– Мы представляли, что можем создать элитное подразделение и, согласно программе, абды станут продолжением нашей семьи. Это самые сильные связи, и, следовательно, за них сражаются лучше всего. Мы бы действовали тайно, выполняя работу, за которую не возьмут на себя ответственность ни армия, ни правительство. Работу, от которой откажутся те, кто борется за мир. Мы выполняли бы эту самую грязную работу и освободили их от нее. Все что угодно – ради свободы Биафры. Все, чтобы… чтобы Боевые девчонки были вместе. Мы бы шли своим путем. А теперь…
– То, что вы делали, было очень опасно, – говорит Онайи.
Она пытается собрать воедино кусочки пазла: тесные отношения между сестрами и абдами, адаптация, то, насколько синты походили на людей… во всем, что делали и говорили. Они стали им младшими братьями.
Чинел разражается презрительным смехом.
– А ты кто такая, чтобы говорить мне, что опасно, а что нет? – Ее слова как ядовитые жала. – Что ты знаешь об опасности? Ты вообще хочешь умереть с тех пор, как потеряла Айфи. Каждый день с тех самых пор я наблюдаю, как ты пытаешься себя убить. Ты просто несешься в бой и оставляешь команду позади, хотя знаешь, что есть подкрепление. Но большую часть времени тебя вообще не волнует команда. – Она придвигается к Онайи вплотную, и они стоят почти нос к носу. – И не думай, что я не читала твои боевые донесения. Я все знаю про твои сражения за четыре года. Если бы я подождала еще месяц, тебя бы точно убили. – Наконец она отступает, скаля зубы в ухмылке. – Ты. Ты вообще уже вся из металла.
Кулак Онайи врезается в челюсть Чинел с такой силой, что та валится на пол. Онайи с удивлением смотрит на свой протез. Рука, все еще вытянутая, – застыла в движении. Все произошло бессознательно. Разум куда-то испарился. Она только что ударила лучшую подругу. Могла убить.
Чинел встает на ноги, потирая распухающую челюсть. Через несколько секунд, отдышавшись, вытирает кровь, стекающую из уголка рта, и поворачивается, чтобы уйти.
Онайи остается на месте, она слишком потрясена, как словами Чинел, так и ударом, который ей нанесла.
Онайи находит Нгози на скамейке в центральном дворе кампуса. Между камнями брусчатки пробивается трава. Опавшие листья с деревьев, высаженных вдоль дорожек, устилают землю. Еще один признак отсутствия абдов. Некому подметать.
Нгози уставилась в одну точку. Смотрит в никуда, но все видит. Она выглядит как человек, который заново переживает самое страшное, что с ним случилось. Смерть Ннамди. Щеки у нее впали, племенные шрамы резко выделяются на потускневшем лице.
Нгози замечает Онайи, вздрагивает, но тут же успокаивается. Раньше, испугавшись, Нгози первым делом схватилась бы за пистолет, могла и выстрелить. Теперь – никакой бдительности и готовности к бою. Все отработанные навыки будто испарились.
Она снова утыкается взглядом в землю:
– Может, потому Обиома так и не дала имя своему абду. Это ее второй. Обиома рано потеряла первого абда. Миссия плохо кончилась. Потом изображала, что все нормально, все как прежде, но мы видели, как она изменилась. – Нгози качает головой, поворачивается и смотрит на Онайи. – Она слишком сблизилась с ним. Так происходит, когда даешь им имя. Сближаешься.
Мы разваливаемся на куски, думает Онайи. Голиб покончил с собой, Нгози страдает. Чинел озлобилась. Эта миссия сломала нас.
– Они все умерли, – произносит Нгози безо всякого выражения. Стискивает зубы, напрягается. – Почему бы бело-зеленым не взорвать какую-нибудь деревню? Может, мы нашли бы еще тела. Сделали бы новых абдов. – Она смотрит на Онайи, и слезы текут из ее глаз.
Позаботься о ней, велела Кесанду перед уходом.
Онайи сидит на скамейке рядом с Нгози и обнимает ее. Нгози, содрогаясь, рыдает у нее на плече.
Онайи думает о дисках, лежащих в сумке. Фотографии Джиники, которые Голиб сделал без разрешения. Фотографии, которые спрятал, чтобы смотреть перед сном или в минуты отдыха между тренировками. Его сестра. Которую он любил.
Онайи и Нгози стоят по стойке смирно в кабинете Чинел. Что угодно, только бы сохранить чувство порядка после того, как все так изменилось.
Чинел сидит за своим столом, смотрит в окно, выходящее во двор.
Должно быть, видела, как Онайи утешала Нгози. Онайи хочет разозлиться, что кто-то видел ее в такой момент. Хочет разозлиться на Чинел за те ее слова. Но злость утекает сквозь пальцы, как песок красной пустыни.
Чинел поворачивается к ним.
– Сегодня я вызвала вас как двух последних сестер, участниц программы «Абд». Мне приказано закрыть программу. С этого момента наше подразделение распущено. Навсегда.
Нгози встречает новость с каменным лицом.
– Это все. Вы свободны.
Онайи и Нгози направляются к двери. Чинел окликает:
– Онайи, подожди.
Онайи и Нгози переглядываются, и Онайи видит в глазах Нгози тепло, какого никогда не замечала раньше.
– Спасибо, – шепчет Нгози перед тем, как закрыть за собой дверь.
Сжав кулаки, Онайи поворачивается к Чинел.
– Да, капитан. – Звание звучит насмешкой.
– Поведение оставшихся абдов стало нестабильным. Мы не можем позволить этому продолжаться. Нам приказано ликвидировать их.
– Кем приказано? Агу в порядке.
Голос Чинел холоден и тверд, как сжатые кулаки Онайи:
– Вы с ним хоть раз говорили после миссии?
Это правда. За три месяца после атаки, после того, как сюда прислали докторов, технарей и прочих наблюдать за подразделением, постоянно требовалось что-то делать. Вынужденный перерыв предполагал больше свободного времени, но у Чинел шли бесконечные встречи с биафрийскими лидерами, а Онайи с головой окунулась в изучение своего игве. Так что же, с Агу будет как с остальными?
– Кто знает, какой вред может причинить неуравновешенный абд? Тебе, кому-то еще? Это приказ. – Она поворачивается спиной и смотрит в окно. На что-то, чего там нет, что не увидишь глазами. – Они просто синты, – говорит она сама себе, словно забыв, что Онайи стоит в двух шагах. – Всего лишь синты. – Оглядывается. – Можешь идти.
Глава 40
Дэрен так и не приходит за ней.
Эта мысль все четче складывается в сознании Айфи. У нее разбита губа, она дрожит от ледяной воды, которую ведрами на нее опрокидывал дознаватель. Здесь страшно холодно. Босые ступни немеют на холодном полу.
Дознаватель ходит вокруг нее, видны только его глаза, больше ничего нельзя разглядеть в неумолимо слепящем свете. Иногда на нем маска, иногда нет. Если удается собраться с силами, Айфи смотрит ему в глаза.
Но сейчас, осознав все, Айфи чувствует, будто ее ударили под дых. Дэрен не придет спасти ее. Она одна. Она не испытывает бездонной печали. Скорее свободу. Освобождение. Только я сама могу о себе позаботиться, понимает она. Только сама могу спасти себя. У меня есть только я сама. Она сжимает кулаки, звякая цепями, приковывающими ее к стулу. Я выживу.
