* * *
Через день по местному телевидению объявили, что пропал районный охотовед и что километрах в тридцати от города была обнаружена его служебная машина. Начались поиски. Даже на заводе, где работал Костин отец, были выделены люди на это мероприятие. Отец, как и другие, ездил в лес искать пропавшего человека.
Прошла неделя. Семья получила наконец долгожданный ордер на квартиру. Началась перевозка вещей. И вот за несколько дней до окончательного переселения, когда Костя играл с другом во дворе, тот сказал:
– Жаль, что ты переезжаешь. И в школах мы будем разных учиться, и на охоту теперь поехать не получится. Помнишь, ты обещал упросить батю взять и меня с вами.
– Я больше на охоту никогда не пойду, – отрезал Костя.
– Почему? – удивился друг.
– Поклянись, что никому не расскажешь?
– Клянусь!
И Костя рассказал, что произошло на последней охоте несколько дней назад. Излил всё, что было на душе. А на следующий день друг всё рассказал своим родителям…
Отца арестовали. Он сразу во всём сознался, рассказал, как всё произошло, показал место преступления. При допросе следователь спросил:
– Из показаний вашего сына непонятно, что говорил вам раненый охотовед.
Помолчав, отец сказал:
– Он упал, а потом прошептал: «Добей меня, сволочь». И я сделал это…
Золото, любовь, война и таёжная жизнь
Коренастый паренёк Сашка, живущий в небольшой таёжной деревеньке на берегу реки, вышел на крыльцо дома, поёжился.
– Прохладно, однако, – сказал он и, поправив на поясе патронташ, набитый латунными гильзами, обернулся и посмотрел на мать, провожавшую его: – Мам, ты не волнуйся. Я ненадолго, уток на перелёте покараулю пару часов и вернусь.
– Ты, сынок, остерегайся. Тайга кругом. Медведи бродят.
– Мамуль, ну какие у нас медведи? Они деревню стороной обходят.
– Ходят, ещё как ходят! Бабы наши деревенские как раз вчера в лес по грибы ходили. След медвежий видели, дюже огромный.
– Людей следует бояться, а не медведей, но раз просишь, поберегусь. – Сашка сбежал по ступенькам на улицу.
Мать перекрестила его.
Дошёл до воды. Выбрал хорошее место для засидки. Спрятался под росшими на берегу кустами. Закурил.
Не спеша достал из-за пазухи бинокль. Нужно осмотреть все открытые места. На вечерней зорьке утка должна на плёс на кормёжку выплывать. Первые заморозки уже были, северной пора лететь.
И тут, словно в подтверждение его мыслей, утиная стайка из десяти – двенадцати птиц со свистом разрезала крыльями воздух, закружилась над водой.
– Вот они, голубушки. Пожаловали! – Сашка потянулся к двустволке, взял ружьё в руку.
Утки тем временем сделали очередной круг над понравившимся местом. Человека на берегу птицы не заметили. Они снизились, коснулись лапами воды и с кряканьем заскользили по поверхности. Сашка приложил приклад к плечу. Старая отцовская двустволка чуть-чуть подрагивала в руках.
– Успокойся, стрелок, – сказал себе Сашка. – Тут не армия, не Афганистан. Это там волноваться нужно было, когда в снайперах служил.
* * *
Сашка видел загорелое лицо, покрытое пылью, голубые глаза. В оптический прицел он хорошо рассмотрел врага. День был ясный и солнечный. Ещё разглядел переносицу и брови, выгоревшие на жарком афганском солнце. Пулемёт лупил по позициям Сашкиной роты. Головы из-за шквального огня было не поднять. Пули летели, жужжали и врезались в людей, камни, землю.
– Прицельно бьёт, сука! – прошептал он и немного высунулся из-за камня-укрытия. Посмотрел в оптику и тут понял, что это лицо европейца. – Что ему здесь, в Афгане, нужно? Никак учитель-инструктор?
Пулемёт на секунду смолк.
– Хочет пулемёт на более выгодную позицию перетащить, гад! – улыбнулся Сашка.
Привычка улыбаться перед выстрелом появилась у него после первых боёв и первых удачных попаданий. Так и осталась. Сашка потянул спусковой крючок винтовки. Медленно и на выдохе. Приклад привычно толкнул в правое плечо. Пуля попала в цель. Сашка всё видел в оптический прицел. В тот день пришлось отступить…
* * *
Утки сбились в кучу на расстоянии выстрела.
Охотник прицелился и выстрелил в утиную стаю. Дробь хлестанула по воде и птицам. Несколько уток осталось неподвижно лежать на поверхности. Пара птиц забила крыльями, поднимая брызги, закружилась на одном месте, остальные поднялись на крыло.
– Ай да Сашка! Ай да молодец! Заря ещё толком не началась, а я уже с трофеями!
Он вылез из укрытия и пошёл собирать птиц, прибитых течением к берегу.
– Осенние, жирные. Маманя их в чугуне как затушит! А я как всё это съем! – Сашка сглотнул слюну.
Он снова забрался под куст, ружьё и уток положил рядом. Только стал убирать за пазуху бинокль, как очередная утиная стая закружилась над плёсом. Сашка замер, наблюдая за утками.
– Пошли, милые мои, на посадку, – шептали Сашкины губы. – Сейчас!
В последний момент утки чего-то испугались и резко взмыли вверх. Ушли в свечку и, часто-часто махая крыльями, превратились в точки, а затем скрылись за деревьями.
– Чего это с ними? Может, медведь? – Он потянулся к ружью. – А пуль-то у меня нет.
На берег реки вышел человек, остановился.
Сашка знал всех деревенских, а других тут и быть не должно.
«Это же наш околотошный, Иван Иванович. Не в форме и без ружья. Значит, не на охоту пришёл», – соображал Сашка.
Нужно подойти поздороваться. Но как только Сашка собрался выйти из укрытия, он услышал гул, сначала еле слышный. Гул приближался, нарастал. Участковый повернул голову в сторону звука. Наконец наступила тишина. Сашка следил за человеком на берегу. Того окликнули:
– Участковый!
– Тут я! Тут! Чего орёшь на всю тайгу!
К участковому подошёл крепкий парень и протянул для приветствия руку.
– Гудите вездеходом на всю округу…
– Не боись. Мало ли вездеходов нынче по тайге ездит. Каждого шарахаться. А мы не бандиты какие-то. Фирма у нас, золотая фирма, всё по закону.
– Всё, да не всё. Не так ли?
Участковый прищурил глаза, посмотрел на старателя. Тот хитро улыбнулся:
– Твоя правда. Не всё золото государству идёт. Тебе часть отдаём. А разве ты не государство?
– Ты тише такие вещи говори, – милиционер оглянулся, – не ровён час кто услышит.
– Кто тут может услышать? Закон – тайга, медведь – хозяин. Так вроде говорится?
– Так-то оно так, да только когда я от деревни сюда шёл, выстрелы в этой стороне слышал.
