— Слава богу, это не мой сын, но и у него есть мать, — и, наклоняясь, она нежно целует его холодный лоб.
В зале послышались рыдания, а мисс Камерон смахнула слезинку, не желая ничего упускать из происходившего на сцене.
Поиски несчастной Матери заканчиваются благополучно, так как в конце палаты на кровати поднимается исхудалая фигура и, протягивая к ней руки, восклицает радостно:
— Мама, мама, я знал, что ты придешь ко мне!
Она бросается к нему с криком неописуемой радости, покрывая его слезами и поцелуями.
Последняя сцена представляет резкий контраст с предыдущей. Знакомая уже нам кухня убрана по-праздничному. Раненый герой с костылями расположился в кресле у огня. Хорошенькая Долли суетится вокруг, накрывая на стол и украшая комнату зеленью, а Мать с ребенком на руках сидит около Сына. Выспавшись и подкрепившись в антракте, маленький актер, внушавший всем столько опасений, покрыл себя неувядаемой славой, весело прыгая на коленях миссис Мегги и тщетно пытаясь достать огни с рампы. Забавно было смотреть, как миссис Мегги возилась с ним, закутывая его толстые ножки и усмиряя его бурные порывы куском сахара, за что благодарный младенец обхватил ее голову ручонками и стяжал себе новую бурю рукоплесканий.
На дворе раздается пение, и входят соседи с праздничными поздравлениями и подарками. Сцена становится очень оживленной, так как невеста Сэма ухаживает за ним с нежностью, которой даже Маркиза не проявляла Барону. У Долли также есть поклонник, но в нем только длинные ноги позволяли узнать Теда. Все заканчивается веселым пиршеством, во время которого Сэм поднимается на своих костылях и произносит взволнованным голосом первый тост в честь Матери. Все пьют его стоя, Долли обнимает старушку, которая старается скрыть свои слезы на груди у Дочери, а малютка, в это время предоставленный самому себе, весело колотит ложкой по столу.
Занавес опустился и быстро поднялся вновь, причем главную героиню засыпали цветами, к великому удовольствию ее юного питомца. К несчастью, один из цветов ударил его по носу и вызвал тот крик, которого вначале так опасалась миссис Джо.
— Для первого опыта недурно, — сказал Бомон со вздохом облегчения, когда занавес опустился в последний раз, а актеры отправились переодеваться.
— Для начала это положительно хорошо. Теперь мы можем попробовать и нашу драму, — ответила миссис Джо, в голове которой роились всевозможные мысли для новой пьесы.
Представление закончилось живыми картинами, в которых изображались все боги и богини Парнаса. В своих белых париках и фланелевых хитонах они были очень эффектны, благодаря вкусу и искусству миссис Эми. Мистер Лори представлял профессора Ольсдарка, и после высокопарного предисловия приступил к объяснению своих статуй. Первая фигура изображала Минерву, вид которой вызвал всеобщий смех, так как на щите ее красовалось требование прав для женщин, а маленькая ступка и пестик украшали ее шлем. За ней следовал Меркурий, беспокойные ноги которого с трудом стояли на месте, а дальше очаровательная маленькая Геба разливала нектар из серебряного чайника в китайские чашки. В центре группы находился величественный Юпитер и его жена. Царь богов был великолепен с «громом» в одной руке и старой линейкой в другой. Чучело большого орла из музея стояло у его ног, а милостивое выражение лица свидетельствовало о его благодушном настроении, на что он имел полное основание, так как в его адрес было сказано много лестных слов насчет его мудрого управления и образцового порядка в его владениях. Эти речи вызвали гром аплодисментов, которые принудили громовержца раскланяться перед публикой.
Юнона с павлином, пером и суповой ложкой отделалась не так легко. На нее посыпался целый ряд критических замечаний и даже оскорблений. Профессор намекал на ее несчастную семейную жизнь, говорил о ее сварливом характере, злом языке, дурном и ревнивом нраве. Речь его закончилась, однако, похвалой ее умению ладить с воинствующими героями и упоминанием о ее любви к молодежи. Эти замечания вызвали общий смех вперемежку с несколькими свистками, так как возмущенные мальчики не выносили и шуточных нападок на милую маму Баэр, которая сама, по-видимому, ничего не имела против данной ей характеристики.
Хорошенький Вакх появился, сидя верхом на бочке. Он дал повод к краткой проповеди о воздержании, направленной непосредственно против целого ряда молодых людей, расположившихся вдоль стен залы. Все они несколько смутились, когда огромные очки профессора повернулись в их сторону, так как сознавали, что их вакханалии выводятся на чистую воду для всенародного осмеяния.
Заметив произведенное впечатление, ученый муж обратился к прелестной Диане, которая, держа в руках лук и стрелы, стояла такая же бледная и неподвижная, как и гипсовый олень у ее ног. Критик был к ней очень снисходителен и быстро перешел к своей последней фигуре, изображавшей Аполлона. Лучезарный бог искусно зачесал свои волосы, чтобы скрыть довольно заметный синяк на лбу, красиво расположил ноги, а вдохновенные руки положил на кухонный рашпер
[23], долженствовавший изображать лиру. Профессор переименовал все его божественные атрибуты, так же как и мелкие ошибки и слабости. В числе последних видное место занимали любовь к фотографии и игре на флейте, попытки сотрудничать в газетах и пристрастие к обществу муз. Этот намек вызвал смех и смущение среди девушек, но пришелся по душе мужской половине молодежи.
После короткой заключительной речи профессор откланялся. По требованию публики занавес многократно поднимался, но в последний раз он опустился недостаточно быстро, чтобы скрыть Меркурия, отчаянно болтавшего ногами, Гебу, бросившую чайник, Вакха, катавшегося верхом на бочке, и возмущенную Юнону, бившую по голове непочтительного профессора линейкой Юпитера.
По окончании спектакля актеры и актрисы, переодевшись, присоединились к гостям, где на их долю выпало много лестных похвал, а хороший кофе и мороженое подкрепили их и освежили. Миссис Мегги сидела рядом с Джози, и Деми прислуживал им обеим, когда мисс Камерон подошла к ней и заговорила так любезно, что нельзя было сомневаться в искренности ее слов:
— Я знаю теперь, миссис Брук, от кого ваши дети унаследовали свой талант. Прошу Барона принять мои поздравления; что же касается маленькой Долли, то я надеюсь, вы позволите мне заняться ею будущим летом, когда мы будем на море.
Можно себе представить, как было принято это предложение. На долю Бомона и Флетчер также выпало немало дружеских комплиментов. Все были довольны, особенно маленькая Долли, весело танцевавшая с легконогим Меркурием, и Аполлон, разгуливавший под руку с Маркизой, которая оставила все свое кокетство вместе с румянами в уборной.
Когда все окончилось, Юнона сказала Юпитеру, с которым она шла домой под руку:
— Милый Фриц! Рождество — хорошее время для всяких новых решений, и я обещаю тебе, что никогда больше не буду раздражительна и нетерпелива с тобой. В шутках Лори была доля правды, и он попал в мое больное место. С этого дня я становлюсь образцом добродетели, иначе я недостойна быть женой лучшего и прекраснейшего человека на свете.
