Наиболее жизнеспособные формы мужской элегантности во второй половине XVIII века развиваются усилиями эксцентричных и чуждых моде английских аристократов, которые все более чураются и показухи, и придворного ритуала. При этом они не сближались и с обликом представителей среднего класса, свидетельствующим о коммерческом успехе или же о суровости священнослужителя. Они взяли за основу прекрасную простоту, предложенную ранее пуританами и подхваченную сельскими сквайрами. Так к символике войны и религии добавились другие важные оттенки: сельского досуга и сельского спорта, вечных побед над суровой природой.
Главное занятие сельского дворянина — охота — подразумевает идентификацию сразу и с преследователем, и с жертвой. Поэтому английский сельский костюм не только гармонировал цветом с землей и полями, камнями и лесом, но и напоминал удобную лошадиную или собачью шкуру, плотно прилегал к телу, эти серовато-коричневые краски похожи даже на олений мех. Сочетание шерсти, кожи и льна дарило телу джентльмена поэтическую гармонию с его природной средой, а не оттенок противостояния ей. Создавалось впечатление господства над природой из любви, а не из страха. В середине XVIII века и позднее этот эффект отражен на картинах Джорджа Стаббса, где присутствуют изображения людей и животных. Во второй половине XVIII века природа сама входила в моду; ее этически и эстетически превозносили над тщетными и извращенными усилиями цивилизации. Следовательно, наибольшей привлекательностью обладал костюм, воплощавший такое к ней отношение.
Итак, стремительная модернизация мужского платья в Англии в конце XVIII века была уже хорошо подготовлена, поскольку мужская мода полностью отделилась от женской. Теперь большие объемы и тяжеловесная демонстрация богатства больше не считались признаками аристократического мужского костюма. К тому времени Англия далеко продвинулась в техническом прогрессе, стала богатой и демократической страной; англичане обезглавили абсолютного монарха еще до того, как Людовик XIV прочно взял власть в свои руки. Простой сюртук, практичные сапоги, шляпа без украшений, простое белье — все это стало приметами английского джентльмена, который, помимо обширных поместий и сундуков с золотом, обладал здравым умом, взрослым презрением к примитивным обычаям и всяческой мишуре, сколь угодно богатой и изысканной. Парики еще сохранялись, но заметно уменьшились в размерах. Приходилось порой надевать роскошное придворное платье, но лишь во время официальных визитов ко двору в Англии или за границей.
В Англии изысканные и пестрые одежды ассоциировались теперь не только с папизмом, но с женской сексуальностью, напоминали о Франции и Италии, где, как полагали, царили страсти, чувственность, суеверие и где все еще сохранялся феодализм и сатанинский католицизм. Поэтому Париж воспринимался как столица женского, но не мужского стиля. Женщинам приписывали повышенную эмоциональность, считали их вместилищами фривольных, если не прямо запретных фантазий — а также, как и всегда, хранительницами традиционных общепринятых взглядов, преданий. Лондон же стал центром по-настоящему современного мужского костюма. В 1780-е годы с этим фактом смирились и французы. Еще до революции они начали перенимать простоту английского мужского кроя. Кроме того, по примеру лондонцев французы завели для выхода в город прогулочные трости и зонты, пригодные для благоразумных господ, предпочитающих передвигаться по улицам пешком. Время парадных шпаг европейских вельмож, ездивших в салоны и на вечера в золоченых каретах, безвозвратно прошло.
Но пока приживались новые английские представления о том, как должен выглядеть наряд джентльмена, в конструировании костюма утвердились и другие принципы. В конце XVII века и на протяжении нескольких десятилетий XVIII века верх мужского костюма не имел воротника, хотя заметно выделялись лацканы и манжеты; кроме того, не предпринималось попыток придать форму плечам. В то время существовал единственный вариант одежды с воротником — лишенный элегантности сюртук, какой джентльмены носили в деревне. Кучера тоже надевали плащи с пелериной, защищавшей от дождя и снега.
Произведения искусства свидетельствуют, что в период с 1650 по 1780 год плечи у мужских нарядов были заужены и мягко опущены, в результате грудь казалась несколько впалой, и даже у худощавых джентльменов между распахнутыми полами пиджака над поясом низко посаженных бриджей круглился животик. Этот центральный свод подчеркивался рядом жилетных пуговиц — они шли по центру жилета и им вторил такой же ряд пуговиц пиджака плюс два ряда петель. Полы пиджака часто делали жесткими и даже подкладывали в них проволоку, чтобы они на уровне бедер растопыривались в стороны и кзади. Из-под пиджака выглядывали бриджи, очень широкие на бедрах и сужавшиеся к колену, а ниже общую картину довершали чулки и туфли на среднем каблуке или же сапоги.
В результате у мужской фигуры выделялись бедра, ляжки и живот, а грудь и плечи, напротив, преуменьшались; торс вытягивался, а ноги укорачивались. Независимо от того, украшали этот костюм вышивкой или он оставался совсем простым, мужская фигура получалась несколько приплюснутой и инфантильной, можно даже сказать — женственной, а кудрявый парик подкреплял такое впечатление. Но таково наше восприятие уже с точки зрения моды XX века. В ту пору и большой парик, и покрой мужской одежды были столь очевидно маскулинными, что никому не могло померещиться нечто женственное в грушевидной форме, которую искусство и мода предписывали в качестве мужского идеала. Заметим, что сама эта форма имела давний и прочный авторитет, и многие джентльмены носили такую одежду вполне грациозно. Женщина в одежде составляла радикальный контраст этой «груше», она оставалась традиционно женственной согласно освященному веками обычаю: жестоко утягивалась талия, грудь обнажалась в декольте, допускались различные агрессивно-оборонительные версии юбки. Перепутать эти две фигуры было невозможно.
Но каким образом из слоев складчатой ткани с многочисленными рядами пуговиц, из наряда, укрывавшего грушевидную мужскую фигуру до колен, развился образ современного мужчины в современном костюме? Чтобы модернизировать целиком идеал мужской формы (не только пересмотреть материал или аксессуары), требовалась более действенная сила воображения, чем смутные механизмы технических и социальных перемен. Конечно, одежда и впрямь начала меняться под действием новых представлений о полах, но лишь новый радикальный сдвиг визуального стиля обучил коллективный глаз иному видению фигуры. С этого момента в противовес всем описанным прежде вариациям появляется современный костюм, намекающий на мужское тело с широкими плечами и мускулистой грудью, плоским животом и тонкой талией, впалыми боками и длинными ногами. После 1800 года развитие современного костюма, состоящего из элегантного пиджака, жилета, рубашки и брюк, потребовало не только новых материалов, но и нового анатомического обоснования. И таким обоснованием стала только что появившаяся в эстетическом репертуаре античная тема героической мужской наготы.
Античная естественная нагота
Когда неоклассические художники и мастера попытались в конце XVIII века воплотить современные идеи в радикально античной форме, классическая древность сама по себе не стала таким уж открытием. Образованные европейцы столетиями черпали в ней свои сюжеты, темы и визуальные образы; художники перелагали античные элементы на любой текущий формальный язык. Но во второй половине столетия, отчасти под влиянием гравюр, распространившихся после раскопок в Помпеях и Геркулануме, визуальное осознание Античности резко обострилось. Оно соответствовало пробуждавшимся идеям Природы и Разума и даже Свободы и Равенства, которые, казалось, особенно хорошо запечатлены в самых строгих, даже примитивных образцах, не пострадавших от позднейших искажений. Художественная жизнь Европы все больше задействовала ордера классической архитектуры и образы классического искусства, максимально сохраняя исконные формы. Пришлось вновь оглянуться на хорошо известные образцы античного искусства, а также познакомиться с новыми.
