Награда за подвиг явилась раньше, чем он думал, и, по мнению Ната, не соответствовала его заслугам.
В один прекрасный день профессор объявил ему, что он с некоторыми другими лучшими учениками приглашен в музыкальный кружок, который примет участие в больших празднествах в июле в Лондоне. Помимо того что это предложение было выгодно с точки зрения музыкальной карьеры, оно приближало Ната к дому и позволяло надеяться в близком будущем достичь самостоятельности на избранном поприще.
— Постарайтесь быть полезным Бахмейстеру в английском языке, и если он останется вами доволен, с удовольствием возьмет вас с собою в Америку, где он намерен дать серию концертов этою осенью. Вы сделали большие успехи за последнее время, и я возлагаю на вас большие надежды, — сказал профессор Нату.
Знаменитый Бергман редко хвалил своих учеников, поэтому его слова преисполнили душу Ната радостной гордостью, и он с удвоенным рвением принялся за занятия, желая оправдать предсказание учителя.
Он считал уже большим благополучием свое приглашение в Англию, но судьба побаловала его еще посещением Франца и Эмиля, которые нанесли ему короткий визит, осчастливив одинокого товарища хорошими вестями из дома, добрыми пожеланиями и всевозможными подарками. Нат так обрадовался свиданию с друзьями, что готов был броситься им на шею и расплакаться, как ребенок. Он ощутил необыкновенное чувство удовлетворения от сознания, что они застали его за работой в скромной комнатке фрау Тетцель, а не в роскошной квартире, где он жил праздным лентяем, прожигавшим чужие деньги. Нат с гордостью рассказывал им о своих планах и радовался похвалам, которыми они осыпали его музыку, бережливость и строгую выдержку. Он не утаил от них и своих прегрешений, но Франц и Эмиль только посмеялись над его исповедью, так как они сами пережили нечто подобное в своей жизни, и опыт пошел им впрок. Нат должен был присутствовать на свадьбе Франца в конце июня, и он условился встретиться с друзьями в Лондоне.
В качестве шафера он не мог отказаться от нового фрака, который Франц непременно хотел ему заказать, а банковский чек, полученный им тогда же из дома, снова заставил почувствовать себя почти миллионером.
Он был очень счастлив в то время, так как деньги сопровождались длинным письмом, полным сердечного участия в его успехах, и Нат сознавал, что похвалы эти им заслужены, и нетерпеливо, как школьник, ожидал летних каникул.
Дэн тем временем также считал дни, оставшиеся до августа, когда он выходил на свободу. У него не было впереди ни веселых свадеб, ни музыкальных празднеств, ни дружеских объятий, ни определенных планов на будущее. Но победа, одержанная им, была больше победы Ната, хотя только Бог да один человек знали о ней. Борьба была тяжела, но она не пропала даром, так как Дэн нашел себе теперь ту путеводную нить, которая необходима для каждого христианина, а любовь, раскаяние и молитва стояли за ним, готовые прикрыть его своим щитом.
Каждую ночь он засыпал в мечтах о том, как, побывав у Мэри Мейсон, он отправится к своим старым друзьям-индейцам и там, в пустыне, скроет свой позор и исцелит свои раны. Работа на пользу другим искупит его грех, думал он, а свободная жизнь сохранит от тех соблазнов, которые осаждали его в городе на каждом шагу. «Со временем, когда я исправлюсь и мне не будет стыдно смотреть людям в глаза, я поеду домой», — говорил он. Но при этих словах сердце его так трепетно сжималось и билось, что ему было труднее совладать с ним, чем с самым бешеным скакуном, которого он укрощал в прериях. «Нет, нет, еще рано, — думал он, — от меня еще пахнет тюрьмой. Я не могу потерять любовь Теда, доверие мамы Баэр и уважение… девочек, потому что они уважали меня за силу, по крайней мере, а теперь они не захотят и прикоснуться ко мне». И бедный Дэн с содроганием смотрел на свою смуглую руку, которая невольно сжималась в кулак при воспоминании о том, что произошло с тех пор, как белая, нежная ручка Бесс лежала в ней. «Они еще будут гордиться мной, и никто не узнает про этот ужасный год. Я могу еще очиститься от позора и сделаю это, если Бог не оставит меня». При этих словах Дэн невольно поднял руку, как бы давая торжественную клятву сдержать свое обещание.
ГЛАВА XVI У лаун-тенниса
Атлетический спорт был очень развит в Пломфильде. Река, по которой плавал когда-то старый плот, нагруженный маленькими мальчиками, была усеяна теперь лодками всевозможных фасонов и размеров. Эта маленькая флотилия пестрела яркими подушками, навесами и разноцветными флагами. Все умели грести, и девушки также принимали участие в гонках, желая развить свои мускулы. Большой ивовый луг у старой ракиты был превращен в место для игр, и здесь происходили состязания в крокет вперемежку с борьбой и боксом. Более мирные развлечения нашли себе место в почтительном отдалении от этого Марсова поля. В тени развесистых вязов были устроены площадки для крокета, тенниса и расставлены препятствия различной высоты и размеров, через которые девицы учились прыгать в ожидании нападения мифического быка, которого до сих пор еще никто не видел.
Одна из площадок для тенниса носила имя Джози, так как эта энергичная молодая особа очень любила игру и каждую свободную минуту практиковалась в ней, изощряясь над каким-нибудь несчастным партнером.
Однажды в субботу она играла таким образом с Бесс и, по обыкновению, оказалась победительницей, так как более грациозная Принцесса не обладала ловкостью своей кузины.
— Боже мой, ты устала, а все мальчики заняты на этом несносном Марсовом поле. Что мне делать? — вздохнула Джози, сдвигая на затылок большую красную шляпу и озираясь кругом в поисках новых жертв.
— Я буду играть, как только немного отдохну, но мне скучно, раз я никогда не могу выиграть, — ответила Бесс, обмахиваясь листом.
Только Джози собралась сесть рядом с кузиной на скамейку, как ее зоркий глаз различил в отдалении две мужские фигуры, одетые в белые фланелевые костюмы. С криком радости Джози бросилась к ним навстречу, решив заручиться этими новыми партнерами. Заметив ее, оба остановились и приподняли шляпы. Но как различны были их поклоны! Толстый юноша медленно обнажил голову и сейчас же снова покрыл ее. Его более изящный товарищ в ярко-красном галстуке грациозно склонился перед запыхавшейся девушкой, давая ей возможность полюбоваться на свой аккуратный пробор и кокетливый завиток, спускавшийся на лоб. Долли гордился этим поклоном и не раз практиковался в нем перед зеркалом. Однако он удостаивал им только немногих избранных, так как был очень недурен собой и считал себя Адонисом. Джози, повидимому, не оценила оказанную ей честь, а, ответив кивком головы, предложила молодым людям сопровождать ее на теннис, так как с мальчиками они только разгорячатся и выпачкаются. Последние слова обеспечили за ней победу. Толстый Стаффи и без того изнывал от жары, а Долли был одет в новый костюм, которым он очень дорожил.
— К вашим услугам, — ответил любезный юноша с новым поклоном.
— Играйте, а я отдохну, — прибавил толстяк, радуясь приятной перспективе спокойного разговора с Принцессой.
— Утешьте Бесс, потому что она проиграла. У вас, наверно, есть что-нибудь вкусное в кармане. Угостите ее, а Долли может взять ее ракетку. Ну, поворачивайтесь!
