Сашка согласился и, вспомнив институтские лекции, стал описывать, как выглядит глухарь, как на него охотятся, какое из него может получиться прекрасное чучело. Похвалился, что в прошлом году сам добыл замечательный трофей, подойдя на выстрел под глухариную песню. Закончив рассказ, посмотрел в глаза Алексею:
– Ну, теперь твоя очередь…
И тот стал говорить:
– Лет восемь назад закончил я армейскую службу. Был отличник боевой и политической, комсомолец, сержант, танкист, механик-водитель. Домой после дембеля решил не ехать. Отца у меня нет, мать на заводе работает, жили мы в коммуналке… В общем, посоветовали мне друзья завербоваться на Крайний Север. Мол, поживёшь пару лет в лесу, денег накопишь, тогда и домой можно вернуться. Ну, я согласился и очутился в этих краях. Определили меня на вездеход водителем. В бригаде коллектив хороший, зарплата огромная. Живи и работай. Я в округе всю тундру изъездил. Скоро всех оленеводов знал, и Лёху тоже все знали. Так два года прошло, а потом слетал я в Сочи и там не устоял от соблазнов разных, все свои накопления ухлопал…
Алексей достал сигарету и закурил. Потом продолжил:
– И вот как-то еду я на своем вездеходе, вспоминаю Сочи. А сам уставший, грязный, как чёрт, – несколько дней из-за рычагов не вылезал. Тут вспомнил, что обещал одному оленеводу радиоприёмник завезти. Давно его купил, а тут как раз деньги закончились – день рождения свой с ребятами праздновал… Ну сделал крюк километров в сто. Захожу в чум. Оленевод там. Обрадовался, когда я приёмник достал. Пока я его настраивал, оленевод сундучок открыл, а он полный денег. Пачка к пачке. У меня аж дыхание пропало. Вот это да! Нашей бригаде всем вместе за год не заработать. Оленевод мне деньги отсчитал: «На, – говорит, – тебе, хороший человек, заезжай к нам в гости, всегда будем рады видеть!» – и сундук захлопнул, а вместо замка палочку воткнул.
Я чай с ним попил, потом попрощался, сел в свой вездеход и поехал. Но отъехал недалеко. Остановился в лощине, и верите, не могу больше рулить, перед глазами сундук и деньги. Зачем всё это оленеводу? Где он эти деньги потратит? А у меня вся жизнь впереди. Пот холодный меня прошиб. Достал я бинокль, вылез из вездехода и стал за чумом следить. Дождался, когда хозяин уехал, и в чум. Набил свой рюкзак деньгами доверху, только несколько пачек оставил. И помчался куда глаза глядят. Ехал, пока вездеход в болоте не утопил. Потом до ближайшего посёлка добрался, помылся, побрился, купил билет на самолет и… пропал Лёха для всех без вести.
Такое сообщение и матери с работы послали. Она даже могилу мне устроила, на последние свои деньги памятник поставила. Любит меня мама. Только я после всего этого писать ей не могу. Пытался – не получается. Знаю, что, когда сообщу ей, что живой, простит. Но зачем?
Обосновался я в Москве – город большой, затеряться проще. Ксиву себе новую справил. Был Иванов, стал Сидоров. На работу устроился дворником. Деньги не тратил, жил на одну зарплату. С полгода продержался, потом не выдержал, снова в Сочи махнул. Загулял. Рестораны, девки, такси дежурит, за минералкой и пирожками катается. Лучшие номера в отелях для меня, музыкантам сотенные на чай. Скоро все в Сочи узнали, что появился у них в городе миллионер, Лёхой зовут.
Кутил я так с месяц, пока в одно прекрасное утро в дверь моего номера «стук-стук». Заинтересовались органы правопорядка, откуда у дворника столько денег! Давай меня колоть. Я никак. Потом подсадили ко мне в камеру «утку», ну я и проболтался…
Меня в наручниках на место совершения преступления привезли, решили очную ставку с оленеводом устроить. Я в камере с неделю сидел, ждал, когда моего знакомого в тундре отыщут. Нашли его, привезли на вертолёте. Оленевод на меня посмотрел и говорит: «Однако, это не тот человек. Тот другой был». Следователь за голову схватился: «Как не тот?» Оленевод своё твердит: «Однако, это не тот. Тот мужик с бородой был». Прилепили мне бороду. Тут меня оленевод и опознал. «Этот, – говорит, – мне радиоприёмник привозил. Наверное, он и деньги забрал. Но точно не знаю, не видел». Честный оленевод: что было, то и сказал.
Дальше был суд – гуманный и справедливый. Дали мне за хищение частной собственности срок, который я от звонка до звонка отмотал. Теперь вот клюкву-ягоду собираю по два рубля за килограмм…
Молчание первым нарушил Полковник:
– Не грусти, Лёха, бывает. С матерью только ты не прав. Напиши ей обязательно. А денег мы с тобой и на клюкве заколотим. Вон Бугор большие заработки обещает. А сейчас давай спать. Мы тут в доме нары сколотили. Ты с нами или как?
– С вами. Ночью холодно даже у костра. А я выспаться хочу. Меня завтра рано не будите.
– Тогда ты спи, а мы с твоим ружьишком и собакой с рассвета по тайге побродим. Разрешишь? Лёха стрелять умеет – в армии отличником по боевой был.
– Берите, – разрешил Сашка, – только осторожнее. Идите по реке. Думаю, глухари опять прилетят.
Он долго не мог уснуть. Лежал на нарах и пытался представить, как бы поступил, окажись в его руках столько денег, но так и не смог…
Утром Сашку разбудили новые знакомые.
– Смотри, бугор, какую птицу грохнули! – доложил Полковник. – Большая, на всех хватит. Только не знаем, как она называется.
– Я же вам вчера рассказывал, – улыбнулся Сашка. – Это и есть глухарь. Поздравляю с трофеем…
Солнце было уже высоко и пригревало. Умывшись в реке, Сашка присел у костра. Мужики, успевшие заварить себе чифиря, по очереди пили его мелкими глотками из кружки. Предложили Сашке, он отказался. Налил себе в кружку кипяток, надавил туда клюквы и положил сахар. Кусок чёрного хлеба намазал маргарином. Сливочного масла в посёлке не продавали, но и с маргарином получилось вкусно. Когда позавтракали, пошли на ближнее болото собирать ягоду-клюкву. План необходимо было выполнять…
За изюбрем
Контора государственного промыслового охотничьего хозяйства была построена чуть в стороне от основного посёлка, ближе к таёжным сопкам, у подножия которых текла река.
– Тут, на берегу, место что надо, – сказал директор госпромхоза, назначенный во вновь организованное хозяйство. – Нужно строить!
И через пару месяцев здание конторы было готово. Это было давно. Но с тех пор в промхозе, куда Сашка прибыл по направлению из института на производственную преддипломную практику, ничего не изменилось. Тот же посёлок, та же река и те же сопки, покрытые лесом.
Только здание конторы состарилось. Брёвна, из которых оно сооружалось, из золотисто-жёлтых превратились в чёрно-серые, с широкими трещинами на торцах. Крыльцо конторы накренилось. Но зато на задворках появился свежепостроенный вагончик-балок с лесенкой и скрипучей входной дверью, односкатная крыша которого светилась серебром на ярком осеннем солнце. Внутри балка – стол, пара пилёных чурок вместо стульев и нары. Была и железная печь, за несколько минут наполняющая теплом всё помещение.
Это для Сашки немаловажно, ведь в балке он жил со дня прибытия в посёлок. А на дворе сентябрь и по ночам холодно. Уже с неделю лужи на улице под утро покрывались ледяной коркой, а жёлто-зелёные листья росшей рядом с конторой рябины – серебристым инеем. Вот и сегодня, выйдя из балка на улицу, Сашка поёжился от холода.
