его прикосновение дает уверенность и тепло. – Мы их заберем, когда будем уходить.
– Но зачем оставлять их?
Безликий страж делает шаг вперед:
– Хоть мятежники и за решеткой, они могут попытаться использовать наши технологии как оружие. Они очень сообразительные, пусть и необразованные. Нельзя их допускать ни к каким средствам, которые помогут им совершить побег или причинить вред нигерийцам, работающим здесь. – Лицо под маской вроде бы смягчается. – Это для вашей же безопасности. И нашей.
Айфи смотрит на браслет, нехотя поворачивает одну из бусин, чтобы отключить его. Поворачивает бусину на ожерелье и снимает его. Отдает украшения охраннику, и он кладет их куда-то – куда, не видно. Айфи едва не тянется за Акцентом, но вовремя спохватывается. Снять Акцент – уже чересчур. Слишком болезненно. Он почти прирос к ней. Как сережка, но внутри уха. Без Акцента она совсем потеряется. Охранник не замечает ее попытки.
Удостоверившись, что все в порядке, он ведет их через узкий проход, который, расширяясь, превращается в большой коридор. Здесь все из камня, и, попытавшись включить Акцент, Айфи понимает почему. Чтобы блокировать сигналы. Чтобы никто не мог подключиться к более крупным сетям. Она пытается представить, как это – не просто не иметь доступа к сети, но даже не надеяться когда-нибудь получить его.
Повернув за угол, они оказываются в следующем коридоре, по одну сторону его – одиночные камеры, некоторые пустуют. Дверей нет, вход кажется свободным, но Айфи видит легкое мерцание в воздухе и слышит слабый писк сигнальной лампы: детей в камерах удерживает силовое поле.
– У них специальные ошейники, – объясняет охранник Айфи и Дэрену. – Чтобы не делали лишних движений. Как что-то недозволенное – их бьет током. Хотя некоторые приспособились к боли. Поэтому мы установили еще одно устройство, чтобы наверняка. Если заключенный уходит слишком далеко от места, где должен быть, ошейник взрывается.
Айфи содрогается от ужаса. Заглядывая в камеры, она видит мальчиков, грязных, одетых в какие-то отрепья. Их даже не отмыли. Большинство сидит с опущенной головой, тело совершенно неподвижно. Она не понимает почему – от стыда? А может, от злобы? Другие смотрят прямо в лицо тюремщикам, бесстрастно и одновременно вызывающе. У многих в глазах пустота.
– Их всех держат по отдельности?
Охранник взглядом сканирует каждую камеру, то и дело поворачивает голову, как в патруле.
– По отдельности держим старших, тех, кто прошел аугментацию. Они могут попытаться создать закрытые нейронные сети и устроить заговор.
– Все – мальчики? – Айфи чувствует, что спрашивает как ученый, а не как человек, обеспокоенный чужими проблемами. Ей это не нравится.
– В Биафре не особо ценят женщин. – Охранник усмехается. Вот и весь ответ.
Айфи хмурится. Это неправда, но что она может сказать? Что сама раньше жила с ними? Что солдаты, которые воспитали ее, были самыми неукротимыми бойцами? Что в их лагере женщины были и командирами, и учителями, и садовниками, и солдатами? Заговорить о Биафре так, что ее заподозрят в государственной измене?
– Семьи отправляют их воевать, потому что считают это патриотическим долгом. – Голос Дэрена тихий и ровный, будто он рассказывает про то, как передвигаются гусеницы. – Кто-то просто дичает в джунглях. Они только частично киборгизированы.
Дэрен заходит в одну из камер и смотрит на мальчика, свернувшегося клубком на полу.
– Неряшливая работа, между прочим.
Кажется, Дэрен еле сдерживается, чтобы не плюнуть на мальчика. Айфи никогда не видела его таким.
Она подходит ближе и поворачивается к охраннику.
– Они все – военные? Солдаты наших противников?
И Дэрен, и охранник удивленно смотрят на нее. Она говорит:
– Согласно статье три Центаврианской конвенции о правах ребенка, члены племени младше пятнадцати лет не могут считаться комбатантами. Это гражданские лица. Даже если им дали оружие.
Дэрен и охранник переглядываются, а Айфи продолжает:
– Это означает, что не позже чем через семьдесят два часа после взятия в плен они должны быть освобождены и размещены в гражданском убежище на территории вражеского государства.
Охранник резко разворачивается:
– Послушай, ты…
Дэрен поднимает руку, обрывая его на полуслове, и спокойно обращается к Айфи:
