Самым пророческим моментом в костюмах конца XVII века, первым признаком «модерности» стала способность стремительно, за тридцать лет (с 1660 по 1690 год), преодолеть немалую эстетическую дистанцию и уйти от всякого сходства с женским нарядом. В первой половине XVII века хорошо одетые мужчины и женщины выглядели довольно похоже: распущенные локоны, широкие кружевные воротники, большие шляпы, оба пола задрапированы в подвижные сверкающие шелка, сходные украшения, у обоих полов фигура ниже талии, на бедрах, расширялась — тогда еще корсеты были короткими и сжимали только ребра. После 1660 года появляются новые мужские верхушки, длинные и свободные, в темных, даже мрачных тонах. Вскоре они превращаются в костюмные пиджаки с большими накладными карманами и большими манжетами; повсюду — на карманах и на манжетах, спереди на пиджаке и на рубашке — бросались в глаза ряды пуговиц. Позумент, заимствованный с мундиров рядовых солдат и ставший вскоре главным «военным» мотивом, использовался даже для отделки придворного мужского платья; шляпы и пояса, к которым цепляют шпагу или саблю, увеличивались пропорционально огромным парикам. Невероятных размеров достигали сапоги, прямо-таки скульптурные изделия с широкими раструбами, из которых проглядывала особая у правого и у левого сапога подкладка.
В тот же период костюм элегантной женщины развивается в противоположном направлении: он все более жестко и плотно заковывает тело выше пояса, но при этом его шьют из тканей светлых тонов и все чаще со случайными элементами декоративной драпировки. Декольте сделалось выразительнее прежнего, женщины обходились без пуговиц, манжет, поясов и карманов; их наряд не содержал никаких намеков на свободный крой или военный позумент. Шляпы на женщинах были редкостью, зато вошли в моду изящные кружевные головные уборы. Женщины обходились (при некоторой помощи) собственными волосами. Женское платье выглядело более буржуазным, скромным, самодостаточным, а мужское, несмотря даже на приглушенную окраску, — дерзким и самоутверждающимся.
Эти различия возникают в тот самый момент, когда в царствование Людовика XIV в портновском ремесле происходит великое разделение, последствия которого будут наблюдаться веками. В 1675 году группа французских портних обратилась за королевским разрешением создать собственную женскую гильдию, которая занималась бы исключительно женскими нарядами. С этого момента ремесло портнихи узаконивалось в качестве профессии. Людовик дал согласие, полагая, что такое решение послужит к чести французских женщин, позволит им реализовать свои таланты, проявить независимость вкуса и должное уважение к присущей этому полу скромности. Поскольку вся Европа копировала французские моды и методы, с тех пор женщин стали одевать женщины, а мужской одеждой занялись мужчины.
Хотя поначалу женщины затеяли это для собственной выгоды, в итоге затея обернулась против них, так как ремесло разделилось на почтенное портновское дело — обшивать мужчин — и на фривольную женскую «моду». В дальнейшем этот раскол только усугублялся. «Мода» противопоставлялась прогрессу портновского искусства, ее создательницами и потребительницами являлись женщины, и, следовательно, она воспринималась как нечто вредоносное для мужского пола, а тем самым и для человечества в целом. С этого момента способы одеваться у обоих полов расходятся. Это разделение повлияло на весь ход XVIII века, достигло пика в XIX столетии и влияет на моду в современном мире. С него также начинается замечательная, уникальная судьба современного мужского костюма, с выраженно абстрактным характером, столь отличного от любых женских нарядов, сочинявшихся на протяжении его долгой истории.
Прежде, на исходе Средневековья, когда зародилась подлинная мода, оба пола обслуживали портные-мужчины, и потому на протяжении четырех столетий между разными наборами сексуальной символики поддерживалось определенное соответствие. Мужская и женская одежда различалась формами, эротическими акцентами, и тон всегда задавала мужская мода. Но при этом до конца XVII века мужское и женское платье оставались вполне похожими объектами. При всех отличиях в компонентах и намеках они задумывались и исполнялись по принципам единого ремесла, из одного и того же материала, и ни один пол не имел превосходства по части роскоши и украшений над другим.
Все это время одни мужчины придумывали, вымеривали, кроили и шили одежду для каждого заказчика, другие мужчины подгоняли наряд по фигуре, где-то подкладывая, где-то утягивая корсетом, придавая мягкость или жесткость, в соответствии с модой для обоих полов. Портновская гильдия, как и все прочие профессиональные организации, обладала определенным статусом и, подобно им, целиком состояла из мужчин. Таким образом одежда, начавшая подчиняться моде, изначально занимала достойное место среди признанных продуктов различных ремесел. Существовали и профессиональные швеи, которым портные поручали обработку швов, подшивку и отделку. Женщины же, как правило, шили рубашки, нижнее и постельное белье и детскую одежду, но работали они обычно на дому и не считались профессионалами. Женский ручной труд удостаивался куда меньшего внимания, чем ремесло портного-мужчины.
Женщины и не были портными, то есть профессионалами, обученными создавать фасон, кроить, подгонять по фигуре. Они не становились ни мастерами, ни подмастерьями, ни даже ученицами в ателье, хотя никто не отрицал их талантов в обращении с иглой. Женщины не только обрабатывали, милю за милей, бесконечные швы и для своих близких, и за плату, но и традиционно создавали великолепные кружева, вышивки, изысканные аксессуары. По-видимому, предполагалось, что женщины прилежны, искусно работают руками, способны разнообразить узоры, но при этом не одарены воображением — то есть техническим воображением. После того как была создана особая гильдия женщин-портних, портные-мужчины продолжали работать в традициях своего ремесла, но ориентировались отныне только на мужчин. Женская гильдия открыла перед женщинами более широкие возможности украшать себя. Впервые одежда задумывалась и создавалась отдельно для каждого пола и по-разному. Это разделение существенно сказалось и на сути, и на репутации моды в следующие два века. Сохраняется оно и поныне.
Прежде, на протяжении двухсот лет, корсеты из металла, дерева или китового уса вшивались непосредственно в женское платье, придавая ему форму, требуемую модой. Аналогичные корсеты вшивались в мужские камзолы или в юбку плаща. Различные крепления и элементы жесткости помещались также внутрь воротников, рукавов и головных уборов обоих полов, заставляя их выпирать наружу или вверх. Но к 1700 году появились корсеты иного рода, отдельный элемент нижнего белья с «костяшками», который утягивал фигуру. Отныне корсет предназначался исключительно для женщин, и в течение XVIII века эту сугубо женскую деталь продумывали, кроили, конструировали и подгоняли по фигуре именно мужчины. Отдельный корсет воспринимался как естественный этап в развитии портновского ремесла, он был унаследовал от оружейника, подобно тому как все портновское искусство отпочковалось от искусства изготовлять доспехи.
Это означает, что новый способ создавать платья, который теперь осуществляли женщины, в реальности сводился к тому, чтобы приспособить ткань, зачастую ложившуюся складками и почти не нуждавшуюся в крое, к уже затянутому, как требовалось, торсу. Большей части отреза было позволено свободно ниспадать в качестве юбки, и в наряд еще добавились рукава. Такое платье не требовало особой фантазии от создателя и закройщика. Поскольку оно не составлялось из множества частей и не подгонялось ко всему телу, это платье можно было «разобрать» и использовать единый кусок материи по-другому. На портретах самого начала XVIII века мы видим некоторые последствия такого расклада: верхняя часть туловища явно очень жестко затянута, но платье вокруг этой жесткой основы драпируется — вероятно, специально с целью позировать художнику — словно бы как придется.
